Тору Миёси - По законам железных людей

— Пить в одиночку вредно. Разреши составить компанию, — сказал я, желая хоть как–то разговорить ее и, честно говоря, самому себе придать чуток уверенности. — И что же мы пьем? О, «Нечто особенное»…

— Ничего особенного. Как «Джонни Коку» и «Ригару». Просто брат любил этот сорт. Ему нравилась песенка: «Пусть не будет ничего, но чтобы было всегда «Нечто особенное»…» — Йоко задумчиво разглядывала содержимое стакана, и лицо ее было грустное, грустное.

— Хорошая квартира. Хорошее виски. Хорошая картина. Это Шагал, не так ли?

— Шагал. Брат принос его откуда–то месяц назад. Сказал, что ценя ей — сто миллионов йен, — Она произнесла это с таким безразличием, словно сообщила о сущем пустяке. Ничего себе — пустяк! Интерес к подлинникам такого уровня может позволить себе далеко не всякий богатый человек. Импрессионисты. Шагал… Тонкий намек на то, что вы ошиблись дверью.

Я отхлебнул на стакана В общем–то, ничего особенного.

— Твой брат любил суси?

— Очень. А откуда тебе это известно? — наконец–то Йоко оторвала свой взгляд от виски. — Почему ты об этом спрашиваешь?

Мне было бесконечно жаль ее, видел, что случившееся надломило что–то в душе Йоко, но выхода не было.

— Похоже на то, что в доме Куронума Юко заказывали суси специально для него.

— Ты встречался с ней?

— Хотел встретиться. Но ее… убили.

Йоко закрыла лицо руками. Ее всю колотило. Когда она отняла руки, побелевшее лицо, дрожащие губы выдавали такой страх, что это передалось невольно и мне. Но то был страх за нее, а не перед чем–то иным, верьте слову. Сквозь слезы она пыталась говорить, но фразы не складывались, можно было разобрать лишь: «Ужас… только не это… ужасно, ужас».

Глоток виски как будто подействовал на нее успокаивающе. Пусть немного придет в себя. Я добавил в ее стакан и в свой. Она покачала головой: хватит, ие хочу. Я попросил у нее фотографию Такити.

— Зачем она тебе? — Нет, не успокоение вернулось к ней, а нечто враждебное ко мне вселилось в нее. Я остро почувствовал это. Чем больше я вдавался в объяснения того, что расследованию нужно помогать, тем более отрешенными становились ее глаза, глядевшие на меня и, казалось, не видящие меня.

— Послушай, — сказала она, — может быть, хватит?!

— Ты о чем?

— Об этом самом. Брата не воскресить. Я не хочу обременять тебя своими проблемами, хлопотами.

— Ты думаешь, меня ждут неприятности? Это тебе сослуживцы внушили? Уж говори, коли начала.

— Ничего подобного, — в запальчивости Йоко задела стакан и часть «Нечто особенного» пролилась на стол. Я ей не верил, каюсь. Не она это говорила, а кто–то другой, чужой, поселившийся в ней. Страх. Тогда я спросил ее, по–прежнему ли она убеждена в убийстве брата или уже нет. Йоко промолчала.

— Можешь не говорить. Мне и без того ясно, откуда ветер, кто посоветовал тебе как можно скорее забыть, предать забвению, короче, молчать. Но я не могу держать от тебя в секрете: твой брат вчера вечером был у Куронума Юко.

— Что!!! Как ты можешь! — Йоко задыхалась от волнения, гнева, обиды. Уж и не знаю, чего было больше в ее словах. — Не думаешь ли ты, что он убил ее?!

— Конечно, не думаю. Тем более, что знаю — с ним вместе у нее был еще один мужчина. Но кто он — неизвестно. Вот поэтому я и хочу попросить у тебя фотографию брата, лучше две-три разные. Полиция пока не знает, где он был вчера вечером. Нужно ее упредить.

Она молча поднялась, вынула из ящика стола альбом и молча положила его передо иной, Я отобрал два снимка. На одном Такити сфотографирован в рост, в пиджаке, лицом на камеру. На другом — во время игры в гольф, в компании четырех мужчин.

— Спасибо тебе, Йоко, — сказал я. — Мне пора.

— Пожалуйста, не делай глупости. Выше головы не прыгнешь. — Она была такой одинокой, такой беспомощной, что все во мне перевернулось. Хотелось укрыть ее у себя на груди, поцеловать.

Из ярко освещенного подъезда я нырнул прямо в сумерки. Как быстро летит время. Время, наполнившееся кошмарными событиями. Мне следовало прежде всего показать снимки Гэн–тян. Но в сусичной лавке его не было, ушел на доставку товара. Наведаюсь позже.

