Ярослав Зуев - Месть. Все включено
Прослушивая телефонные переговоры олигарха, Атасов не выпускал сигареты изо рта. Чад плавал по кабине пикапа, ядовитый и плотный, как атмосфера на Венере. Из приспущенного окошка змеился дымок, наводя на мысли о разгорающемся пожаре. Случись у немногочисленных прохожих, огибавших припаркованный во дворе «пирожок» хотя бы толика гражданского долга, они бы позвонили «01». Но, прохожие только прибавляли шагу.
Так и не достроив коммунизм, мы теперь возводим капитализм, при котором человек человеку волк. Хоть в чем-то идеологи КПСС не врали. Общество получилось действительно волчьим, при этом – не хотелось бы обидеть желтоглазых зверей, таким вот сравнением.
Впрочем, дым и прохожие не существовали для Атасова. Жизнь сконцентрировалась в наушниках. Атасов превратился в слух, когда, после приличного перерыва олигарху позвонила женщина, чей голос показался ему смутно знакомым. Женщина представилась Милой Сергеевной, и тут до него дошло, что это загадочная приятельница Бандуры и не менее загадочная сотрудница Поришайло, которую он, Атасов, собственноручно сдал кризисному менеджеру из Крыма Лене Витрякову после того, как Бандура ее ограбил.
«Ну, надо же, снова жива», – потрясенно пробормотал Атасов, у которого сданная Витрякову чуть ли не как чемодан в камеру хранения приятельница Андрея Мила из-за целого водопада последовавших после этого событий вообще выскочила из головы. Хоть, безусловно, на каком-то подсознательном уровне он продолжал о ней помнить, просто пребывая в уверенности, что она либо лежит в земле, похороненная в одной из бесчисленных лесопосадок, попадающихся по дороге в Крым, либо ее на дне объедают рыбы.
«Как же тебя убить, короста?»
Вскоре Атасову стало ясно, что по части убийства он опоздал, а передав Витрякову – здорово просчитался. Угодив в руки крымским бандитам, госпожа Кларчук заговорила. Причем, первой же жертвой ее откровений стал не Артем Поришайло, а Андрей Бандура, посланный олигархом в Крым.
«Гребаный бумеранг», – присвистнул Атасов, потому что именно так и было.
Не успел Атасов понять, что случилось с Андреем и жив ли он вообще, Мила сказала, что жив, но ведь могла и соврать, а вмешиваться в их разговор с расспросами ему было, согласитесь, не с руки, как Артем Павлович сдал и отправившихся на полуостров бойцов, словно пенсионер – пустые бутылки из-под пива. Атасов выругался. Именно такой каверзы он и ожидал от Поришайло, затевая весь этот маскарад с телемонтером из компании «Европа – Саттелит – Сервис. Весь мир в ящике».
Настало самое время действовать. Беда заключалась в том, что Атасов не знал, на что решиться. Следовало выручать друзей, только вот каким образом? Хороший, типа, вопрос. Промаявшись минут десять в больших сомнениях, он перебрался на переднее сидение, запустил двигатель и отправился домой к Правилову.
Глава 13
В ГОСТЯХ У МЕРТВЕЦА
И четверти часа не прошло, как он уже стоял под дверью Олега Петровича, переминаясь с ноги на ногу. Парадное до такой степени провоняло кошачьими экскрементами, будто коты со всей округи специально приходили сюда, чтобы справить нужду. Лифт, как водится, не работал, потому как злоумышленники снова демонтировали электромотор. Третий за истекшее полугодие.
«Мотор от лифта, это еще цветочки», – думал Атасов, пока поднимался по широкой как Потемкинская лестнице. В его доме регулярным и опустошительным набегам охотников за алюминием подвергался подвал, где располагались водяные насосы. После визитов «металлистов» вода уходила из стояков, словно из арыков в Великую Засуху, а постояльцы вынуждены были таскать ее ведрами, как пожарные, у которых отказал брандспойт.
Атасов уже коснулся кнопки звонка, когда заметил узкую, буквально в полсантиметра щель, отделяющую дверное полотно от коробки. Он одернул руку, словно кнопка была под током. Присмотревшись внимательнее, убедился, что щель ему не привиделась, она не обман зрения и не следствие перекоса, случающегося сплошь и рядом, в особенности с новыми дверями. Дверь не была заперта.
«Город, не деревня, типа, – сказал себе Атасов, – где не принято пользоваться засовами. А Олег Петрович не похож на бабулю, страдающую выпадением памяти».
Себя Атасов в расчет не брал, у него-то был Гримо.
У Правилова же никого не было, насколько он знал. Вообще никого.
