Убийство с продолжением - Виктор Васильевич Юнак
– Ты чего натворил-то? – допытывалась сестра по дороге домой.
– Клеем стул намазал новой училке.
– Зачем? – засмеялась Ихменева.
– Дак она вместо Ильи Ивановича пришла, а мы ее не хотели слушать. Гудели с закрытыми ртами. Она рассердилась, побежала к директрисе, а пока она бегала, мы решили ей стул клеем намазать. Только долго клей искали. Я сам вызвался стул намазать, но училка вместе с директрисой быстро вернулись, а я не успел на место вернуться. Вот меня и застукали.
– Дурак! – Ихменева ласково потрепала брата за волосы. – Надо же думать, что делать можно, а что нельзя. Мебель-то зачем школьную портить? Ну, и представь картину: если бы ты успел намазать клей, училка бы села на стул, а как бы она потом встала? Кто бы ее отдирал?
Валя живо представил себе такую картину, глянул снизу вверх на сестру и засмеялся. Глядя на него, засмеялась и Светлана. Успокоившись, она сказала:
– Слушай, Валик, я, когда за тобой шла, специально крюк сделала, чтобы посмотреть на окна квартиры Ильи Ивановича.
– И что?
– Знаешь, наверное, напрасно мы ему окно выбили. Во-первых, ночи еще холодные, во-вторых, он ведь вполне мог подумать, что это сделала я… ну, или кто-то по моей просьбе.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, сам посуди! Он со мной часто ходил, потом приехала какая-то фуфа неизвестно откуда, стала с ним заигрывать, ну, он, конечно, переключился на нее, я начала истерить по этому поводу…
– Ну и что? – совсем по-взрослому рассудил Валя. – Если человек истерит, это еще совсем не значит, что он должен стекла бить…
Он вдруг остановился, взял сестру за руку.
– Свет, а давай мы ему записку напишем… Ну, что это, мол, не мы, что мы бы до такого не опустились, и в двери в щели ему оставим или в почтовый ящик кинем.
– Зачем в почтовый ящик? Мы можем и в его квартире оставить, на письменном столе.
– Ха! А как мы туда попадем?
– Ха! А у меня ключ есть от его квартиры. – Светлана пошарила по карманам, нашла и показала ключ брату.
– Ух ты!.. А как ты?.. Стырила, что ли, у него?
– Зачем стырила? – спокойно ответила Ихменева. – Просто он у него в прихожей возле зеркала висел. Ну, я и… одолжила… Слушай, давай завтра же и заглянем к нему на квартиру?
– Давай! После уроков, да?
– Конечно!
Они вошли в квартиру Достоевского совершенно свободно, будто в свою собственную. Да и то сказать: Ихменева была здесь уже несколько раз и прекрасно знала, что где находится. Поначалу решили свет не зажигать, дабы не привлекать лишнего внимания, пользовались фонариками.
– Как-то холодно здесь, – сказал Валя, расстегнувший было куртку, но тут же снова застегнувший ее.
– Так ты же сам ему окно разбил, – хмыкнула Ихменева. – А вставить, видать, некогда было.
И все же полумрак им вскоре надоел, Светлана щелкнула выключателем. Она подошла к столу, думала, куда положить записку для Достоевского – сверху на стол или спрятать в ящик стола.
– Ух ты, смотри, Свет, – Валик тоже подошел к столу, увидел часики в малахитовом обрамлении на подставке из черного с синим отливом лабрадорита. – Классно, правда?
Мальчик взял кругляшок, стал катать его с ладони на ладонь.
Брат этими часами подал ей идею. Светлана решила оставить записку на видном месте, а чтобы она не улетела (ветерок все-таки гулял по комнате), положила ее под эту самую подставку из лабрадорита. Положила и вздохнула, грустно и тяжело. Села в кресло, облокотилась локтями о стол и обхватила голову руками. Ей хотелось заплакать. От горя, от неразделенной любви. И только присутствие младшего брата заставляло ее сдерживаться.
– Ну что, пойдем, Свет?
– Погоди немножко.
Она открыла верхний ящик стола, пошарила там рукой: что искала – не могла бы сказать даже себе. В нижнем ящике торчал ключ, выдвинула и его, поводила рукой, наткнулась на две цветные фотокарточки Достоевского – 3х5. Видимо, для каких-то документов. Даже обрадовалась. Аккуратно согнула карточки пополам, оторвала одно фото, положила себе в нагрудный карман куртки, второе бросила назад в ящик.
В это время кто-то тихо вскрыл дверь в квартиру, осторожно прикрыл ее, неслышно ступая, вошел, оглядев сначала прихожую, где горел свет, затем заглянул в темную кухню и, наконец, оказался в комнате. Тут его и заметил Валик.
– Ой, а вы кто? – воскликнул он.
Светлана тут же вскочила на ноги и повернулась, но сказать ничего не успела – возле ее горла оказалось острие ножа.
– Тихо! Без паники! Отвечайте, где хозяин?
Испуганный Валик застыл на месте, продолжая держать в руках малахитовый шарик. Светлана молчала, нервно глотая слюну.
– Я, по-моему, задал вопрос. Где хозяин? Достоевский где?
– М-мы не знаем, – пропищал Валик. – Мы здесь случайно… Не ругайте нас.
– Вы кто такие?
Наконец Светлана взяла себя в руки. Но, не зная, что это за человек и как он здесь оказался, ответила первое, что пришло на ум:
– Мы не грабители, мы друзья Ильи Ивановича… Он просил приглядеть за его квартирой, пока его не будет…
– А где он сейчас?
– М-мы не знаем, – снова пропищал Валик.
Незнакомец также оказался в некотором смятении: он не ожидал наткнуться на детей. Но времени у него не было, да и с детьми торговаться не хотелось. И тут он сообразил: это же наживка для Достоевского. Дети-заложники – то, что нужно. Если он не найдет здесь рукопись, значит, ее на блюдечке преподнесет ему сам владелец. Он вытащил одной рукой из спортивной сумки, висевшей у него через плечо, скотч, другую же с ножом продолжал удерживать у горла девушки. Затем резким ловким движением развернул ее к себе спиной:
– Руки перед собой! – приказал.
Светлана послушно протянула руки, незнакомец, чуть надрезав ножом ленту скотча, быстро обмотал обе руки на запястьях, наклонился и так же обмотал ей ноги. В это время Валик, правильно поняв немую просьбу сестры, кивнувшую головой в сторону двери, рванулся к выходу, но в последний момент незнакомец успел выставить ногу, и мальчик, развернувшись вокруг своей оси, вытянулся на полу во всю длину. Малахитовый шар вывалился из его рук, покатился вперед, а выпавшие из ниши круглые часики закатились под кресло. В последний момент Валик успел схватить шар, прикрыть его рукой, но это же движение не дало ему защитить лицо от удара об пол. Из носа пошла кровь.
– Ты, щенок, не особо торопись. Ты
