Евгений Сухов - Токсичная кровь
— Дед, ты преувеличиваешь значение своей персоны, — ухмыльнулся уголком губ частный предприниматель Сергей Самохин. — Ну, сам посуди, кому ты нужен?
— Вот именно! — без промедления огрызнулся Лавр Михайлович. — Я не нужен. Я им о-о-очень мешаю. Из-за своих принципов, которыми не намерен поступаться.
— А ведь дед в чем-то прав, — проговорил Борис Анатольевич Слепнев. — Нас всех могли отравить из-за кого-то одного. Ну, чтобы среди толпы не было ничего заметно. Если это, конечно же, отравление, а не просто следствие завоза некачественных продуктов, которые испортились из-за жары. Подождем, что покажут наши анализы…
— Вы правы, совсем даже не факт, что кого-то хотели отравить конкретно, — посмотрел я на любителя мидий. — Но версия эта очень красивая. Зато почти неоспоримым фактом является то, что продукты, вызвавшие отравление, продавались девятого августа в магазине «Изобилие» на Измайловском бульваре, и их надо обязательно проверить. Что ж, — окинул я взором больных и двух оставшихся посетительниц, — желаю вам всем скорейшего выздоровления…
Выйдя в коридор, набрал один известный мне номер. Трубку долго не брали. Наконец, после целого сонма гудков, раздался недовольный голос:
— Ну, чего тебе?
— Во-первых, привет, — сказал я.
— Ну, привет. Во-вторых, надеюсь, тоже последует?
— Последует, — уверил я Коробова. — И вот что я скажу тебе во-вторых: надо немедленно организовать проверку товаров продовольственного магазина «Изобилие». Того, что на Измайловском бульваре. С временным прекращением торговли, а лучше — с закрытием магазина. Иначе число отравившихся будет расти.
— С какой это стати — закрыть? — Голос Володьки Коробова был не на шутку возмущенным.
— А с такой, что люди, покупая в нем продукты, поступают потом в больницы с острыми отравлениями. Ты про отравления в Измайлове что-нибудь слышал?
— Слышал, — ответил Володька.
— А вы этим делом в своем Главном следственном управлении не занимаетесь?
— Нет, это дело местного отдела.
— Ой ли, — не без сарказма проговорил я. — Двадцать четыре человека получили острые отравления, врачи до сих пор не могут определить, чем таким они отравились, а вам это не интересно? А если это затеянная кем-то акция? С определенной целью? Скажем, дискредитировать московское правительство. Или настоящая международная диверсия с далеко идущими планами?
— Ну, ты загнул!
— Но не мешало бы проверить.
— Ладно, говори, что знаешь, — потребовал Володька.
— Я знаю следующее, — начал я. — Вечером и в ночь с девятого на десятое августа в две клинические больницы Измайлова были доставлены двадцать четыре человека с острыми пищевыми отравлениями…
— В какие именно больницы? — перебил меня Володька.
— Двадцать человек лежат в измайловской клинике, что на Верхней Первомайской улице, четверо — в Городской клинической больнице на Одиннадцатой Парковой. Два человека в тяжелом состоянии находятся в реанимации. — Так вот сейчас я нахожусь в клинической больнице на Верхней Первомайской. Мной опрошено четырнадцать человек пострадавших, а также их родственников. До женской палаты я пока еще не добрался, после звонка тебе пойду и к ним… Из всех опрошенных только один человек не житель Измайлова, остальные живут в этом районе. И практически все больные, перед тем как попасть в больницу, употребляли в пищу молочные продукты. Приобретены они были либо самими пациентами, либо их родственниками, — тут я выдержал небольшую паузу, — в продуктовом магазине «Изобилие» на Измайловском бульваре. Что, мало тебе?
— Да нет, уже кое-что, — не сразу отозвался Коробов.
— Я тоже думаю, что информации хватает, чтобы вам поднять седалища с насиженных мест и проявить конкретный интерес к этому магазину…
— Но-но, ты там полегче, мы ведь тоже не баклуши бьем!
— Кстати, единственный не житель Измайлова испил молочка, купив его опять-таки в этом самом магазине «Изобилие». Значит, молоко, сметана, ряженка, простокваша, кефир… не знаю, что там еще, серьезно испорчены. Случайно или намеренно, нужно выяснить. И если это так, то двадцать четыре отравления и правда какая-то акция. Не знаю пока, с какой конечной целью. Так что, Володя, связывайся с санэпидемстанцией, пожарными, налоговой, МЧС, не знаю с кем еще, может, с мэром, но магазин этот закрой и устрой там проверку продуктов, молочных в первую очередь.
— Для закрытия магазина и проверки качества товаров нужна санкция, — заметил Коробов.
— Ну так добудь ее! — жестко произнес я. — Хоть из-под земли эту санкцию добудь. А иначе зачем я тебе звоню, как думаешь? Про жизнь, что ли, поговорить?
