Светлана Успенская - Укрощение строптивых
— О, как я мечтаю почитать вам мои последние стихи! — многозначительно прошептала Лиза однажды во время ужина. — Между прочим, они посвящены вам.
Ответом на ее невинные заигрывания была понимающая самодовольная усмешка.
Вечером она все же вытащила его прогуляться вдоль кромки прибоя.
Ласковые волны подбирались к ногам, с нежным ропотом подбираясь к берегу, лунная дорожка призрачно серебрилась на черной воде.
— «Люблю тебя, мой славный бог, но ты не в шутку занемог…» — шептала Лиза, тихо клоня белокурую головку на плечо своего спутника. — А дальше я забыла…
Во время чтения стихов она лихорадочно соображала, под каким предлогом затащить его в свою комнату… Потом несколько умелых вздохов, нежный поцелуй — и не видать этой выскочке Надьке освобождения как своих ушей!
В это время Надя, покрываясь от злости холодным потом и сжимая кулаки так, что острые ногти больно впивались в кожу, наблюдала за идиллией на ночном берегу.
Она еще покажет кузькину мать этой папенькиной дочке!
Глава 9
Алена (которую теперь все чаще называли Алешей) и Юля сидели на утесе, любуясь закатом. Юля щурилась на оранжевый круг возле горизонта, прямо на глазах оседавший в расплавленное золото моря. Она думала о том, как долго еще продлится их заточение, и ловила себя на мысли, что ей вовсе не так уж хочется возвращаться в Москву. Тем более, если подумать, кто там ждет ее? Кому она нужна там?
Алеша осторожно обнял девушку, прижался щекой к нагретой солнцем коже ее плеча и блаженно закрыл глаза.
«Господи, — безмолвно взмолился он верховному судье, — прошу тебя, еще только один день с ней… Только один день счастья! Прошу тебя, Господи!»
Солнце незаметно опустилось в темные воды моря, и наступившие сумерки укутали сидящие на берегу фигуры непрозрачной прохладной пеленой.
«Только еще один день, Господи!»
* * *За каждую передачу по пять тысяч, прикинула в уме Лариса, а уже прошло их шесть. А сколько еще будет! Только бы задержаться здесь подольше, тогда, наверно, ей наконец удастся поправить свое материальное положение. А потом — продажа права показа иностранным телекомпаниям, регистрация товарного знака «Укрощение строптивых», выпуск фирменной водки, кетчупа, майонеза и кроссовок… Наполеоновские планы туманили ей голову.
Со сладостным удовлетворением Лариса смотрела по телевизору «Укрощение строптивых», любуясь творением рук своих, когда в комнату неожиданно постучали. Быстро выключив телевизор, она наобум раскрыла книжку и крикнула:
«Войдите!»
Это была Ольга Витальевна. Ее лицо сохраняло озабоченное выражение, свойственное ей в последнее время.
— Не понимаю, что происходит, — пожаловалась она, входя в комнату.
— Пришла с вами посоветоваться.
— А что такое? — невинно спросила Лариса, с видимой неохотой закрывая книгу. — По-моему, жаловаться не на что, все в порядке. Голодом нас никто не морит, воды полно, электричество работает.
— Не хлебом единым… — туманно высказалась Ольга Витальевна. — Не понимаю, что происходит с девочками. С нами всеми.
— А что такое?
— Неужели вы ничего не замечаете? Мне кажется, все смирились со своей участью, больше никто не хочет освобождения. Никто! Юля с Алешей ничего не видят, кроме друг друга, Лиза и Надя помышляют только о том, как бы половчее отбить хахаля у соперницы. И даже вы, как мне кажется, с недавних пор совершенно отказались от попыток вырваться на свободу… Лишь я одна еще трепыхаюсь, пытаясь что-нибудь изобрести.
От подобного обвинения Ларисе стало как-то неуютно. А что, если эта пронырливая особа дознается, почему она не горит желанием уехать с острова?
Теперь ей это просто невыгодно! Ольга Витальевна стала очень опасной…
— Ну что вы! — с милой улыбкой возразила Лариса. — Мне кажется, вы все преувеличиваете! Что касается меня лично, то больше всего на свете я мечтаю вернуться домой, к родителям, друзьям и близким… — Ее глаза затуманила искусственная слеза, а руки мелодраматически сжались.
— Но вы теперь кажетесь такой успокоенной… Даже счастливой!
— Ну что вы! — возразила Лариса. — Да я ночей не сплю, только и думаю, что бы такое изобрести, чтобы поскорее вырваться из этого голубого рая!
Я все думаю и думаю… Но придумать ничего не могу! — вздохнула она и добавила с грустью:
— К сожалению, вынуждена признать, обратного пути отсюда нет! Мы заперты здесь пожизненно. Мы в тюрьме, но вместо тюремных стен — морская вода, под которую не сделать подкоп, через которую не перепрыгнуть, которую не переплыть… Я признаю свое полное поражение!
