Брижит Обер - Четыре сына доктора Марча. Железная роза
— Они ничего не узнают. А когда узнают, будет поздно. Они уже получат свое.
Она скептически передернула плечами, и ее такое кроткое лицо сморщилось в недоверчивой гримасе. Быстро шагая чуть прихрамывающей походкой, она продолжала промокать разбитый нос. Ну ни дать ни взять, скаутская вожатая.
— Как видите, профессор Маркус, я не только не погиб, но даже сумел пробраться сюда, обведя вокруг пальца Зильбермана и компанию.
Услышав фамилию Зильбермана, она дернулась и моргнула. Я продолжал:
— Вам, профессор Маркус, я доверял и из–за вас чуть не погиб. Так что позвольте вас заверить: предавать вас скорой смерти я не стану. Нет уж, я постараюсь растянуть удовольствие. Сперва я вам раздроблю одно колено, потом второе и буду продолжать в том же духе, пока вы не обезумеете от боли. А вы, фрейлен Маркус, слишком стары для спортивных упражнений такого рода.
— Но что вы от меня хотите?
— Все. Кто такой Грубер?
Она пребывала в нерешительности. Сейчас мы шли по пустынной набережной вдоль реки. Я крепко держал ее за локоть, дабы предотвратить любые поползновения смыться от меня. Выглядела она старой и измученной.
— Если меня кто–нибудь увидит с вами, я погибла…
— Кто такой Грубер?
Она смотрела на реку, по которой плыла груженая баржа. Шкипер радостно приветствовал нас. Профессор Маркус кивнула в ответ на его приветствие. Сквозь ее развевающиеся на ветру седые волосики я видел белую кожу головы, испещренную синими прожилками. Наконец профессор произнесла:
— Грубер наш человек. Майор Грубер. Наш резидент в Бельгии. Секретарь посольства. Один из блистательнейших агентов нашей секретной службы.
— Тоже предатель?
— По вашим анахроническим критериям, да. Скажем, активно сочувствующий нашему делу.
Я сильнее сжал ее локоть.
— А Магдалена Грубер?
На ее усталом лице появилась слабая улыбка.
— А, вот оно что! Магдалена — наш агент, недавнее приобретение. Завербовал ее Грубер. Магдалена — секретное оружие Зильбермана! Правда, надо признать, по замыслу оружие это должно было оказаться эффективнее.
Итак, я получил подтверждение измены Марты. Женщина, которую я любил, ради которой готов был рисковать своей жизнью, оказалась фанатиком самого худшего свойства, фашисткой и убийцей. Я совладал с искушением как следует врезать этой милейшей профессорине Маркус и решил рискнуть:
— А не проще было бы предложить мне выкуп за этот список?
— А кто нам даст гарантию, что вы не оставите у себя копию? Вы уже три года шантажируете нас и еще становитесь в позу моралиста! Весь Парагвай из–за вас в волнении, и я знаю, что в Аргентине тоже кое–кто уже несколько месяцев не может спокойно спать. И не потому что они опасаются скандала из–за разоблачения, нет, они боятся, что, как только станет известно, кто они на самом деле, они станут мишенью для кинжалов сионистских сикариев.
Скрывая удивление, я жадно впитывал информацию. Значит, я уже три года шантажирую их? Первая неожиданность! Значит, у кого–то имеется этот блядский список, и этот кто–то извлекает из него доход, подшиваясь под Грегора фон Клаузена. Кто–то, с кем мой брат до своей гибели был в контакте.
Моросило. Капли падали легкие, как пушинки; казалось, от них и вымокнуть–то нельзя. Старая дама подтвердила мои подозрения: «они» меня принимают за моего брата и подсунули мне Марту, чтобы выкрасть у меня этот проклятый список, представляющий для них такую угрозу. И как ни крути, существует тайная организация, опутавшая своей паутиной все пять континентов. А я нежданно–негаданно оказался перед крайне неприятной проблемой: эти ребята, судя по всему, шутить не умеют. Позволить миледи Маркус дать тягу — для меня равноценно подписанию смертного приговора. Первым делом она, естественно, свяжется с Зильберманом и сообщит, где я нахожусь. А мне необходимо время. Я резко повернулся к ней:
— Только что вы пытались прикончить меня. Это глупо. Вы могли бы догадаться, что если я вдруг исчезну, то для Ордена это повлечет весьма прискорбные последствия:
— Я решила, что вы приехали, чтобы убить меня. Вы всегда были идеалистом. Неужели вы предполагаете, что я буду думать о безопасности Ордена, когда мне самой грозит смерть? Да, я знаю, что вы положили копии этого списка в один из неприступных женевских банков с инструкцией в случае вашего исчезновения отослать по экземпляру во все крупные европейские и американские газеты. Все это мне известно. До тошноты известно. Как только эти идиоты позволили вам сбежать в Швейцарию, я сразу поняла: нам грозят большие неприятности. И я все время боялась, что ваша ребяческая склонность к красивым жестам толкнет вас предать гласности этот список, несмотря на те огромные суммы, которые мы вам выплачиваем, и еще боялась, как бы ваше самоощущение человека чести не вынудило вас явиться сюда и стереть меня как позорное пятно. И признаюсь, когда я увидела вас у архива, я испытала буквально облегчение. То, чего я боялась, наконец произошло, и мне уже больше не надо ждать.
