При попытке выйти замуж - Малышева Анна Жановна
Рукопожатия не получилось. Он мягко, но властно притянул меня к себе, обнял, поцеловал сначала в висок, потом в уголок рта, потом… А потом я перестала обижаться и злиться, мне стало хорошо и легко, и когда Ильин спросил, а не погостить ли мне у него в ближайшие дни, я уверенно кивнула: почему бы нет?
Глава 37
ИЛЬИН
Он оставил Сашу в директорском кабинете, а сам, сославшись на неотложные дела, ушел в свой врачебный кабинет. Рабочий день заканчивался, пациентов уже не было, и только молодой доктор рассматривал рентгеновские снимки.
— Ты еще долго? — спросил Ильин, и доктор, чутко уловив настроение начальника, стал спешно собираться:
— Нет-нет, Вениамин Гаврилович, уже ухожу.
После ухода молодого доктора Ильин снял телефонную трубку и набрал номер:
— Зоечка? Приветствую тебя. Как здоровье? Да? Рад, держать в том же духе. Я вас вот о чем хотел спросить — помнишь, я просил тебя пристроить щенка?.. Да, рыженького, да, да… Нет, не передумал, просто мне нужно уточнить — что да как… Что ты, я не сомневаюсь, просто его бывшая хозяйка спрашивает, нельзя ли навестить питомца… Я все понимаю, но это МНЕ нужно. Позвонишь? Отлично, и спасибо большое.
Посидев с минуту в задумчивости, он опять набрал номер:
— Олег? У меня сегодня гости. Будь добр, голубчик, подготовься там. Мы приедем около девяти вечера, так что… ну, сам знаешь. Нет, не много, один человек. Нет, еду я сам куплю.
Ильин опять погрузился в задумчивость. Казалось, он тянет время и почему-то опасается возвращаться к Саше. И вместе с тем одного взгляда на него было достаточно, чтобы уверенно сказать: у человека хорошее настроение.
— Седина в бороду… — сказал он сам себе и засмеялся: — Не ожидал.
После демонстративного ухода Ляльки, ухода, вызвавшего у него скорее досаду, чем огорчение, у Ильина, что называется, бывали девушки, но ни одна из них не вызвала у него не то что страсти, но даже интереса.
Так, как он говорил, для поддержания формы. И он успел привыкнуть к подобному порядку вещей и отчасти полюбить его — чем плоха размеренная, полная житейских удовольствий жизнь состоятельного и вхожего в высший свет человека? Он был сам себе хозяином, и ценил свою свободу очень высоко. Иногда он с усмешкой думал о том, что вполне мог в свое время жениться на Ляльке. Да что там мог? Женился бы обязательно, если бы она не давила на него с такой нечеловеческой силой. Но что ж тут поделаешь, если он с детства не мог ничего делать под нажимом, не переносил, когда его вынуждают. Лялька вовсе не была дурой, но стремление женить его на себе во что бы то ни стало пагубно сказалось на их отношениях. Как она не поняла, что перегнула палку?
Саша во время их первой встречи произвела на него двойственное впечатление и тем самым вызвала любопытство к себе. С одной стороны — хрупкая девочка, кокетливая, но ранимая, изо всех сил прячущая свое смущение под маской полной раскрепощенности. С другой стороны, он почувствовал, что девочка эта, если надо, пойдет на медведя с перочинным ножиком, и ведь завалит бедного зверя. Его удивило, как в ней странно сочетаются желание нравиться, причем всем подряд, даже самым второстепенным для нее людям, и свобода от мнения окружающих.
Но не это главное. Она ему ужасно понравилась: тоненькая, длинноногая, зеленоглазая, обаятельная. Он сам себя не узнавал и вынужден был признать, что испытывает к ней совершенно непривычное чувство: ему хотелось одновременно быть и ее отцом, и ее любовником. Ему хотелось оберегать и защищать ее, утешать и воспитывать, а вместе с тем обладать ею.
В новогоднюю ночь, стоя у дверей ее комнаты на своей даче, он не мог заставить себя войти. Почему? Сто раз он бывал в подобных ситуациях, сто раз заходил в эту самую комнату и всегда находил нужные слова, правильные интонации. И ни разу ему не показали на дверь, не сказали: «Как вы смеете!» или «За кого вы меня принимаете?» Да что там — он никогда не сомневался, что его ждут и что ему будут рады. Хотя девушки попадались очень непростые и очень строгих правил. Но он знал, как это делается, — нужно быть галантным и не прилипчивым, мягким и обаятельным, внимательным, но слегка отстраненным. Нужно заставить их проявить активность, слегка заволноваться и задуматься над тем, а достаточно ли он уделяет им внимания, нравятся ли они ему? Неплохо блеснуть знаменитыми друзьями — современные девушки любят звезд и способны оценить того, кто дружен с ними.