— Но ведь мы должны бороться, и я уверена… — горячо возразила Ольга Витальевна. Но Лариса перебила ее, грустно покачав головой:
— Знаете, я прихожу к выводу, что здесь вовсе не так уж плохо…
Подумайте, у нас есть пища, вода, общение, интересный досуг. Что еще нужно человеку для счастья? Чего вам еще не хватает?
— Свободы! — твердо возразила Ольга Витальевна. — Я не могу позволить, чтобы кто бы то ни было коверкал мою жизнь по своему усмотрению.
Даже если за это он даст мне еду и воду! Послушайте, мне кажется, все же путь к освобождению есть… Должен быть! И я его обязательно найду!
Испугавшись ее слов, Лариса нервно заерзала:
— Нет-нет, вы ошибаетесь, — торопливо проговорила она, — никаких путей к освобождению нет! Я все проверила лично! Пора уже оставить бессмысленные мечты о побеге.
Воровато оглянувшись, Ольга Витальевна наклонилась к собеседнице и зашептала:
— Я кое-что придумала… Послушайте! Однажды ночью мне не спалось, я вышла к морю. И я услышала странный журчащий звук — кажется, это был вертолет! Он сел на крышу дома, а через минуту улетел в северном направлении.
Мне кажется, он прилетает сюда каждую ночь. Наверно, доставляет продукты. Это наш шанс!
Лариса опять принялась за уговоры:
— Да, о вертолете мне известно давно, в этом нет большого секрета.
Но это мало что дает нам с вами. Площадка, о которой вы говорите, недоступна снаружи, проникнуть на нее можно только из пункта управления, а туда нам хода нет. Я пыталась, у меня ничего не получилось. Глупо даже надеяться на это.
— А что если попытаться дать летчику знак? Разжечь костер?
Забросить на площадку письмо с просьбой дать знать в полицию, что нас захватили?
— Неужели вы думаете, что пилот горит желанием потерять работу? — насмешливо проговорила Лариса. — Не сомневайтесь, он проинструктирован должным образом! А если он доложит о письме куда следует? Вы опять хотите сесть на диету?
— Но мы могли бы попытаться!
— Нет!
— Но можно попробовать…
— Не буду сама и вам не советую! — отрезала Лариса. — Пытаться бежать отсюда — это все равно что сунуть голову в петлю.
— А я все же попытаюсь, — упрямо проговорила Ольга Витальевна вставая. — Даже мизерный шанс лучше, чем полное бездействие! Еще полгода — и мы останемся здесь навсегда, пока не сдохнем от сытости и ожирения.
Лариса проводила ее внимательным, изучающим взглядом.
«Эта особа становится опасной», — решила она.
* * *Результаты противодействия Лизы Дубровинской Надя ощутила довольно быстро. Между тем в мечтах она уже планировала, что потребует за свою нежность.
Вряд ли удастся уговорить его сразу отпустить ее домой. Максимум, на что она может рассчитывать, это проникнуть в святая святых, в бункер, где, как она знала, располагается комната управления и, несомненно, есть связь с материком.
Вот тогда-то она развернется!
Но тут Лиза спутала ей все карты.
А Лиза между тем вилась вокруг хозяина, как пчела вокруг цветка.
Она заливисто смеялась, как колокольчик, кокетливо надувала губки, капризничала, как маленький ребенок, и смешно вертела своей костлявой задницей, уверенная, что это выглядит очень сексуально. И, что самое смешное, ее убогие уловки безотказно действовали на Хозяина!
Зеленея от бешенства, Надя наблюдала за любовной идиллией. Точно чувствительный сейсмический прибор, она тщательно регистрировала все перешептывания и нечаянные поцелуйчики, интимные хихиканья и уединенные прогулки в кустах со стихами на устах.
Дальше терпеть было нельзя. Дальше нужно было действовать.
Озабоченная развитием событий, Надя частенько уходила в одиночестве бродить по острову, обдумывая стратегию и тактику партизанской войны с Дубровинской. Пока ничего путного в голову ей не приходило.
Девушка прыгала с камня на камень в северной редко посещаемой части острова, где огромные, облизанные прибоем и ветром скалы мужественно отражали натиск волн.
Однажды, нагулявшись, Надя расположилась на огромной склизкой глыбине и свесила ноги в пенистую воду, наблюдая, как зеленоватая влага неторопливо обтекает ступни.
Обвинить Лизу в организации побега? Эта прохиндейка как пить дать отмажется! В иных криминальных действиях? Но в каких именно? И поверят ли ей, Наде… Лиза верткая, как угорь, все свалит на нее, Надю, а потом расплачется, чтобы все ей поверили.
