Вячеслав Денисов - Месть по закону
– А кто третий-то?
Вадим догадался, что Рубикон перейден, и, преодолевая последних два пролета, заспешил:
– Антон, да ты всех знаешь! Сашка Пермяков – «важняк» из моей прокуратуры. Мы же вместе в институте учились! Забыл? А девчонки все – тоже из нашей группы.
Струге остановился и ошарашенно посмотрел на собеседника:
– Сегодня что – утро школьных друзей?
– Ну, ты же сам знаешь – пересуды, разговоры, кто увидит – потом греха не оберешься. Начальство репу морщить начнет. А уж если твой «новый» увидит? А? А так не докопаешься – встреча сокурсников.
– Ай да жулик! – восхитился Антон.
Постсоветская система внесла новые требования в организацию межличностного общения людей. Государство не очень верит в честность своих служащих, поэтому всегда предосудительно рассматривает их внеслужебные отношения. Наполеон сказал: «Государство – это я». Ловко. Но и мы не лаптем щи хлебаем. Какое правительство, такое и государство. Если правители сомневаются в честности своих подданных, значит, они вполне обоснованно считают возможным тот факт, что любой служащий не прочь залезть своей ложкой в чужую тарелку с кашей. Очевидно, методика и порядок погружения ложки в кашу правителям известны лучше. Лучше самих служащих. Отсюда и подозрения.
Как Пащенко сумел собрать всех воедино – известно одному Пащенко...
Глава 3
Когда Пастор приказал Сохе «собирать дюжину «своих« вооруженных ребят», тот помертвел. Ему было совершенно ясно, что Пастор сошел с ума, если решил брать штурмом банк. Понятно, что времени, отведенного братвой на возврат общака, становится все меньше и меньше, но нельзя же впадать в такие крайности? Можно, в конце концов, договориться с президентом того же банка «Аспект». Чудный малый. Объяснить ему, что деньги нужны для оказания помощи США в поимке ублюдка Бен Ладена. Мол, всемирное братское сообщество решило включиться в борьбу с беспределом – то есть терроризмом. Мол, как только злюка-исламист будет отловлен братвой и за него будет получен со Штатов гонорар в пять «арбузов» баксов плюс проценты за риск и расходы на перелет Воркута – Исламабад (дальше – пешком, поэтому – плюс расходы на верблюдов), так бабки сразу вернутся в банк с процентами. На худой конец можно было «опустить» до разорения пару-тройку турфирм. Оправдание всегда найдется. Но чтобы идти на банк штурмом? Соха собирал людей и чувствовал, как с ладоней на землю капает пот.
Но когда он узнал, что именно будут брать штурмом Пастор, он, Соха, и дюжина «своих» ребят, он чуть не потерял сознание. Воры – они тоже люди, и им свойственны, как и другим, и обмороки, и оргазмы. Вечером субботнего дня Пастор решил... отбивать из охраняемой машины РУБОПа отобранный накануне общак.
– Ну... что же, – просипел Соха, обдумывая, какая роль уделена ему в этом мероприятии. – Кха... Дело хорошее. Перспективное, главное. Стопроцентное. Если не согласятся по-хорошему отдать – будем пугать. Если что – еще можно будет и ихний СОБР на «счетчик» поставить...
– Заткнись, – спокойно перебил Пастор. – Мой человек сообщил, что сегодня вечером деньги из РУБОПа под охраной повезут в муниципальный банк. Бронированный «Форд» – и все. Они решили не «отсвечивать». Охраны будет пять человек из СОБРа плюс водитель и опер. Деньги повезут в девять вечера, чтобы не было подозрений. Банки в это время уже не работают, поэтому они тихо отгрузятся и уедут. В банке останется один СОБР. А сам банк, как обычно, возьмут «на пульт» вневедомственной охраны.
– Пастор, подожди, – взмолился Соха. – Но ведь есть еще много мест, где нет СОБРа, «сигналки», банка. Вымутим потихоньку миллион «зеленых» у кого-нибудь да вернем в общак. Ну, на хера на эшафот идти?!
– Ты не понял, – жестко ответил, словно отрезал вор, и Соха увидел, как в его глазах блеснул стальной огонь.
Ему нужны эти деньги. Именно эти. И никакие другие. Он сделает то же, что сделали они. Совать рыло в воровской общак не положено никому, даже ментам. Общак – это святое. Во всяком случае – для Пастора.
Соха сглотнул слюну и неожиданно для самого себя выдавил:
– Если что, там можно будет еще чем-нибудь похарчеваться...
– Не «если», а – «нужно». Или ты можешь к тем восьмистам тоннам из кармана вытащить да добавить еще двести тысяч? А вообще молодец! – похвалил, усмехаясь, Пастор. – Сообразительный.
– Пастор... – немного подумав, промолвил Соха. – А ведь ты – вор...
