Ярослав Зуев - Расплата. Цена дружбы
– Надо бы сделать снимочек, – изрек, зевнув, хирург. – Даже два снимка.
Через час Мила покинула больницу. Майор Торба избавил ее от соблюдения формальностей, возникающих, когда речь заходит о наезде на пешехода. Он же доставил ее домой. «Господи, да у меня ноги подгибаются», – думала госпожа Кларчук, переступая порог квартиры. На лестнице Торбе довелось буквально нести ее на руках, сказывались успокоительные уколы. Видимо, майор чувствовал определенную неловкость и даже вину перед ней, а потому в дороге не скупился на любезности, по части которых не был силен. Хоть и старался, из кожи вон, и разве что не сдувал с потерпевшей пылинки. Но, только даром тратил время. Его голос долетал до нее в виде какофонии звуков, похожей на ту, какая бывает, когда окунаешься с головой на людном пляже.
– Вы уж извините, если что не так.
Мила пробормотала, что все просто прелестно, и без сил опустилась на кровать. Майор, в смущении, откланялся. «Хорошо бы, чтоб Андрей не принял этого глупого Торбу за Протасова, – думала Мила без особой тревоги. Тревогу у нее принудительно убрали уколами. – Ато еще вышибет тому мозги. По ошибке. А майор такой любезный, что даже на милиционера не похож». Надо было съездить за сумкой, спрятанной, по ее мнению, на совесть, а то: «раз начались неприятности, то следует опасаться продолжения. Это их замечательное свойство, базирующееся на каком-то неведомом науке законе. Который просто существует, и все. Вне зависимости от пожеланий трудящихся».
«Мы же не хотим осчастливить какого нибудь бомжа, который явится, за картонными коробками. Хотя и не жалеем самих коробок. Да забирайте, Бога ради».
Еще Мила хотела под душ, но безграничная усталость, умноженная успокоительной инъекцией, буквально приковала ее к матрацу. «А еще бы не помешал глинтвейн. Хорошая, керамическая кружка, полная горячего и крепкого напитка. Тем более, что в кухонном шкафчике, кажется, завалялась бутылочка марочного красного вина». Но, вместо того, чтобы отправляться на кухню и смешивать напиток, Мила Сергеевна медленно стянула одежду и сбросила ее на пол. Последними трусики, которые еще заинтересовали санитара. Точнее, остатки трусиков. Потянулась за теплым махровым халатом и высокими шерстяными носками. Переодевшись таким образом, госпожа Кларчук закуталась в несколько пледов, свернулась калачиком и почти что сразу заснула.
Едва левое полушарие отключилось, правое вернулось к событиям истекшего дня. Это напоминало эстафету, без которой она бы прекрасно обошлась, если бы мозг можно было выключить как телевизор. То на Милу Сергеевну катил угрожающих размеров комбайн, пронзительно желтый, как и чертова «Лада». Из кабины высовывался Протасов, причем оскал Валерия немногим уступал волчьему. Мила с ужасом обнаружила желтоватые, сильно развитые клыки и резцы. Казалось, они клацали у лица. «Дай сумку, дура, а то нос отхвачу!» – кричал Протасов, а из пасти текла слюна. Мила Сергеевна хотела бежать, но ноги словно угодили в капкан. Опустив голову, Мила увидела Вовчика-Палача. Лже-Любчик притаился за кустом, обеими руками сжимая ее лодыжки. Комбайн надвигался так стремительно, что Мила сообразила, что сейчас умрет. «Что чувствует мясо, прокручиваемое вэлектромясорубке?»«А что бы сказала корова, если бы почиталаповаренную книгу?» Чудовищная желтая молотилка гудела над ухом Милы, и она не знала, жива ли, или уже разорвана на клочки. Если разорвана, то хорошо, что без боли. Или это аффект? Неожиданно она оторвалась от земли, очутившись во власти какой-то новой, неизвестной силы. Протасов с комбайном остались далеко внизу. Валерий разочарованно махал руками. Мила показала ему средний палец и захихикала. Впрочем, смех скоро оборвался, Мила сообразила, что все-таки умерла. «Когда приходит смерть, душа возносится высоко. Вот и все. Это прекрасное доказательство общеизвестного религиозного постулата».
«Насколько высоко?» — Мила еще раз глянула вниз, и в ужасе зажмурилась. Нечто подобное ей случалось наблюдать, сидя в набирающем высоту самолете.
«О Господи, я же сейчас упаду!»
«Ерунда! У тебя нет тела! А души, как известно, не падают!»
«Да? Тогда как быть с падшими душами?»
Итак, ветер бил Миле Сергеевне в лицо. Ее швыряло в воздушных ямах, отчего сердце проваливалось в пятки. Ей казалось, что она вот-вот упадет, и от удара разлетится на куски, как фарфоровая статуэтка о бетон.
– Мама! Мамочка! – кричала Мила.
– Мамоч…
Чьи-то пальцы грубо зажали ей рот, перекрыв доступ кислороду.
