Светлана Воинская - Стервятница
— Красное вино полезно для сердца. Конечно, в умеренных количествах. Один бокал в день не помешает. Расскажите мне об аресте.
Его интересовало лишь одно, связан ли арест с уничтожением тела брата. Успели ли они избавиться от него?
— Это произошло по вине одной дамы. В витрине салона мод она узнала платье своей сестры, которая умерла полгода назад и попала к нам в контору. Она обратилась в полицию.
— И вы хотите, чтобы я их освободил? С какой стати мне идти наперекор закону и вытаскивать из тюрьмы чужих для меня людей, мошенников?
— Не такие они вам и чужие. Ромео ваш друг.
— Ромео? Я не знаю никакого Ромео!
— Извините, я оговорилась. Энрико Леоне!
— Ах, Рики. Тюрьма ему послужит наукой, как быть осторожным. Выставили платье мертвеца на витрине в центре города! Это же надо! Поразительно!
— Хорошо, господин Монти. Попробуем по-другому. Я приведу еще один аргумент, почему вам необходимо освободить моих друзей. Они знают вашу тайну. И могут в полиции проговориться.
— Что вы имеете в виду? — его черные зрачки впились в нее.
— Убийство Альберто Монти, которому спицей проткнули грудную клетку и сердце. — Моника залпом осушила бокал вина. Живительная влага теплом разлилась по горлу, наполняя голову спокойствием.
Напряжение в лице Валентино Монти пропало.
— Вы что же… сохранили доказательство?
— Нет.
Вегетарианец еще больше расслабился.
— Их словам грош цена. Пустозвонство не сможет навредить мне.
Вино как-то странно подействовало на Монику. Она опьянела тут же от одного бокала. Все плыло перед глазами. Вилка выпала из нетвердых пальцев.
— Мой последний аргумент. Я могу встать и крикнуть всем, что это вы убили своего брата! Ресторан полон почтенной публики. Их заинтересует мое сообщение. Возможно, здесь находится кто-нибудь из прессы. Завтра в газетах первые заголовки будут посвящены вам! — голос Моники звенел, гипнотизировал. Валентино затрясло. Он готов был пообещать все, что угодно.
Тут Моника опрокинулась на спинку стула, голова ее склонилась на грудь.
— Подействовало. Спит, — тяжело вздохнул Валентино. Он оглянулся на товарищей. Капли пота выступили на бледных лицах, в глазах — облегчение и ужас.
— Слава богу, сеньор Монти, что вы тут же подсыпали ей снотворное.
— Ведьма, сирена! — жаловался второй.
— Я был просто парализован, — отдувался третий.
Валентино распорядился:
— Немедленно в машину ее.
Глава 6
Лучи утреннего света пронзили шелк занавесок и утонули в пушистом ворсе ковра, и словно в ответ на призыв солнца дом наполнили нежные звуки вальса.
Облачась в голубой с серебром халат и проигнорировав домашние туфли на лебяжьем пуху, она прошла в перламутровую раковину ванной. У зеркала лежала ее пудреница. Какой чужеродной, варварской она казалась среди изысканной простоты. Моника не воспользовалась электрическим звонком для вызова слуг, а вышла в коридор. Никого. Справа маленькая лесенка вела вниз. Девушка бесшумно спустилась по ступенькам в обилие света: огромные окна позволяли солнечным лучам сиять на голубой воде бассейна, окруженного колоннами и кадками с пальмами. Тонкие занавески поднимались к потолку от ветерка, врывавшегося в раскрытые ставни.
Моника опустила ножку в воду, прохладную и приятную, и пробежала к двери. Звуки музыки угасли, заглушаемые стуком сковородок, ножей, шипением масла. Запахи стряпни наполнили коридор. Впереди находилась кухня. Моника юркнула туда. В окружении кастрюль стояла женщина, итальянка. На вопрос Моники она приветливо улыбнулась:
— Сеньор там, в беседке.
Через стеклянную дверь столовой она увидела беседку и завтракающего Валентино, но к встрече с ним Моника еще не была готова. Воспользовавшись малочисленностью прислуги, шаг за шагом она стала обследовать дом: гостиные, бильярдную, уютную комнатку для игры в карты. В библиотеке она задержалась — ей не доводилось встречать подобного собрания книг. Произведения, прошедшие испытание временем и возведенные в ранг классики, не занимали почетное место на полках. Там властвовали творения современников: Эмиль Золя, Марсель Пруст, Конан Дойл, Жюль Верн, Оскар Уальд… Возможно, именно это являлось изюминкой дома. Здесь не осталось угла для антикварных ценностей, культурных достижений прошлого: ни в литературе, ни в живописи… На стенах царствовали картины Поля Сезанна, Анри Матисса, Жоржа Брака. В мебели — ничего от декаданса прошлого века. Валентино был последователем футуризма, отвергающего художественное наследие прошлого и славящего современность. Вот почему здесь столько книг Филиппа Моринетти.[2]
Моника вернулась в столовую и через стеклянную дверь босиком вышла на росистую траву лужайки. Раскиданные тут и там шезлонги и показавшийся за живой изгородью теннисный корт навевали тоску по безделью, по бестолковому времяпровождению.