— Хорошо, я попробую, — пообещал Володька.
— Не надо пробовать! — почти закричал я в телефон. — Надо достать, и все! Может, сейчас новая партия отравленного молока подошла, и что, людям продолжать травиться?
— Я понял, — после небольшой паузы проговорил Володька. — Ты плотно занимаешься этим делом?
— Плотнее некуда, — ответил я. — Того и гляди, сам обдристаюсь!
— Это уже перебор… Хорошо, держи меня в курсе, — буркнул он и отключился.
Надо полагать, старший следователь Коробов нужнуюсанкциюраздобудет. Не может не раздобыть…
* * *В женскую палату я попал в половине седьмого, то есть за полчаса до окончания разрешенного времени посещения больных. В палате лежали четыре женщины. Я назвал себя, место работы и цель их посещения. Никто из женщин ничего не имел против того, что я буду задавать вопросы. Напротив, им было любопытно, что их посетил «самый настоящий» тележурналист, который будет делать передачу, в том числе и о них.
Одна из лежащих в палате женщин была весьма пожилая, семидесяти девяти лет. Звали ее Аделаида Матвеевна Гаранина. Возле нее сидела девушка лет двадцати трех — двадцати пяти, небольшого, как мне показалось, роста и с короткой стрижкой «боб». Внучка Гараниной?
— Это моя племянница внучатая, Лариса, — разрешила мои сомнения Аделаида Матвеевна. — Она за мной и дома ухаживает, и здесь вот, бедняжка. — Старушка по-детски всхлипнула и с благодарностью посмотрела на Ларису.
— А почему вы назвали ее бедняжкой? — тихо спросил я, пока Лариса пошла в туалет мыть фрукты. — Помогать пожилым родственникам — священная обязанность родственников молодых…
— Сиротка она, — печально произнесла Аделаида Матвеевна. — Вот и жалко ее. Мать у нее, племянница моя, умерла не так давно, а отчим другую женщину нашел, домой привел. Не ужилась с ней Лариса, ко мне переехала. А у меня гипертония какая-то особенная, шатает меня, когда давление низкое. Часто падаю. Шаг шагну, а меня назад заносит, будто толкает кто в грудь. Сама я в магазины и раньше не очень-то часто ходила, соседи, дай бог им здоровья, люди добрые попались: то молочка купят, то хлебца, а то чаю или картошечки… Много ли старухе надобно? А как с полгода назад упала на спину да затылок в кровь разбила, больше уж в магазины не выхожу. Лариса теперь ходит, спасибо ей, и дай бог жениха ладного да путного. Приехала как раз вовремя, когда я с разбитой головой лежала. Выходила меня. Ведь я одна как перст, никого больше родных не осталось, кроме нее…
Пришла Лариса, положила на тумбочку груши, персики, яблоки, сливы, апельсины.
— Да что ты так тратишься на меня, Ларисочка! — ахнула Аделаида Матвеевна. — Столько всего накупила. Я этого всего и не съем.
— С остальными поделитесь, тетушка, — сказала Лариса приятным голосом. — А потом, вдруг вам цитрусовые кушать нельзя? Или сливы? Тогда хоть яблок с грушами поедите. Все чистое, я помыла, берите да кушайте…
— На «вы» со мной, — заговорщицки шепнула мне Аделаида Матвеевна, когда Лариса на что-то отвлеклась. — Говорю ей, ты ж мне племянница, зови меня на «ты». А она: не могу, мол, язык не поворачивается. Лучше, говорит, буду звать вас Аделаида Матвеевна или тетушка. Воспита-а-ание, — уважительно протянула старушка.
— Лариса, а вы для Аделаиды Матвеевны молоко где покупаете? — поинтересовался я, когда молодая девушка снова присела на краешек тетушкиной кровати.
— В нашем продуктовом магазине, он рядом с домом, — ответила Лариса.
— А магазин как называется? — поинтересовался я.
— «Изобилие». — Лариса с удивлением посмотрела на меня: — А что?
— Получается, вы живете на Измайловском бульваре? — снова спросил я.
— Да, — коротко ответила Лариса, продолжая смотреть на меня с некоторым удивлением.
— И вчера вы молоко там же покупали?
— Да.
— А сами вы его пили? — поинтересовался я скорее для проформы. Поскольку, если бы Лариса пила молоко вместе с тетушкой, то лежала бы сейчас в этой палате рядышком с ней.
— Нет, я не очень как-то к молоку, — ответила девушка.
— Я тоже молоко не пью, — отозвалась женщина лет сорока с небольшим, которую звали Маша. — Не нравится мне, как его сейчас делают: порошок, добавки какие-то, компоненты. Я кефир или ряженку покупаю. Вот, купила два пакета ряженки, попила вчера вечером. Один пакет, и то не до конца. А ночью так прихватило, просто спасу нет… Никогда такого не было. Думала, помру.
