При попытке выйти замуж - Анна Жановна Малышева
— Ребята! Ребята! Женя! — крикнула я. — Командир просит вас вернуться! Скорей, там что-то случилось, скорей.
Тот, в котором я подозревала Евгения, понял меня буквально и крупной рысью понесся обратно. Другой же оказался не так прост. Он направил фонарь мне в лицо и неприятным подозрительным тоном спросил:
— А ты кто?
— Ну здра-а-асьте! — обиженно протянула я. — Ты что, совсем обалдел?
Лицо охранника исказила болезненная гримаса — он старался вспомнить, старался изо всех сил, но не мог.
— Да Зина я! — мне искренне хотелось облегчить его страдания. — Зина. Узнал?
Он неуверенно кивнул и тут же пошел на попятный:
— Не, не помню.
— Ладно, — весело сказала я. — Пойдем, сейчас вспомнишь.
И я бодро зашагала к приоткрытым воротам. Он протянул руку с тем, чтобы схватить меня за куртку, я сделала вид, что не замечаю его приставаний и еще более активно принялась зазывать его наружу:
— Пойдем, пойдем, не тяни.
У меня были все основания торопить его, потому что в глубине охраняемой территории уже явственно слышались шага.
— Чего ты? — Я капризно топнула ногой. — Мало тебя командир мордой об стол возил?! Еще хочешь?
Бедный охранник совсем запутался. Конечно, он не хотел сердить командира, но, видимо, не был уверен, что выполнение моих указаний полностью обезопасит его морду. Он робко двинулся за мной, потом остановился, отступил назад и оглянулся — услышал, гад, что к нам бегут, громко топая и тяжело дыша.
— Вот видишь! — раздраженно крикнула я, надеясь на то, что Миша за забором меня услышит. — Они уже бегут! Дождался?
В этот момент из темноты выскочил охранник Женя и еще некто в кроличьей шапке-ушанке и кашемировом пальто — видимо, здесь, на охраняемой территории, был принят смешанный стиль одежды: если телогрейка, то с норковым манто, а если смокинг, то с валенками.
Выбора у меня не осталось, и я рванулась к воротам с невиданной для себя резвостью, ни секунды не сомневаясь, что сейчас, вот-вот, за моей спиной послышатся выстрелы, после чего мой хладный труп рухнет к ногам кровавых убийц. Господи, грустно-то как! И как не вовремя!
Между тем за моей спиной послышалась какая-то возня, скрип снега, кто-то грязно выругался, и я поняла, что командир решил меня сначала поймать, а уж потом убить. Они бежали за мной, и бежали быстро, уж точно быстрее, чем я. Короче, надежды на спасение не было никакой, я так себе и сказала: «Ну, все», и тут кто-то схватил меня за руку и с силой рванул в сторону. Я упала и тут же провалилась в узкую яму. «Молчи, — прошептал Миша мне в ухо, — и пригнись посильней».
Я потом долго думала, как Мише удалось отыскать в кромешной темноте эту дырку, полностью к тому же засыпанную снегом? Похоже, здесь когда-то росло большое дерево, которое зачем-то выкорчевали или оно само ушло в ближайший лес, истосковавшись по общению с себе подобными. А в земле осталось приличное углубление почти в человеческий рост. Миша втолкнул меня туда и втиснулся рядом. На головы нам посыпался снег с краев нашего окопчика, и мы притихли. Преследователи мои продолжали метаться по полю, шарили фонариком и громко спрашивали друг друга, куда это я могла деться. Мерзкий Женя твердил: «Она где-то здесь, я прямо чувствую», его напарник орал: «Убью!», а шеф обещал, что жизнь их отныне будет очень пакостной, но одно утешение — недолгой.
Мы с Мишей в беседе участия не принимали по той простой причине, что находились в снегу по самую макушку и даже глубже, а говорить, уткнувшись лицом в сугроб, чрезвычайно неудобно. Кстати, и дышать тоже. Мне казалось, что, если эти трое не уберутся на свою ферму в течение пяти минут, мы задохнемся.
Устав от беготни, наши преследователи остановились в нескольких метрах от нас.
— Я знаю эту девку, — сказал кашемировый командир. — Я ее знаю. И она от меня не уйдет.
И тут я узнала голос. Морозов! Живодер! Так вот кто у нас здесь командиром работает! Только он сам на себя не похож — борода, волосы из-под шапки длинные торчат — чудеса!
Недооценила я скромного любителя ножа и топора, когда предлагала ему шенка. Я-то приняла его за «шестерку», за исполнителя, а он, гляди-ка, — целый командир!
Наконец наши преследователи ушли, а мы с Мишей, подождав для верности еще несколько минут, выбрались из окопчика, короткими перебежками добрались до машины и тихонечко поехали к шоссе. Миша держался хорошо, хотя его слегка потрясывало, я же впала в транс и первое, о чем попросила Мишу, — отвезти меня к маме. Сегодня мне хотелось, чтобы обо мне заботились, чтобы меня кормили и гладили по голове.
— Я не понимаю одного, — рассуждал по дороге Миша, — допустим, там собачья тюрьма, как ты говоришь. Но зачем так ее охранять и на людей с ружьями кидаться?
— Я думаю, что там живодерня, а не тюрьма. А издевательство над животными — это уже статья.
Миша бросил на меня косой презрительный взгляд:
— Саш, вроде взрослая уже девица, про бандитов пишешь, про криминал, про ментов, а чушь несешь несусветную. Где и кого у нас судили того, кто собаку убил. Бездомную. Не-ет, что-то там они посерьезнее прячут. В милицию поедем?
— Я сейчас туда позвоню, своему знакомому оперу, — ответила я. — Спасибо тебе.
— И тебе, — Миша по-отечески похлопал меня по плечу. — Развлекла, ничего не скажешь. О, да, этот бандюга сказал, что он тебя знает. Значит, и ты его знаешь. А?
— Знаю. Его-то я и выслеживала все время, но в шапке и в бороде не узнала. Потом только, по голосу.
Глава 34
ОБЩЕЖИТИЕ
А утром этого дня, еще задолго до приезда Саши, сразу после завтрака появился «тюремщик Евгений», как называли обитатели барака своего стража, и велел новенькому явиться на беседу. Ответом ему было гробовое молчание и скорбные лица.
— Видите ли, юноша. — Гинзбург взял тюремщика под руку и принялся прогуливаться с ним по бараку. — Психическая организация новенького оказалась слабовата. Вероятно, произошел иммунный сбой или что-то вроде этого. Стрессы, юноша, стрессы всему виной.
— Чего? — наконец очнулся тюремщик. — Чего?
— Он говорит, что все болезни от нервов, — крикнул Тропин из глубины барака. — И вчерашний наш гость слег. Заболел то есть.
Тропин показал пальцем на топчан, стоящий в темной части помещения. Тюремщик Евгений подошел к топчану и принялся внимательно разглядывать лежащего