В полицейском отделении Нака-Мэгуро было форменное столпотворение. Журналисты с жадностью ловили каждое слово Нацумэ. Я пристроился в задних рядах. Как я понял, пресс-конференция только началась. И меня сразу неприятно поразил уверенный тон начальника уголовного розыска. Штаб по расследованию происшествия они, конечно, создали, но, мол, это пустые формальности, так как уже сейчас можно со всей определенностью заявить и т. д. Толпа зашумела. Нацумэ поднял руку.

— Жертва поддерживала личные отношения с одним мужчиной. Заявление об этом мы имеем от представителя киностудии, на которой работала Куронума Юко.

— Кто этот мужчина? Как зовут представителя студии? Что значит — поддерживала отношения?

Надо отдать должное самообладанию Нацумэ, все реплики летели мимо его ушей.

— Вчера вечером тот мужчина был у Куронума. Отпечатки его пальцев найдены на чашке и на двери. Вы спрашиваете — кто этот мужчина? Игата Такити, тридцати шести лет, управляющий фирмой «Кавакита согё». Как мы полагаем, убив женщину, он вернулся к себе домой и вскоре покончил с собой, бросившись с крыши дома.

Газетчики усердно строчили, едва отрываясь от блокнотов для очередного вопроса.

— Самоубийца оставил предсмертную записку?

— Нет, не оставил.

— Так какие же отношения у него были с Куронума Юко?

— Скажем так, Игата был ее покровителем. (В толпе смешки, двусмысленные реплики.)

— Нацумэ–сан, убийство и самоубийство можно считать на любовной почве?

— Если хотите, можно сформулировать и таким образом.

— У актрисы, кроме Игата, не было другого мужчины?

— Вопрос понял. Господам журналистам подавай любовный треугольник. Ничем не могу помочь — третьего не было. (Одобрительный смех.)

— Откуда такая уверенность, Нацумэ–сан?

— Вы же знаете, киношникам друг о друге известно все. На студии считают, что у Куронума был один мужчина — Игата.

— Как давно они были знакомы?

— На этот вопрос, я думаю, могли ответить только они одни. Увы… По словам свидетелей, актриса хотела разорвать отношения и вот… — Драматический жест начальника уголовного розыска.

В конце концов кого-то надоумило, и был задан вопрос, которого Нацумэ явно ждал:

— Найдены отпечатки пальцев, но каким образом удалось идентифицировать находку с личностью Игата? Такое возможно только в том случае, если Игата прежде судился. Если да, то по какой статье?

— Мошенничество в ходе выборов.

— Каких выборов?

— В чью пользу?

— Когда эти выборы были?

Вместо ответа на эти вопросы Иацумэ предпочел завести какой–то, думаю, незначащий разговор с неизвестным лицом, стоявшим рядом с ним, и отвернулся от микрофона. Но и следующие вопросы не принесли ему радости.

— Чем занимается фирма «Кавакита согё»?

— Судя по названию — широким кругом проблем. (Браво, Нацумэ!)

— Эта фирма принадлежит Кавакита Канъитиро?

— Президентом фирмы является Кавакита Какудзиро.

Толпа насторожилась. Запахло сенсацией. Тем, что выносится в заголовки газет. Клан Кавакита, куда ни крути, это — политика. А какому писаке не лестно подергать за бороду небожителей? Нацумэ не дал увлечь себя в этот водоворот и, надо отдать должное, сумел откупиться, швырнув на поживу… Йоко. Он сообщил, что убийца–самоубийца оставил после себя жену (вот это да!) и младшую сестру, которая жила вместе с ним. Официальная часть окончена. За ней как всегда начнется непринужденная беседа, во время которой назойливым рефреном будет звучать: сказанное — не для печати, вы меня поняли? Игра, которая доставляет удовольствие ее участникам с той и с другой стороны. Мне не до игры. Мне ли не знать, что гиены (простите нелицеприятное сравнение!) вот–вот сорвутсч и бросятся по следу. И никакая сила их. не удержит. Я выбрался из зала и в пустынном холле без труда нашел свободный автомат. Йоко была дома. Надо было торопиться, и я в двух словах изложил ей главное Игата Такити обвиняется в убийстве. Его смерть — самоубийство. Сейчас к ней нагрянут журналисты.

— Мне важно знать одно: ты веришь или не веришь, что твой брат убит?

— Верю. И прости меня. Я забрала бумаги из сейфа, они были у меня, но ты сам видел, в каком я была состоянии. А тут еще смерть этой женщины. В общем, я не показала тебе, а теперь…

— А теперь забирай бумаги и, не теряя ни минуты, уезжай ко мне домой. Я позвоню консьержу, дверь к нему на первом этаже. У него запасной ключ. Закройся и жди меня,

Только я собрался опустить очередные десять иен в аппарат, в холл с шумом и гамом высыпала пишущая братия. И среди них — Танияма, Вот уж с кем в данный момент мне встреча не с руки! Но он, увидя меня, заговорщицки подмигнул и с ходу вцепился в меня мертвой хваткой.