Игорь Гриньков - Криминальная история

С наручниками на запястьях ссутулившийся Хонгор был посажен в «воронок» и отправлен в изолятор временного содержания при городском ОВД.

Глава III

РАЗГОВОР СЫСКАРЯ ВОЛОДИ И ОЛЕГА

ЗЕЛЕНСКОГО В ГОРОДСКОМ СКВЕРЕ

Примерно через неделю после исторической встречи в “Elephant”,е, пригожим и радостным майским утром пути Олега Зеленского и сыскаря Володи пересеклись на лавочке в центральном городском сквере, уютном и обрамленном девственно зелеными деревьями. Общую гармонию несколько нарушала стоящая посреди сквера странная скульптура грустного мужчины с музыкальным инструментом в руках и огромной треугольной дырой на месте груди и живота. По замыслу ваятеля, статуя олицетворяла одушевленную Эолову арфу. Вот Вам, образец авангарда, искусства сильно продвинутых людей! Но, погрязшие в социалистическом реализме элистинцы, не понимающие прогрессивного, приклеили к шедевру сразу несколько обидных, даже издевательских, названий: «Воздух», «Сквозняк», «Дотр уга» (калмыцкое) — «Без требухи». Увы, такова судьба многих творцов, опередивших время, не понятых толпой профанов и черни.

Зеленский искренне наслаждался весной и сопутствующими ей атрибутами: девушками, обтянувшими соблазнительные, аппетитные попки рискованными джинсиками и юбчонками, на пошив которых ушло минимальное количество ткани.

— Да, брось ты головой вертеть! — почти с осуждением в голосе сказал Володя. — И когда ты только угомонишься, полтинник уже на носу? Песок скоро сыпаться начнет, а все туда же!

— Ханжа ты ментовская! — ответил разморенный солнцем Олег. — Возраст не должен мешать ценить прекрасное! И, что такое, пятьдесят для мужчины? Лета, когда он только вылезает из коротких штанишек с помочами! Любить красоту, даровано нам Небесами! А, вы, наверное, и радуетесь только тогда, когда сажаете кого-нибудь в кутузку! А во время моей молодости даже существовала инструментальная пьеса в электрической обработке под названием «Музыка для наблюдателей девушек», ее по «Голосу Америки» постоянно крутили, — ностальгически добавил он.

— Давай, к делу, наблюдатель, — предложил практичный опер. — На следующий день после «Элефанта», как и договаривались, я зашел к Гарику в морг. Время выбрал не самое удачное, там как раз вскрывали труп «подснежника — «гниляка». «Фан» стоял, я тебе доложу, невыносимый. Но, невозмутимый Гарик, уже вмазавший, заявил, что этот запах его совершенно не раздражает. А не выносит он запах грязных, нестиранных «топоров» (блатное — носков). И тут же рассказал мне историю о том, что, когда учился в мединституте, с ним в общаге проживал некий Славик, у которого была повышенная потливость ног. Теперь я тоже знаю, как это называется по научному — гипергидроз. Гарик по этому поводу в то время даже стишок написал.

Славик носки снимает, зараза!

Двое из нас окочурились сразу.

Двое других отрубились вдоль стен.

Все это позже назвали — фосген.

Но это лирика, которой я набрался от тебя, Олег. А по существу: Гарик вручил мне ксерокопию экспертизы трупа Кокуева Максима Сергеевича.

И сыскарь передал Зеленскому с десяток листов бумаги, свернутых в трубочку и перетянутых посередке черной женской резинкой для волос.

— Он популярно объяснил мне, — продолжал сыскарь, — что кровоподтеков и ссадин на трупе было столько, что он замучился считать. Сохранившиеся при жизни зубы выбиты, нос проломлен, нижняя челюсть с переломами в двух местах; всего ударов в лицо, как утверждает Гарик, было нанесено не менее пятнадцати. Кроме того, не менее восьми ударов в голову, в различные отделы ее волосистой части, некоторые из них сопровождались кровоизлияниями в головной мозг. Таких опасных для жизни ударов, по мнению нашего уважаемого эксперта, было пять. Особенно досталось грудной клетке, где, чтобы определиться с переломами ребер, Гарику потребовался целый рабочий день. Но, ты знаешь нашего умельца. Старика Кокуева и ногами пинали, и прыгали на его грудной клетке. Локальных ударов было нанесено не менее двадцати, а прыжков — не менее трех-четырех. Сломанные ребра проткнули левое легкое, повредили сердце и печень. На спине трупа Гарик нашел четкий след-кровоподтек от подошвы кроссовок. Так вот, это не кроссовки Хонгора, там другой рисунок. Тогда, даже если предположить, что сын убитого и являлся участником избиения, то был он не один. Кроме того, у трупа были отбиты обе почки. Но упертого Волшебникова не переубедишь. У него в голове уже сложилась полная картина убийства.