Прислушиваясь, Атасов отступил на шаг. Все было спокойно, в парадном – прямо-таки идеально тихо, стены сталинок ни в чем не уступают звукоизоляционным матам из Единой Европы, зато несравнимо прочнее. Ничего подозрительного вокруг кроме двери, которая Атасову категорически не понравилась. Это был тревожный знак. Перегнувшись через перила, Атасов посмотрел вниз. Лестница в парадном Олега Петровича образовывала глубокий колодец, гулкий, как Пятигорский Провал. Дно колодца тонуло в густой, словно солидол, тени. Где-то там, еще ниже дна, находились ведущие в подвал ступеньки. Звуки улицы с трудом проникали в парадное через добротные кирпичные стены, и смахивали на ропот далекого прибоя.
Набрав в легкие побольше воздуху, как профессиональный ныряльщик за жемчугом, Атасов правой достал АПС,[97] а левой тихонько толкнул дверь. Она легко подалась, он переступил порог и очутился в квартире.
Прихожая встретила Атасова спертым воздухом, характерным для помещения, не проветренного после хорошего перекура, случившегося, скорее всего накануне. Этот запах вызывает дрожь даже у заядлых курильщиков. А может, в первую очередь, у них. В коридоре стояли сумерки. Вообще, насколько мог судить Атасов, нигде по квартире не горел свет. Тишина довершала картину: «Хозяев нет, или хозяева крепко спят».
«Или, типа, убиты», – добавил от себя Атасов и на цыпочках двинулся на кухню. По пути он изо всех сил напрягал слух, но не улавливал ничего, кроме несмелого жужжания электросчетчика, этого сверчка современных квартир, тиканья часов из гостиной, показавшегося Атасову отвратительно громким, и хрипов из собственных легких, доведенных сигаретами до ручки.
Кухня освещалась скупыми лучами заходящего солнца. Окно выходило во двор, и деревья подступали к нему вплотную. Они пока еще стояли голыми, но усеянные готовыми распуститься почками ветви позволяли надеяться, что это временно. Атасов подумал, что стоит отодвинуть шпингалет и протянуть руку, как коснешься их шершавой, смолянистой поверхности.
Пол в кухне был подметен, а кастрюли, поварешки и никелированные лопатки из набора выстроились, словно солдаты на плацу. Раковина отливала металлом, как надраенная солдатская пряжка, а у плиты был такой вид, словно ею вообще ни разу не пользовались, после того, как она приехала из супермаркета.
«Так оно, вероятно, и есть. Шефу не проблема перекусить в кабаке. Вон их сколько развелось в последнее время. На радость санэпидемстанции и пожарным».
О присутствии человека говорила разве что полупустая бутылка «Смирнова» на кухонном столе, в компании перевернутого кверху дном стакана. Этот стакан здорово не понравился Атасову. Лучшего обелиска одиночеству не придумать. Когда начинаешь чокаться с бутылкой, то уже стоишь на тех рельсах, которые ведут в Ад.
Покачав головой, Атасов направился в гостиную, превращенную Правиловым в спортзал. Тиканье старинных настенных часов стало совершенно невыносимым, а сами они вязались с тренажерами, как солдат из «Звездных Войн» Лукаса со ступеньками Парфенона или вычурными коридорами Лувра. Тренажеры казались в темноте нагромождением рухнувших строительных лесов. Атасов не сразу разглядел подвешенный у стены борцовский манекен, а когда заметил, его от неожиданности бросило в пот.
«Вот, типа, черт, – пробормотал он, утирая испарину левой рукой. В первую секунду он принял манекен за повешенного. – Фу ты черт».
Кожа на голове манекена лопнула, обнажив ватин. Вышло похоже на оскал.
– Ну, живи, типа, сто лет, Олег Петрович, – произнес Атасов, толкая дверь кабинета. И остолбенел с раззявленным ртом, потому что сразу увидел Правилова и сначала просто не понял, в чем дело, а потом не поверил своим глазам.
* * *Олег Правилов сидел в углу, всем корпусом откинувшись в широком кресле. Со своей позиции у двери Атасов мог различить разве что один неверный силуэт, очерченный лучами ущербного заката. Сначала Атасову показалось, что плечи Правилова отливают золотом, и он принял это за причудливую игру тени и света. Когда же его глаза немного освоились с царящим в комнате полумраком, Атасов сообразил, в чем дело, и прикрыл ладонью рот.
«Черт меня побери. Это же погоны. Золотые погоны офицерской парадки. Он надел китель… он вообще вырядился в парадную форму, которую все эти годы хранил в шкафу, перед тем как…»
Седая голова Олега Петровича так безвольно свешивалась на грудь, что у Атасова не осталось сомнений. Правилов был мертв. Мертвее мертвого, потому что ушел из жизни сам, по своей воле. Убил себя дважды, сначала отказался от этой жизни, а затем уже привел приговор в исполнение.
