Татьяна Степанова - Дамоклов меч над звездным троном
— Ладно, я в приятели к твоему ненаглядному не навязываюсь, — бросил Колосов. — Переживу как-нибудь.
На этом их разговор оборвался: в отдел убийств в который уж раз из изолятора временного содержания доставили Петра Сухого-Саныча. Его уголовно-процессуальное общение с Колосовым было в самом разгаре.
В конце октября неожиданно выпал первый снег. Тут же растаял, однако сразу поставил точку на речной навигации. «Крейсер Белугин» до окончания разбирательств по уголовному делу так и остался на приколе, остался на нулевом причале, среди других теплоходов. Палубы его были пусты. Окна кают темны. Команда списана на берег, а пассажиры после всех допросов и очных ставок в прокуратуре возвращались в Питер разными путями.
Капитан Аристарх Медведев, хлебнувший, как и все, следственного лиха, настойчиво, почти отчаянно звал Лилю с собой. Даже билеты взял в СВ, на «Красную стрелу». Но Лиля поехала не с ним.
Алексей Жданович возвращался в Питер на машине — той самой арендованной белой «Тойоте» с разрисованными боками. Ее двигатель барахлил, но Жданович считал, что домой они уж как-нибудь на этом металлоломе дотянут. Лилю он взял с собой. Она сидела на заднем сиденье вместе с Марусей. После гибели Долгушина Маруся почти не разговаривала, отказывалась есть, не спала. Сидела, крепко прижавшись к своей няне, боясь выпустить ее руку даже на секунду.
Везя ребенка и девушку, Жданович вел машину бережно, без лихачества. Он почти не пил, пока шли все эти следственно-прокурорские дела. О Долгушине они с Лилей почти не говорили — не потому, что им нечего было сказать друг другу о нем, а потому, что все слова казались им обоим пустым сотрясением воздуха. Все это сначала надо было пережить. Как-то пережить.
На выезде из столицы он стал свидетелем одного эпизода: рекламная служба меняла у автобусной остановки плакат на щите из прозрачного пластика. На тротуаре валялся вынутый из своего гнезда разорванный постер, рекламирующий мужской аромат «Йоджи Ямамото» — тот самый. Это была всего лишь глянцевая бумага — теперь это было вполне очевидно. Жданович видел, как один из рабочих аккуратно собрал весь этот бумажный хлам — обрывки такого знакомого, такого реального в прошлом образа, обрывки траурных шелковых крыльев, разящие черные молнии, отравленные стрелы, грязные вонючие ошметки бессмертной плоти, клочья содран ной кожи, тлетворную, смрадную пыль… — смял и засунул в мусорный контейнер.
Рекламу меняли по всему городу. На новых постерах было изображено нечто нечленораздельно-оранжевое. Этот цвет был в большом почете в новом сезоне.
