Виктория Платова - Смерть на кончике хвоста
Леля достал из кармана пиджака визитку Маркелова с припиской «Вы мне нравитесь». Маркелов повертел ее в руках и надолго задумался.
— Узнаете? — спросил его Леля. — Да…
— Мы нашли ее в вещах Литвиновой. — Леля кивнул на приписку. — Должно быть, у вас было романтическое знакомство.
— Да. Романтическое.
— Не смею больше вас задерживать, Денис Евгеньевич. И хотя наше знакомство произошло не при таких романтических обстоятельствах… Вот, возьмите, — Леля протянул Маркелову свой номер телефона. — Свяжитесь со мной, и я сообщу вам дополнительные сведения. О Литвиновой.
— Спасибо.
Они вместе вышли из «Царской охоты» и пожали друг другу руки. Маркелов побрел в сторону Бармалее-вой, и Леля еще долго смотрел ему вслед. Симпатичный парень. Симпатичный, хотя и остаются вопросы. Но они касаются даже не самого Маркелова, а квартиры.
Маркелов утверждает, что некоторое время жил там, а когда ушел — оставил некоторые из своих вещей. Но их обнаружить не удалось. Так же как и ключа в почтовом ящике, хотя он должен был бы (опять же по уверениям Маркелова) находиться там. Если, конечно, его никто не вытащил. И кассета автоответчика…
И собака.
Собака, вот что смущало Лелю по-настоящему. Он склонен был верить Сане Гусалову, что тот слышал собачий лай за дверью: до этого Саня ни разу не давал ему повода уличить себя в слуховых или каких-либо иных галлюцинациях. Но ведь не собака же вынула ключ из ящика, ворвалась в квартиру, достала кассету из автоответчика, подбрила станком Маркелова шерсть на животе и затем выбросила его в мусорное ведро!
А что, если Денис Маркелов врет?
Если они на пару с Литвиновой проворачивали те делишки, о которых говорил ему инвалид Базилевич? А потом они на пару убрали банкира (если верить обслуге «Диких гусей», Литвинова сделала один звонок из ресторана) и…
На этом "и" полет следственной фантазии Лели благополучно заканчивался.
И всему виной коттедж Радзивилла. Литвинова умерла от передозировки, имея на руках билет в Мурманск. Банальный несчастный случай, подтвержденный вскрытием. Рубаха, найденная в ее квартире, принадлежит Радзивиллу. Охранник фирмы Каралуп и его приятель Попов видели, что машину Радзивилла к офису подогнала именно девушка.
Все указывает на Литвинову, но подобную операцию вряд ли можно было бы провести без сообщников. А Денис Маркелов — идеальный кандидат в эти самые сообщники, если учесть к тому же его специальность. И, по-хорошему, раз уж с Литвиновой случился такой конфуз, он должен был залечь на дно. Но он даже не подумал этого сделать. Напротив, почти целый час убеждал Лелю в том, что близок с Литвиновой и все последнее время проводил с ней. Никакой логики…. Никакой. Кроме логики влюбленного мужчины.
… — Ты будешь десерт? — вывел его из задумчивости голос Серафимы.
— А что, уже десерт?
Племянница посмотрела на дядю испепеляющим взглядом. Негодяй, злодей, бесчувственный тип, как ты можешь витать в облаках, когда напротив нас сидит САМ ВЛАДИМИР ВОРОНОВ!!!
— Пожалуй, — проблеял Леля и уставился на писателя.
— Так на чем мы остановились, Сима? — спросил у племянницы раскочегарившийся Воронов.
— Я тоже думаю, что мифологические имена играют с людьми злые шутки, — с апломбом заявила Серафима, и Леля едва не сполз под стол от такой многозначительности.
— Это и есть так называемая мерзость мифологии, — поддержал Серафиму Воронов.
— Даже у дяди Лени в каком-нибудь деле всегда фигурирует какая-нибудь фирма с каким-нибудь мифологическим именем.
Это была самая обыкновенная Симкина уловка. Симкин конек. Безнаказанный способ пустить пыль в глаза. Она обожала мифы. Все мифы — от Греции до ацтеков, всех богов и всех богинь — от Аматэрасу до Парвати. А вставить это в разговор, особенно с человеком, от которого ты без ума, было делом техники. И Воронов оценил эту технику по достоинству.
— Например, «Калипсо», — он подмигнул Леле, а Серафима сосредоточилась на тарелке с шоколадным пудингом.
После нескольких секунд молчания она вдруг выдала:
— «Та, что скрывает».
— Что вы имеете в виду, Сима? — вздрогнул Воронов.
— Калипсо — в переводе с древнегреческого: «та, что скрывает». Нимфа, у которой семь лет прожил Одиссей.