– За общак и кровь можно на себя взять, – мгновенно ответил стоявший к нему спиной босс. – Ты лучше думай, как нам в банк попасть до закрытия. Я не собираюсь ночью «взятие Бастилии» устраивать. И длительная осада мне тоже как-то не подходит.
– А зачем попу гармонь?
Пастор, который до этого стоял, опершись на подоконник, и смотрел в окно, развернулся и озабоченно посмотрел на подчиненного.
– Что, заменжевался так, что «шифер посыпался»?
– Да я не «гоню», Сергей.
Пастор, которого Соха назвал по имени во второй раз за пять лет, удивленно достал сигарету и сел в кресло.
– Зачем нам кровь? Зачем нам пацаны с «волынами»? Ты ведь взаправдашний вор, а не понтовый. Тебе, босс, положено квалификацию поддерживать. – Соха взял трубку радиотелефона. – Я звоню Бедуину, чтобы тот братве «отбой» дал?
Что-то новое, живое, мелькнувшее в загоревшихся глазах Сохи, заставило вора кивнуть головой. Пока его «правая рука» названивал и говорил что-то про «короче, погода нелетная, сидите, в натуре, под зонтиками и бейте сопли о паркет», он вспомнил того, еще молодого Сохина, с которым познакомился пять лет назад...
Поселок Горный в Новосибирской области славен тем, что там размещается колония строгого режима для лиц, осужденных за тяжкие преступления. Контингент, как и колония, там особый. Он делится на тех, кто получил довольно внушительный срок впервые, и тех, кому зона – дом родной. За четыре с половиной месяца до появления в ней Виктора Сохина смотрящим за этой колонией был «командирован», по решению воров, Сергей Овчаров по прозвищу Пастор. Ему оставалось отбывать наказание в колонии под Салехардом всего два года, но вследствие беспорядков, вызванных постоянными стычками воров и «сук», колонию стали тасовать. На этапе, в Новосибирском централе, несколько воров, узнав о маршруте вора в законе Пастора, раскинули мозгами, и с легкой руки давшей «добро» воли Пастор направлялся в Горный уже как смотрящий. В большей степени он был обязан этим «назначением» старому вору по прозвищу Степной. Никто не знал ни места рождения Степного, ни его истинного года рождения, ни его корней. В документах Управления исправления наказаний стояли даты, фамилии и события, берущие начало не с момента рождения Степного, а с начала его воровской жизни.
Получилось так, что свою первую «ходку» за «тайное хищение государственного имущества в крупных размерах» Овчарову пришлось отбывать в одном из воркутинских лагерей в далеком восемьдесят четвертом году. Неизвестно, как бы сложилась судьба двадцатилетнего парня, если бы его не взял под свое «крыло» смотрящий за порядком в зоне Степной. Именно Степной, а не школа дали молодому человеку первые серьезные уроки жизни. Там же и получил Овчаров прозвище Пастор – за свою справедливость и образованность. Пастор отбывал наказание, что называется, «до звонка», а Степной в очередной, он сам уже не помнил точно – в какой, раз освободился в восемьдесят восьмом, за год до освобождения Овчарова. Еще через год Пастор по решению районного суда г. Красноярска был приговорен к трем годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. Этой колонией оказалась колония под Красноярском. Именно там за свою непримиримость к политике администрации, недюжинные способности и острый ум Пастор заработал свой авторитет лидера.
Выйдя на свободу, по решению сходняка, инициатором сбора которого был Степной и вор по кличке Вова Талый, Пастор и был «коронован». Произошло это в декабре девяносто третьего года. Говорят, воры долго не живут. Это так. Но некоторым либо просто везет, либо они достаточно умны для того, чтобы умирать в «Мерседесе» от взрыва тротиловой шашки под сиденьем. Как бы то ни было, на «строгач» в Горном Пастор въезжал уже смотрящим.
Режим строгий – контингент «конченый» – беспредел. Неверный ход мыслей. Как правило, к отбытию наказания на строгий режим приговариваются лица, не раз отбывавшие наказания, а также судимые за совершение тяжких преступлений. Именно на строгом, как правило, порядок и справедливость. И этот порядок в большинстве случаев держится не на администрации колонии, а на авторитете того, кто поставлен за этим порядком смотреть. Этот человек всегда находится внутри территории, на сленге тех, кого охраняют, и тех, кто охраняет, – «в зоне». Это человек, который отбывает там наказание. Это самый авторитетный человек. Он здесь истинный судья, прокурор и следователь. Около восьмидесяти процентов преступлений, совершаемых внутри колонии, являются преступностью латентной, неопознанной. Они не регистрируются администрацией вследствие отсутствия потерпевшего и подозреваемого. Но ни одно из них не пройдет мимо суда смотрящего. Он не просто судья. Он здесь – бог...