— Доброе утро! — улыбнулась она Валентино, его волосы были влажными после купания в бассейне. — Яичницы с ветчиной мне, я вижу, не светит.
— Это намного вкуснее, — его изучающий взгляд потеплел. Она не осознает опасности, находясь рядом с ним? Что заставляет ее вести себя так непринужденно? Прекрасные манеры? Стальная воля?
Фруктовый салат, блинчики, сок и кофе. Но что заменит сигарету? Моника уселась в плетеное кресло.
— Глядя на вас, я вспоминаю знаменитые имена итальянцев: да Винчи, Микеланджело, Казанова, Макиавелли и Мария Медичи… В характере итальянца, по-моему, сплелись талант, авантюризм и коварство.
Валентино рассмеялся.
— Вы считаете коварным то, что я привез вас в свой дом?
— Скорее авантюризмом — когда не знаешь, что тебя ждет…
— Я предпочитаю называть это талантом — заранее видеть полезные стороны любого человека. Вы по-прежнему хотите свободы для ваших друзей?
Моника кивнула.
— Я предлагаю вам сделку. Мне нужно сегодня продать этот дом.
— Этот дом?! — она удивленно воззрилась на Валентино.
— По вашей реакции вижу, он вам понравился. Сегодня вы сможете почувствовать себя его хозяйкой. Утренняя газета уже напечатала мое объявление о продаже, задействована контора по продаже недвижимости. Видите ли, Моника… Вы правы, думая, что ваши друзья, находясь в тюрьме, могут навредить мне. Поэтому я вынужден быстрее продать свой дом, чтобы полиция до него не добралась. Вы должны будете сыграть мою жену и помочь мне в продаже.
— Для чего же понадобилась жена?
— Покупатели, скорее всего, окажутся семейной парой. Запомните главное правило: вы продаете не дом, а продаете счастье в этом доме. Покупатели муж и жена, следовательно, мы продаем семейное счастье. Будьте примерной супругой!
Монике сильно захотелось курить.
— Верните мои сигареты и мундштук.
— Ни за что! Курение — болезнь, но я берусь излечить вас, — Валентино взял круглую бутылку черного стекла и наполнил маленькую хрустальную рюмку. Орехового цвета жидкость источала горьковатый аромат.
— Если это яд, то, несомненно, я излечусь не только от курения, но и от жизни.
— Выпейте. Это горький бальзам придворного врача императорской семьи. Он появляется исключительно на столе у Габсбургов. И честь для меня с вами почувствовать его чудодейственную силу. В состав входит более сорока целебных трав, собранных по всему свету.
Моника медленно поднесла рюмку к губам, на языке появился вкус экзотической смеси трав и специй.
— Как же вы достаете лечебный настой, которым потчует императорский лекарь своих царственных пациентов?
— Это достаточно сложно, учитывая, что рецепт засекречен. Придворный врач знает все компоненты наизусть, но на всякий случай оставил описание состава у архиепископа.
Моника сделала маленький глоток.
— Жаль, он быстро заканчивается, хоть я берегу его и экономно использую. Осталось всего две бутыли. А следующую партию я получу лишь через два месяца, да и это сопряжено с огромным риском. Так вы согласны помочь мне?
После завтрака ее перепоручили заботам со вкусом одетой итальянки, та занялась ее прической, лицом, руками. Эти хлопоты немного отвлекли от предстоящего. В зеркале отразился ее новый облик: голова, покрытая кудрями, подведенные угольным карандашом глаза, платье морковного цвета, облегающее фигуру. На туалетном столике в беспорядке смешались щипцы для завивки, пудра, помада, булавки, шпильки.
Эхом по комнатам разнесся звонок, заставивший Монику вздрогнуть. Покупатели прибыли, а она сама не видела и половины дома! Бегом она бросилась вниз по лестнице, обогнула бассейн, минула гостиную и наконец, запыхавшаяся, очутилась в прихожей.
Гости снимали шляпы. Валентино, сама элегантность и очарование, приветствовал их: представившись, жал руку добродушному толстяку и целовал затянутую в перчатку пухленькую кисть его жены, простенькой хохотушки. Заметив Монику, выглядывающую из дверной щели, Валентино вытащил ее на середину прихожей:
