Кирилл Казанцев - Роман строгого режима
— Продать вам хозяйство, Леонид Константинович? — усмехнулся Корчагин. — А какой мне с этого, извиняюсь, понт?
— А понт, Алексей Дмитриевич, самый прямой и непосредственный, — Рудницкий криво усмехнулся. — Именно сейчас ваше хозяйство пока еще чего-то стоит. Получите неплохие деньги, сможете реализовать себя в другом деле. С каждым месяцем ваша ферма будет дешеветь — поверьте, это не угроза, это суровая экономическая явь. И очень скоро достигнет в цене исторического, так сказать, минимума. Животные подвержены болезням — как у вас, кстати, с ветеринарным контролем? Наемные работники подвержены соблазнам. Мне бы очень не хотелось, чтобы через полгода вы пришли ко мне с отчаянной мольбой забрать хозяйство и услышали в ответ, что стоит оно копейку, да и та уйдет на уплату налогов. Что вы переживаете, Алексей Дмитриевич? Не пропадет детище вашего папеньки, здесь будут работать превосходные специалисты…
— Когда же вы уйметесь наконец, Леонид Константинович? — в сердцах вымолвил Алексей. — Всё скупаете и скупаете. Дома, квартиры, турбазы, чужие предприятия… Поди и в Штатах подкупили чего-нибудь на распродаже, нет?
— Что вы, Алексей Дмитриевич, мы люди бедные, — решил не лезть в конфронтацию Рудницкий. И сухо рассмеялся: — У нас в Штатах практически нет недвижимости. Так что у нас с наболевшим вопросом? Пока еще действует выгодное предложение: я могу заплатить вам за ваши развалины и небогатый лошадиный контингент целых двести тысяч долларов. Неплохо, согласитесь?
И тут Лехе стало дурно. Взгляд Рудницкого делался другим — предельно острым, ковыряющим. Потемнела скуластая физиономия, отвердели мышцы лица. Он смотрел сурово, требовательно, как человек, который ЗНАЕТ ВСЁ. Где вы были прошлой ночью, Алексей Дмитриевич? А мы ведь знаем, где вы были, что делали и кто при этом присутствовал. И заметьте, за все то, что вы сотворили, за то, что нанесли невосполнимые финансовые потери, вас еще и по головке гладят — предлагают двести тысяч билетов федеральной резервной системы Соединенных Штатов…
Екнуло сердце. Он смотрел в глаза парню, по поручению которого работали сиделые господа Птицын и Синелин… Почему бы нет? Что он знает об «экономических» интересах Рудницкого? И не боится ведь, гад, практически не скрывает…
Молчание затягивалось. Самым уместным было бы выпалить из всех стволов и подкрепить слова поступком: сбегать за лопатой и огреть этого черта по залысинам. А потом засунуть его в багажник и отвезти в милицию. Но элементарный здравый смысл подсказывал, что это проблемы не решит. А только усугубит. Нужно время — что-нибудь придумать, потянуть резину, посовещаться с друзьями. Он скривился и, люто ненавидя себя за минутное малодушие, процедил сквозь зубы:
— Хорошо, я подумаю.
— Неужели? — Брови чиновника от удивления полезли вверх. — Это что-то новенькое в нашей практике, Алексей Дмитриевич. Намечается прогресс? Ну хорошо, вы подумайте, подумайте, вас никто не гонит. Пары часов на размышление вам хватит?
Он скабрезно подмигнул и, не вынимая рук из карманов, зашагал к машине. Леха исподлобья глядел ему вслед. Эх, лопатой бы по черепу. И «Абакумычем» по хребтине…
Он пустил Вампира в галоп, нещадно третируя его бока, как снова показалась машина — подержанный японский универсал с высокой колесной базой. Слава Создателю, это были желанные посетители! Из машины высадились Дмитрий Иванович и Анна Владимировна Корчагины, радостно замахали и побежали к сыну. Оба были одеты как-то подозрительно прилично, оба улыбались. Анна Владимировна, севшая на пару диет одновременно, выглядела посвежевшей, успешно молодилась, сделала новую прическу. Дмитрий Иванович смотрелся импозантно, хотя следы перенесенного инсульта на лице присутствовали. Мышцы левой половины практически не работали. В глаза это не бросалось, пока он не начинал улыбаться. Когда же это делал, правая половина кардинально менялась, а левая оставалась неподвижной. Для тех, кто был не в курсе, это выглядело жутковато. В такие минуты смотреть на Дмитрия Ивановича позволялось только сбоку.
Родители куда-то собрались. Проживали они в поселке Айтау в пяти километрах от Аргабаша, в самых предгорьях. Когда отец удалился от дел, он построил там дом — на берегу живописного пруда. И это было просто идеально: с одной стороны, родители рядом, а с другой — нет придирчивого контроля жизни отпрыска.