– ША. НЕ ОРИ, ШАЛАВА, ЕЩЕ, Б-ДЬ, РАНО.
* * *– ША. НЕ ОРИ, ШАЛАВА, ЕЩЕ, Б-ДЬ, РАНО.
Мила распахнула глаза и увидела лицо Витрякова. Это было даже страшнее, чем лететь по воздуху, и Мила попробовала крикнуть опять.
– Ммм…
– Заглохни, говорю, тварь драная. Еще навопишься, гарантирую. Филя, б-дь на х… а ну-ка глянь по верхам, кругом, бегом, может, где бабки лежат?
– Золото, драгоценности, валюта, – усмехнулся Филимонов, и отложил кувалду, которой только что сломал замок, выбив к чертям собачьим сердечник.
– Ногай, помоги Шраму. И хватит пялиться на эту б-дь. Впервые письку увидал?
– Может, уважим женщину? – предложил Ногай.
– Ммм… – подала голос Мила.
– Видишь, она просит.
Витряков махнул кулаком, который угодил в темя. Мила потеряла сознание.
– Анестезия по первому разряду. – Шрам шагнул к Миле. – Дай, добавлю.
– Зачем? – сказал Кашкет.
– Так уважим, пока теплая? – Ногай не спешил с обыском.
– Я сейчас тебя уважу, чурбан нерусский! – взбеленился Леня. – Ты, б-дь, что, вообще без башни?! Если тот мусор, которого ты в парадняке кокнул, стуканул своим дружкам, тут, б-дь на х… скоро такая каша заварится, задолбаетесь хлебать. Так что подберите слюни и шевелите копытами, пацаны. Водку будем после пить.
* * *Но, бандитам нечего было опасаться. Когда оперативник, оставленный Торбой у квартиры, засек четырех подозрительных типов, то решил для начала проследить за ними. Это было ошибкой. На лестнице его поджидал Ногай, владевший заточкой, как скрипач смычком. Мертвое тело без шума сбросили в подвал.
– Нормальный ход, – оживился Филимонов, подцепив с полу рваные трусики госпожи Кларчук. Они валялись у всех на виду. – Кто это ее так пер, что портки лопнули?
– Бинт? – позвал Витряков. – Сгоняй в коридор, притащи плащ или пальто какое. Завернешь телку. Не голой же ее тащить.
Бандиты перевернули квартиру вверх дном, но улов оказался невелик. Пару золотых цепочек, несколько колец и четыреста баксов Витряков спрятал в нагрудный карман.
– Телевизор прихватим? – осведомился Ногай.
– Я, б-дь на х… бизнесмен, а не домушник. – Отрезал Леня. Прихватив запеленатую в плащ Милу, (она по-прежнему находилась в отключке), бандиты уселись в оставленный под домом «Галант».
– Ну, давай, поехали, – приказал Витряков, и машина устремилась к выезду из города.
* * *Мила пришла в себя, когда городская черта осталась далеко позади. Первое, что она обнаружила, едва к ней вернулось сознание, была крепкая мужская рука, беспардонно шарившая под плащом. Возможно, эти бесцеремонные прикосновения и привели госпожу Кларчук в чувство. Она широко раскрыла глаза и попробовала сбросить эту руку. Но, не тут-то было. Мила оказалась плотно зажатой между двумя бандитами на заднем сидении иномарки. Рот был заклеен скотчем, а руки связаны за спиной, отчего затекли и едва покалывали. Как вскоре удостоверилась Мила, автомобилем управлял Филимонов. Крепкий затылок Витрякова торчал из-за подголовника переднего пассажирского места. Машина плавно покачивалась на дороге, видимо, скорость была достаточно велика. Сидевший справа от Милы бандит с целиком забинтованной головой помалкивал и смотрел в окно. Примостившийся слева подонок с физиономией китайца ощупывал ее, как археолог уникальную статую.
– Нравится, да? – шептал китаец. Изо рта у него воняло луком. Мила напряглась, в попытке отстраниться.
– Тихо сиди, зарежу, – шепотом пообещал китаец, засовывая ей руку между ног. Мила громко и отчаянно замычала. Именно в этот момент Филимонов пошел на обгон, в результате которого они едва не распрощались с жизнями. Привлеченный мычанием Шрам вскинул глаза к зеркалу заднего вида, и «Галант» вынесло за осевую. Прущий навстречу джип, отчаянно сигналя, вильнул на обочину, и машины разминулись в считанных сантиметрах. Около минуты бандиты отходили от потрясения, а затем напали на водителя, как морские леопарды, собирающихся полакомиться пингвином.
– Ты, идиот! Чуть всех нас не угробил, твою мать!
– Еще раз такой крендель выкинешь… – злобно пообещал Витряков.
– Я тут ни при чем, Леня, – оправдывался Шрам из-за руля. – Эти козлы шалаву уже всю облапили. Я только на секунду отвлекся…