Она тяжело вздохнула, отвечая своим мыслям:
— Ждать… Вот уже сорок пять лет, как я живу в ожидании. Это очень долго.
Мы подошли к железному мосту, перекинутому через реку. Проехал грузовик, и вся мостовая конструкция задрожала. Я повернулся к Маркус:
— А Ланцманн?
— Ланцманн? Какой Ланцманн?
Так, Ланцманна она не знает… Я мог бы, впрочем, и так прийти к выводу, что он не принадлежит к их организации. Части головоломки начали укладываться на свои места. Ланцманн вытащил меня из когтей Грубера. Он явно работал на какую–то разведку и старался защитить меня в своих собственных интересах. Что же, он тоже думает, что я обладаю какой–то важной информацией? А Маркус, испытывающая потребность говорить, продолжала исповедываться:
— Когда Зильберман понял, что вы разоблачили Магдалену, он впал в растерянность. И наслал на вас Грубера. Как только вы окажетесь у нас в руках, мы заставим вас заговорить. Любой человек, если его как следует допросить, начинает выкладывать, выкладывать все подряд. Этот тезис я упорно отстаивала с самого начала. Но Зильберман не обладает железной рукой вашего отца. Он хотел действовать мягко. И вот результат…
— Вы знали моего отца?
Она ответила с кокетливой гримаской:
— Очень близко, мой мальчик, очень близко.
Я содрогнулся от отвращения, представив себе любовные забавы этой парочки рептилий.
— А он знал, что вы собираетесь убрать меня, потому что я открыл существование «Железной Розы»?
Она взглянула на меня с мерзкой улыбкой:
— Он сам отдал мне этот приказ… Полагаю, если бы он хотел признать вас своим сыном, он вас сам воспитал бы. Но наследственность со стороны вашей матери была… слишком отвратительна.
Я ощутил скачок адреналина в крови, и пальцы мои сильней впились в ее локоть. Несмотря на боль, она ответила мне ненавидящей улыбкой. Но со стороны нас можно было принять за двух старинных друзей, мирно беседующих на мосту над черной водой, несущей дохлую рыбу. Сердце у меня лихорадочно билось.
— А вы что, и мою мать знали?
— Да, мой мальчик, знала, и очень неплохо. Она не всегда была шлюхой. Она происходила из прекрасной семьи. Семьи венских банкиров.
— Врете!
Я не сдержался и невольно повысил голос, и она обрадовалась, оттого что я утратил над собой контроль; ее голубенькие кукольные глаза ярко заблестели. Я заставил себя успокоиться.
— Но если вы говорите правду, почему она стала проституткой?
— Для того времени у нее был небольшой дефект.
— Какой?
Но я уже догадывался, что ответит мне профессор Маркус.
— В частности, ее фамилия. Сара Леви…
— Мою мать звали Ульрика Штрох!
— Потом, да. Это был подарок вашего отца. Прощальный подарок.
— Кто вам все это рассказал?
— Ваш отец, мой юный друг. Ваш отец. Когда я работала вместе с ним.
Жесткий комок застрял у меня в горле. В стылом воздухе прозвучал мой чуть дрожащий голос:
— Где?
Она посмотрела на меня, как на идиота.
— В Аушвице, где же еще. Мы были в медицинской команде, которой руководил доктор Менгеле. А ваша мать…
— Заткнитесь!
Но она, наслаждаясь местью, не обратила внимания на мой выкрик.
— В ту пору ваша мать весила меньше тридцати пяти килограммов и ужасно хотела жить. Должна признать, она доказала, что у нее богатое воображение. Для девственницы…
Я вскинул руку, готовый ударить ее, и она, опустив глаза, торопливо продолжала:
— Когда мы перед приходом этих истеричных янки бежали, она последовала за нами. Надо думать, она привязалась к Лукасу, как собака к хозяину, который ее кормит. Ну а потом он бросил ее. «Железная Роза» требовала его целиком. Лукас отослал ее. Под новой фамилией. И, увы, вместе с вами: мы не знали, что она беременна, иначе бы ей сделали аборт. Она уехала, исчезла. Мы вышли на ее след, только когда вы попали в этот приют.