— Проходите, — Алексей спешился с жеребца, терпеливо дождался, пока мама его обцелует, пожал отцу руку и направился к калитке, чтобы открыть.
— Не надо, дорогой, не надо, — зачастила разрумянившаяся Анна Владимировна. — Мы на минуточку, мы всего лишь проездом. Представляешь, Алексей, твой отец купил нам путевку в Баратынский санаторий, и вот прямо сейчас мы туда и направляемся. Нас ожидает утомительная дорога длиной целых десять километров…
— Не понял, — насупился Алексей. — Мамуль, вы не перегибаете? Что там есть такого, чего нет на вашем пруду?
— Во-первых, спа-процедуры, — начала загибать пальцы мать. — Во-вторых, там самая целебная на всем Алтае грязь. В-третьих, там лечебные ванны с последовательным переходом из холодной в горячую. В-четвертых, там есть умелец, согласный за полцены при помощи массажа убрать скопления жиров и углеводов в области шеи и еще кое-где… — Мама задумалась: что же было «в-пятых» в самом дорогом и престижном Баратынском санатории?
— Сынок, с тобой все нормально? — нахмурился отец. Он умел читать без слов, по одним лишь лицам близких и далеких ему людей. — С Лидой все в порядке?
— Нормально, отец, — отмахнулся Алексей. — Лида тут не при делах. Мелкие производственные неприятности. Очень уж хочется огреть одного типа лопатой…
— Благородное желание, — крякнул родитель, с подозрением созерцая отпрыска. Он понял, что не все так просто. — Но запомни, сынок, прежде чем огреть кого-то лопатой, ты должен притупить его внимание. И только после этого действовать.
— Я понял, отец, — засмеялся Алексей. — Именно так я и собирался поступить.
— Господи, о чем вы говорите, — ужаснулась мама. — Ладно, дорогой, мы побежали, если что, звони, через полчаса мы должны уже вселяться…
— Кто-то очень долго собирал свои восемь чемоданов, — подмигнул отец. И смерил сына испытующим взглядом. — Неприятности терпят?
— Терпят, батя, — кивнул Алексей.
— Ну, ладно. — Дмитрий Иванович вздохнул, глянул с толикой раздражения на озабоченную поездкой мать. — Надеюсь, потом расскажешь…
И вновь его отвлекали от работы! Вампир гарцевал по кругу эффектным «пассажем» — тихой рысью с выносом ног вперед и красивым их подъемом — в этот момент подъехал старенький пыльный «УАЗ» и высадил еще двоих. Алексей вздохнул — дружеским визитам не будет конца. Вовка Струве, вырядившийся в клетчатую рубаху и нервущиеся джинсы, в которых щеголял чуть не со школы, виновато улыбался. Видимо, за то, что с ним увязалась родная сестра Татьяна и ему не удалось ее сбросить с хвоста. Леха мысленно взмолился: только без бразильского сериала! Еще одна безнадежно влюбленная особа. Татьяна Струве, девятнадцать лет — плотная в кости, хотя и не толстая, завитая мелкими кудряшками, вечно какая-то бледная, с приклеенной библейской улыбкой. Красавицей Татьяна не являлась — это точно. Ни под каким углом. Но втюрилась в Алексея со всеми потрохами! Он помнил тот день пару лет назад, когда, отбарабанив армию, завалился к Вовке с «фуфырем», а ему открыла еще одна «возмужавшая» особа, едва окончившая школу. Вот в этот день и влюбилась. А когда он с корешем наклюкался до поросячьего визга и она тащила его волоком до дома, то, видимо, и решила, что этот человек у нее в кармане. Татьяна обхаживала Леху, вертелась вокруг, украдкой вздыхала. Если намечалась вечеринка, то где-нибудь поблизости обязательно материализовывалась Татьяна. Приглашала на свидания, прихорашивалась, меняла наряды. Однажды он повелся — настроение было паршивое, посидели с ней в кафе, он вымучивал какие-то слова — Татьяна по этому случаю сделала прическу, купила кофточку, заняв у брата. Он не чувствовал к этой девушке НИЧЕГО, кроме жалости и какой-то неловкости. А она упорно старалась ему понравиться. А потом у Алексея появилась Лида. Для Татьяны это было посильнее сердечной атаки. Она осунулась, почернела, стала замкнутой. Шура Коптелый торжественно объявил, что готов взять удар на себя, и на одной из вечеринок принялся ухаживать за Татьяной. Не красавец он, конечно, этот факт не утаишь, но… И почему, скажите, пожалуйста, эта девушка постоянно такая грустная? Татьяна все поняла, покрутила пальцем у виска и после этого окончательно погрузилась в меланхоличное одиночество…
— Увязалась, я не виноват, — пробурчал Вовка, перебираясь через загородку. — Слушай, — зашептал он, делая заговорщицкую физиономию, — ко мне тут менты наведывались, намеки непристойные делали. Но вроде не били, за решетку не бросали…
