Евгений Сухов - Питер да Москва – кровная вражда
– А дети, жена, родственники жены? – усмехнулся Барон. – Ты же знаешь, Владислав, как это сейчас делается на Руси! Сам-то мэр, ясное дело, на свою официальную зарплату даже «Шкоду Фелицию» себе не может купить. Но ведь у него наверняка есть сынок или племянник – эти-то ребятки, поди, капиталами ворочают не меньше наших…
– Сынки-племянники, говоришь? – Варяг посмотрел на Михалыча. – Ну ладно, а ты, аксакал, что скажешь? Кто положил глаз на флот? Фээсбэшные генералы? Или отцы и дети города?
Михалыч задумался. Старый вор неторопливо надорвал пачку сигарет, почти любовно размял слежавшийся табак большим и указательным пальцами и, небрежно чиркнув зажигалкой, прикурил. Получилось все очень красиво. Михалыч никогда не затягивался, так сказать, берег здоровье. Так случилось и сейчас – он набрал в рот дыма и пустил неровное серое колечко, которое, поднимаясь вверх, понемногу теряло свои очертания, пока наконец не растворилось совсем, оставив после себя ароматный запах.
– Знаешь, Владик, а я ведь тоже понаблюдал за этой компанией. – Михалыч вдруг потерял интерес к сигарете и притушил огонек о край фарфоровой пепельницы. – И мне удалось кое-что выяснить… Там многое кажется странным.
Двадцать лет назад на одной «малине» Михалыч, тогда еще крепкий пятидесятилетний мужик, познакомился с красивой девицей со сказочным именем Алиса. Кроме молодости, безупречной фигуры и очень наивных, величиной с блюдце голубых глаз, она обладала звонким грудным голоском, и ее фигурка в чистенькой опрятной одежде больше подходила для домохозяйки, опекающей кучу малолетних детей, чем для девицы из криминального мира. Трудно было поверить, что женщина с такой ангельской внешностью могла быть опытнейшей наводчицей-домушницей. Она влюбила в себя Михалыча крепко, и он, в то время держатель городского общака, запустил в казну лапу, чтобы смотаться с красавицей в Ялту и попотчевать ее в шикарных ресторанах дорогими блюдами под знатную выпивку. Это был поступок, которого он втайне стыдился и по сей день. Узнай о непотребном факте воры, так могли бы не только отрубить ему блудливые ручонки, но и башку оттяпать. Алиса, высосав из Михалыча все деньги, исчезла в Зазеркалье так же неожиданно, как и появилась.
Сначала Михалыч хотел сдаться на милость воровской братии и рассказать без утайки о грешке, но, поразмыслив, решил не делать этого. Смерть – хрен с ней, а вот бесчестие пострашнее всего! Воры не стали бы даже хоронить ссученного, как того требовали понятия, а просто прикопали бы покойничка где-нибудь под обрывом и разошлись бы молча.
Когда он уже подумывал затянуть на шее удавку, к нему на улице подошел молодой мужчина лет тридцати. Он представился майором КГБ и, не таясь, рассказал о том, что уже полгода «ведет» Михалыча и знает о его грешке. Майор ненавязчиво предложил финансовую помощь, разумеется, за небольшую услугу. Михалыч тогда до предела напрягся. Но майор позволил расслабиться, сообщив, что ему требуется компра на начальника колонии строгого режима, в которой Михалыч чалился в последний раз. Михалыч тогда едва не расцеловал гэбэшника, потому как готов был сдать всех хозяев тюрем и колоний, где отбывал срока, и очень сожалел, что под статью придется подставить только одного барина.
В дальнейшем майор не однажды спасал Михалыча от многих неприятностей. Это знакомство скоро переросло в нечто вроде дружбы, а в последнее время их отношения стали просто доверительными: и теперь уже Михалыча можно было бы назвать благодетелем кадрового кагэбэшника, который сумел дорасти до генерала. Именно его Михалыч и попросил дать информацию о ГАО «Балтийский торговый флот», а главное, о тех людях, которые на него позарились. Но, к удивлению законного, никакого компромата на компанию не обнаружилось, ничего не было известно и о ее «крыше». Однако Михалыч нутром чувствовал, что здесь кроется что-то серьезное. В своих предчувствиях он никогда не ошибался и полагался на интуицию не меньше, чем на полученную информацию…
– Люди из ФСБ в приватизации флота не участвуют, – продолжал Михалыч, задумчиво любуясь струйкой дыма, поднявшейся от притушенной сигареты. – И мэр туда не лезет.
– Не могу тебе не поверить, – послушно согласился Барон.
– Я не знаю, кто там нам противостоит, но мы должны их достать. Свою поддержку я тебе гарантирую, но деньги ты получишь только в случае стопроцентного успеха. На подготовку потратишься сам.