Да, забыл сказать. В начале избиения старик Кокуев пытался сопротивляться или защищаться, на кистях рук — сплошные кровоподтеки и ссадины. И еще одно подтверждение, что Кокуева перед убийством пытали. На кистях рук, на фоне ссадин и кровоподтеков, Гарик обнаружил множественные ожоги пламенем. Говорит, похоже на действие пламени зажигалки.

А, вообще, Гарик сказал, что если не считать травмы, то внутренние органы и сосуды у потерпевшего были, как у молодого человека, несмотря на возраст в семьдесят один год. Крепкий, сохранный старик. Прожил бы еще лет пятнадцать-двадцать.

— Мрачное кино на фоне весеннего солнца, — философски заключил Зеленский.

— Да, еще информация. Эксперты биологи из Бюро судебно-медицинской экспертизы определили, что помарки крови на одежде Хонгора одной группы с кровью от трупа убитого Кокуева. Это осложняет положение подозреваемого, которого уже перевели в СИЗО и подписали санкцию на его арест. Сам Хонгор объясняет их происхождение тем, что прикасался к трупу и даже пытался переворачивать его. Гарик осматривал одежду и однозначно высказался, что это не капли, не брызги, не потеки, а незначительные по размерам места кратковременного контакта с одеждой убитого. Но для нашего следака Валеры Волшебникова наличие крови отца на одежде сына — это бубновый туз в колоде обвинения. На следующей неделе Хонгора Кокуева повезут на психиатрическую экспертизу. Посмотрим, что еще скажут эти «хироманты-астрологи». Кстати, наркологи не признали Кокуева алкоголиком, просто он — неумеренно употребляющий от случая к случаю бытовой пьяница.

Олег спросил:

— Володя, скажи, а почему ты уверен в непричастности Хонгора к убийству своего отца?

— Понимаешь, — задумчиво произнес Володя, — у настоящего сыскаря, кроме агентурной сети, умения разговаривать с подозреваемым и свидетелями, других специальных штучек-дрючек, должен иметься нюх. Или интуиция, если это тебе больше нравится.

Так вот, мой нюх за версту чует, что это не он. Пока у меня нет конкретных доказательств его невиновности, но я их добуду.

Олег с уважением посмотрел на своего собеседника:

— А я думал, что вам без разницы, кого упечь на нары.

— Сидеть должен тот, кто совершил преступление, — убежденно ответил сыскарь Володя.

— Да, еще, — добавил он, — Юра криминалист отработал все отпечатки пальцев из дома. Много следов убитого, что вполне естественно; Хонгора, но и он бывал нередко у старика; продавщицы магазина — она почти ежедневно заходила в Кокуеву, и уборщицы. Нашлись еще какие-то единичные отпечатки, часть из них оказалась пригодной для идентификации. Юра «пробил» эти отпечатки по базе данных нашего МВД; таковые в картотеке не значатся. Опять против Хонгора все поворачивается. Есть еще один любопытный фактик, — Володя, видимо, оставил его на «десерт. — Продавщица магазина рассказала мне, что примерно за месяц до убийства в магазин заходил незнакомый русский парень лет около тридцати с намерением устроиться на работу. Выяснив, что вакансий нет, он не ушел сразу, а стал расспрашивать о личности хозяина, особенно заинтересовавшись обстоятельством, что Кокуев живет в доме один. Да еще, под предлогом посещения туалета, шастал по двору, все зыркал по сторонам. Ей это показалось подозрительным. Я разделяю ее мнение.

Кстати, по показаниям продавщицы, у убитого имелся в гардеробе красный мохеровый шарф, он надевал его по особым случаям.

— Интересная информация для начала, — отметил по достоинству скрупулезность полученных данных Зеленский.

— А теперь я расскажу тебе о личности убитого, Кокуева Максима Сергеевича, семидесяти одного года от роду, — сказал Володя. — Это для произведения пригодится.

При слове «произведение» Зеленский покосился на друга, ожидая увидеть на его лице насмешку или иронию, но приятель говорил совершенно серьезно. Сыскарь привык к своей собственной работе относиться по- деловому, также уважительно он воспринимал и любой другой род человеческой деятельности, кроме преступных занятий, разумеется.

Володя начал свое повествование:

— Кокуев Максим Сергеевич всю жизнь искал свое место в жизни. В конце пятидесятых годов, после возвращения калмыков из сибирской ссылки, он поступил в астраханскую школу милиции, закончил ее с грехом пополам, и несколько лет проработал в должности следователя в Элистинском городском отделе милиции. Следаком он был нулевым, хотя очень старательным и исполнительным. Наверное, не его это было дело.