— Удивительное совпадение, не правда ли? — через голову Серафимы спросил у Лели Воронов. — Вас нужно приглашать в консультанты по мифологии, Сима.
— Если вы когда-нибудь захотите написать что-то такое… — Глаза у Лелиной племянницы подернулись восторженной пленкой.
— Я обязательно позову вас… Вы удивительная. Пальцы Серафимы ухватили ложку, а Воронов закончил:
— А ваш дядя, судя по всему, пребывает не в настроении.
— У него проблемы на работе, — вывалила простодушная Серафима.
— Это потому, — улыбнулся Воронов, — что он не усвоил одного правила: вычисление преступников — это чистая математика. Можно раскрыть преступление, не выходя из комнаты. Нужно только, чтобы были заданы начальные параметры поиска.
Это был вызов, и Леля попытался от него уклониться. И отклонился, если бы не назойливая Серафима, которая прошептала:
— Как это делает ваш Кривуля, правда?
— Чушь, — взвился Леля. Обожаемая Симка — Симка, для которой он всегда делал все возможное и Даже водил в детстве на елку во Дворец культуры милиции, — сейчас откровенно сдавала его. — Это сказки, уважаемый Владимир Владимирович.
— Почему же сказки? Все поддается математическому анализу, — возразил Воронов, а Симка захлопала в ладоши.
— Бред. Изощренными преступления сделала литература. В обыденной жизни все гораздо проще.
— А в вашем последнем случае? — задал коварный вопрос Воронов.
— Да, дядя Леня! — поддержала его Симка. — В твоем последнем случае?!
Теперь они оба загоняли объевшегося «ватсоновских» фирменных кнедликов-рогликов и потерявшего бдительность Лелю в мышеловку.
— Если вы расскажете мне все обстоятельства дела, — нанес удар Воронов, — я через несколько дней, а то и раньше смогу назвать вам имена преступников. Или в крайнем случае составить приблизительную картину преступления.
— Дядя Леня! — мелко затряслась Серафима. — Пожалуйста…
— Это составляет служебную тайну.
— Я же не прошу вас называть имена. Мне достаточно только схемы. И набора вещественных доказательств. Даже психологические характеристики неважны.
Лицо Серафимы просительно сморщилось, а загеленные волосы встали дыбом.
— Ну, я прошу тебя… Пожалуйста…
И Леля сдался. Понизив голос до трагического шепота и делая пропуски на месте имен, он попытался быть максимально объективным. Он рассказал о Радзивилле; о Литвиновой, найденной мертвой за городом со шприцем под ногами (на этом месте безжалостная Серафима цинично хмыкнула); об инвалиде Базилевиче с кубинскими сигаретами-самокрутками и портретом на столе; о несчастном влюбленном Маркелове (на этом месте сентиментальная Серафима уронила слезинку в шоколадный пудинг); о кавалерийских усах Радзивиллихи и двух ее пресмыкающихся (на этом месте брезгливая Серафима поморщилась).
Он не забыл упомянуть о трогательной дружбе девушек-манекенщиц, о вяжущей крючком Тамаре Александровне Кучеренко, о рыжей Виолетте Гатти, о неистовой Агнешке Радзивилл и о направлении к наркологу, которое лежало в сумочке покойной Литвиновой. И о садомазохистском инвентаре Радзивилла. А потом Леля сосредоточился на уликах: он веером раскинул их перед обалдевшими слушателями и по просьбе Воронова достаточно подробно описал их: от рубашки покойного, запонки в багажнике, двух ключей в «бардачке» до обрезанной фотографии и перочинного ножа, которым предположительно могло быть совершено убийство. И о письме Литвиновой, отпечатанном на принтере…
И даже о призраке собаки, о «летучем голландце» по имени Тума он не забыл упомянуть.
И, странное дело, так неохотно начав, он увлекся рассказом, плотины были прорваны, шлюзы открыты, и, когда история подошла к концу, Леля вдруг сам пожалел об этом конце.
— Что скажете? — переведя дух, спросил он у Воронова.
— Блестяще. Идеальная канва.
— И кто же убийца?
— Убийцей был таксист, — вспомнила Симочка старый анекдот.
— Приблизительно, — неожиданно согласился Воронов. — Тем более что речь идет не об одном убийстве, а о двух.
— К счастью, убийство было одно. Вы плохо слушали, — подначил Воронова Леля.
— Дядя Леня! — тут же осадила его Серафима.
— Но самое интересное во всей этой истории даже не убийца, а свидетели, — заметил Воронов.
— Свидетели?
— Хорошо отлаженный механизм. Отличный струнный оркестр, и каждый играет свою часть партитуры. — Воронов впал в философский тон. — Скажите, в вашей практике часто встречалось, чтобы свидетели так идеально подходили друг другу, так дополняли друг друга, чтобы не было ни малейшей неточности в показаниях?
