Дорожный снайпер - Николай Иванович Леонов
– Ну, и как же ты собираешься его искать, если у нас нет ни места его работы, ни имен его друзей и знакомых?
– Придется обратиться к услугам сотовых операторов. Нужно узнать, у какого оператора находился на обслуживании его телефон, и просмотреть перечень звонков за последние пару месяцев. Так мы узнаем и друзей, и знакомых. И раз уж ты с самого начала занялся личностью Павла Лободы, то ты и продолжай эту линию. Надеюсь, что уже сегодня у тебя будут имена людей, к которым мы можем обратиться.
– А ты куда – в банк?
– Да, нужно продолжить беседы с сотрудниками этого финансового учреждения, – кивнул Лев. – Утром я успел поговорить только с секретарем Сорокиным, да и то на бегу. Сам понимаешь, это не допрос. А кроме Сорокина, там и другие люди есть. Хотя бы заместитель Полубояринова господин Толстов. К ним у меня тоже есть вопросы.
На этом оперативники расстались. Крячко вернулся в Главк, чтобы плотно поработать с сотовым оператором Павла Лободы, а Гуров на оперативной машине поехал в банк. Он никого не стал извещать о своем приезде, а сразу поднялся в приемную Полубояринова.
Секретарь Игорь Сорокин сидел на своем месте и что-то набирал на компьютере. Увидев входившего полковника, он вскочил, словно школьник, застигнутый за распитием отцовского портвейна. Вид у него был растерянный.
– А, это вы! – воскликнул он. – А я тут работаю… Составляю отчет… Приказ Никиты Семеновича…
– Я вас ненадолго отвлеку от этого занятия, – проговорил Лев, садясь напротив секретаря. – Ничего?
– Да, конечно, ничего… То есть это, конечно, гораздо важнее… Ведь следствие…
– Значит, вы теперь стали секретарем нового руководителя банка?
– Да, поскольку Петра Петровича не стало… Должен же я где-то работать…
– Но ведь у Толстова, я полагаю, был собственный секретарь?
– Да, у него Милана Тархова секретарь…
– И второй секретарь ему, наверное, не нужен?
– Скорее всего, нет. Так что мне, скорее всего, придется искать новую работу.
– Выходит, от смерти вашего руководителя вы ничего не приобрели, а, наоборот, проиграли, – заключил Гуров.
– Да, проиграл, – согласился Сорокин. – А… что я, собственно, мог приобрести?
– Ну, мало ли что. Не знаете, Полубояринов не упоминал вас в своем завещании?
– Понятия не имею. Вряд ли. В конце концов, я для него просто служащий. Между нами не было каких-то отношений, кроме деловых. Было бы странно, если бы он стал упоминать меня в своем завещании.
– Странно, странно… А мне вот другое странно, Сорокин. Вы, наверное, заметили, что одно из окон в кабинете Петра Петровича было приоткрыто?
– Окно? Нет, не заметил… Я как-то не обратил внимания…
– Разве? Мы с коллегами так оживленно это обсуждали, стоя возле того самого окна. А вы рядом находились – и не заметили.
– Ну… я был настолько потрясен смертью Петра Петровича… Нет, я не заметил открытого окна.
– Это странно еще и потому, Сорокин, – продолжал Гуров, – что это открытое окно заметил даже ваш посетитель, Александр Колокольцев. Ему нечего было делать в кабинете, но он все же туда вошел – и заметил, что там тянет воздухом из открытого окна. А ведь вы были в кабинете дважды – сначала вошли туда, еще не зная о смерти Полубояринова, а затем второй раз, уже вместе с охраной. Вы всегда такой ненаблюдательный?
– Да, пожалуй, что всегда, – согласился секретарь. – Я часто не замечаю очевидные вещи, которые находятся прямо у меня под носом.
– Вот как? Но, надеюсь, вы заметили людей, которые заглядывали в приемную между двенадцатью и часом?
– Людей? А разве кто-то заглядывал? – удивился Сорокин. Затем взглянул на Гурова, смутился и задумчиво произнес: – Да, и правда, теперь я припоминаю, кто-то хотел видеть Петра Петровича. Но кто же это был? А, вспомнил! Заходил сам Толстов, Никита Семенович! Он всегда к Петру Петровичу запросто заходит. Но тут я имел строгие указания никого не пускать, и я так и сказал Толстову.
– Очень интересно! – одобрил его рассказ Гуров. – Каждый раз узнаешь от вас что-то новое, Сорокин. Вот сейчас вы сообщили мне целых два любопытных факта. Во-первых, что перед самой смертью Полубояринова его хотел видеть его первый заместитель, а во-вторых, что покойный председатель дал вам строгое указание никого не пускать. Не помню, чтобы при первой нашей встрече вы мне это сообщали… И когда же Полубояринов дал вам такое указание?
– Это было… Сейчас вспомню… Да, это было без четверти двенадцать.
– Он специально для этого вызвал вас к себе?
– Нет, он связался по селекторной связи и сказал, что будет занят и чтобы я никого не впускал.
– Интересно, а ваш шеф часто давал такие указания?
– Что никого не будет принимать? Нет, надо сказать, редко…
– Значит, должно было произойти нечто чрезвычайное, чтобы председатель правления ввел такой запрет?
– Я не знаю… Видно, да, что-то произошло… А может, у него был важный разговор по телефону…
– Значит, он вам не объяснил, с чем связан запрет?
– Нет. Просто приказал никого к нему не впускать, и все.
– А если бы в эту минуту Елена Аркадьевна появилась – вы бы ее тоже не впустили?
Сорокин окончательно растерялся. Лицо у него пошло пятнами, руки бесцельно шарили по столу, по лежащим на нем бумагам.
– Елена Аркадьевна? – переспросил он. – А почему она? При чем здесь она?
– Ну как же? Ведь она явилась всего через несколько минут после смерти своего мужа. Ехала мимо здания банка и решила зайти. Или вы скажете, что ее тоже не заметили, как и открытое окно?
– Нет, я, конечно, заметил… – торопливо ответил Сорокин. – Я ведь с ней разговаривал… Да, ведь она просила меня вызвать ей такси! Так о чем вы спрашивали?