На Сашу его звездная компания не произвела должного впечатления, скорее наоборот. Но он оценил и то, что она старалась скрыть свое отношение к его приятелям, старалась не обидеть и не задеть его.
Стоя перед дверью ее комнаты, он боялся очень смешной вещи — вот он сейчас войдет, а она спит. Его бы это задело. Раньше он ставил своего рода эксперименты — заходил в комнату к той или иной своей гостье через час после официального: «Спокойной ночи», через два, через три. Однажды навестил девушку под утро. Она не спала! И другие не спали. Что и требовалось доказать.
Впервые в жизни он изменил своим привычкам и мирно ушел к себе, а утром, за завтраком, пялился на Сашу во все глаза, стараясь понять, как она отнеслась к его деликатности. И ничего не понял. Она весело болтала, строила ему глазки и вообще вела себя так, как будто ничего другого от него и не ожидала.
Дошло до того, что он попросил у заведующей регистратурой, которая выписывала «Вечерний курьер», несколько номеров этой газеты и целый вечер читал Сашины статьи.
Но больше всего его тревожило то, что он скучал по ней. Ему УЖЕ ее не хватало. Он неоднократно ловил себя на том, что тянется к телефону, чтобы позвонить Саше, просто позвонить, поговорить, услышать. Куда это годится? Да, определенно, сорокадвухлетний процветающий стоматолог и бизнесмен Вениамин Гаврилович Ильин не узнавал сам себя.
Бесцеремонное появление Ляльки поставило все на свои места. Как только он почувствовал знакомый напор, как только увидел тщательно ухоженное и некогда так нравившееся ему лицо, как только услышал резковатый низкий голос бывшей любовницы, он вдруг понял, как приятно иметь дело с совсем другой женщиной.
«Влюбленность, — говорил один его знакомый психиатр, — это чувство невротической привязанности».
Невротическая привязанность к Саше стоматологу Ильину нравилась, и он уже не мог и не хотел выздоравливать.
Глава 38
ВАСИЛИЙ
— Не советую вам вести себя так агрессивно, — капитан Коновалов ласково улыбнулся. — Бесполезно. Ваш муж — преступник, и мы не уйдем отсюда, пока он не вернется домой.
— Я не замужем, — Лялька скорчила презрительную мину. — Но это вовсе не означает, что я могу позволить себе проводить ночь вместе с незнакомым мужчиной. Тем более — с таким.
— Каким таким? — уточнил Василий. — Таким привлекательным?
— Ой, господи! — Лялька расхохоталась.
— Знаете, я иногда боюсь подвергать женщин такому искушению. Есть совсем необузданные. Видите, приходится все время носить с собой оружие, — Василий покрутил на пальце пистолет, — а то бросятся, бывало, на шею, и душат, душат меня в объятиях. Вся шея в шрамах.
— От объятий?
Василий заговорщически оглянулся и перешел на шепот:
— Некоторые, самые темпераментные, представьте себе, кусаются.
— За шею? — Лялька раздраженно отбросила в сторону диванную подушку и вышла из комнаты. Василий невозмутимо поплелся следом.
— Да. Во-первых, у меня это самое эротичное место. Вот, посмотрите. — Он задрал подбородок вверх, давая Ляльке возможность полюбоваться своей короткой и мошной шеей, которая, по словам следователя Малкина, была предметом зависти всех «мелких и тощих испанских быков», участников коррид. — Во-вторых, о другие части моего тела можно сломать зубы.
Василий проводил Ляльку до кухни и пристроился за столом, внимательно наблюдая, как она варит кофе. Он не мог отделаться от мысли, что сожительница Морозова нервничает несколько сильнее, чем того требует ситуация. Василий думал о том, что подобные девицы, как правило, достаточно легко переживают неприятности своих мужчин, тем более, как она сама справедливо заметила, не мужей. Такие холеные стервы вообще очень устойчивы к неприятностям, и любимое их занятие — выходить сухими из воды. А эта — ну просто места себе не находит. Почему?