– Спасибо, Михалыч, я знал, что ты поймешь меня.
– Ты уж постарайся в этот раз, – смежил веки Михалыч.
Барон понял, что аудиенция закончена. Он одним глотком выпил остатки коньяка и встал.
– Да, кстати, Назар. – Варяг тоже встал и загородил дверь. – Кого ты собираешься отправить в Питер?
Барон застыл. Вопрос застал его врасплох. О самом главном он еще не подумал. И Варяг, не дожидаясь ответа, веско произнес:
– Лучше всех для этого дела подходит Филат. Он и поедет.
Глава 4
Питерские дела
Филат стоял в ванне под обжигающе колючими струями холодного душа, а когда наконец утреннюю истому прогнали потоки воды, он понял, что готов к очередному трудовому дню. Он энергично растер спину и плечи полотенцем, так что кожа стала пунцовой, и, выйдя в коридор, еще голый, набрал телефонный номер.
Несмотря на ранний час, трубку подняли почти мгновенно. Похоже, его звонка ожидали с нетерпением.
– Да, – произнес слегка надтреснутый мужской голос.
– Это я, Михалыч, ты оставил мне сообщение. Пришел поздно ночью, не хотел будить, – произнес Филат. – Что-то случилось?
– Походный набор у тебя с собой?
– Ты же меня знаешь, стоит в дверях.
– Это хорошо. Нужно будет срочно выезжать.
– Что-то серьезное? – напрягся Филат.
– Пока еще не знаем. Обговорим на месте. Тебе нужно будет съездить в Питер дня на три, на четыре.
– Хорошо, еду!
Михалыч обращался к нему за помощью только в безвыходных ситуациях. Филат был для старого вора вроде врача «Скорой помощи» – мастера на все руки, который обязан быть и опытным хирургом, чтобы штопать рваные раны, и умелым акушером, чтобы принять досрочного младенца, и даже немного священником, чтобы с миром отпустить на вечный покой покаянную душу.
Последнее Филат делал особенно успешно.
Прежде главная его обязанность заключалась в том, чтобы за определенный процент выколачивать деньги с должников. Для подобной операции мало было иметь внушительный рост и крепкую шею – требовалось, чтобы варила голова, и, прежде чем отправиться с очередным визитом, он наводил о должнике справки, пытаясь выявить его слабую сторону. В качестве «выбивалы» Филат объездил едва ли не всю Россию и в воровских кругах был известен как человек, который умеет держать слово. И если должник оказывался не слишком дальновиден и в нарочитой вежливости Филата видел проявление слабости, то гонец менял тактику и точная пуля ставила последнюю точку в биографии хапуги.
В последнее время Филат часто отбывал в командировки как доверенное лицо московского сходняка. Что предстояло делать в Питере на этот раз – он ума не мог приложить.
Вызвав шофера и телохранителя, Филат принял надлежащий вид: короткая легкая куртка, джинсы и коричневые английские ботинки из мягкой кожи – к ним он питал особую страсть.
Дверной звонок издал переливчатую бравурную мелодию. Филат в последний раз оценил свое отражение в зеркале и пошел отпирать дверь.
Он не тяготился предстоящей командировкой – таких поездок за последний год набралось не менее двух десятков. А потом, если вдуматься, это ведь была неплохая и хорошо оплачиваемая работа. Кому-то ведь полагалось брать на себя роль садовника, чтобы окучивать плодоносящие деревья и выдергивать сорняки на вверенном участке.
В дверях стоял Данила Волохов. Он имел типично арийскую внешность: высок, широк в плечах, глаза голубые, кожа белая и волосы цвета свежеотжатой соломы. Данила был похож на возмужавшего Купидона или викинга. Родом Данила был из тульской губернии и не ведал о своей арийской внешности, да и откуда в его жилах взяться благородным кровям, если все его предки были зачаты в черноземной полосе России и не бывали нигде западнее Смоленска. Жили они испокон веков в русской глубинке и выезд в районный центр воспринимали как событие неординарное: впечатлений от увиденного в каком-нибудь Осташкове всегда хватало на целый месяц…
Филат зацепил Данилу в Химках, приметив здоровенного блондина на местном базарчике: тот, надев на рукав красную повязку с неразборчивой надписью, сшибал по трюльнику «за место» с мужичков, приторговывавших у железнодорожной станции всякой скобяной дребеденью. Филат тогда, напустив на себя суровый вид, тихо предложил детине пройти куда следует. С тех пор Данила был всегда при Филате – телохранителем и оруженосцем, как Санчо Панса при Дон Кихоте.
– Все готово? – спросил Филат, шагнув за порог.
