Татьяна Степанова - Прощай, Византия!
— Я не жалуюсь, я.., прошу совета, помощи у тебя. Ты мой муж.
— Ну, мерси, что хоть это ты еще не позабыла. Катя молчала.
Ей вспомнилось, как она сама всего несколько часов
Назад буквально кричала на Колосова: «Как же вы снова все прошляпили? Как позволили ему так безнаказанно уйти?» Какое у него было лицо…
— Чего его, умника, в Волгоград в разгар таких событий вдруг понесло? — буркнул Драгоценный.
Катя закрыла глаза. Или ругаться, или обсуждать ситуацию, советоваться… Ей хотелось вскочить, схватить Вадима за ухо, как нашкодившего мальчишку: «Не смей со мной так разговаривать, не смей. Слышишь?» Но она только вздохнула глубоко-глубоко, усмиряя свой гнев. Или ругаться, или обсуждать, спорить…. Что важнее? В спорах рождается истина.
— Он ездил разбираться с одной версией, — тихо ответила она, — которую нам так некстати и не вовремя навязали…
Кравченко хмуро слушал.
— Ведь вы, по сути, работаете с внедренным агентом. То есть, с профессиональной точки зрения, почти в тепличных условиях, — сказал он. — Что же так бездарно-то Нинкины возможности используете, а?
— Ты мне это говоришь?
— А кому же еще? Она у тебя на связи. Ты за этот участок отвечаешь. А вы с ней как дефективные «точка — тире» по мобиле друг другу шлете.
— Она не может мне оттуда звонить, это рискованно, поэтому мы шлем SMS-сообщения.
— Ну да, про портрет генерала Абаканова: ах, какой он был интересный мужчина, — хмыкнул Кравченко. — Что, я не знаю, что ли, вас? Совсем дурачок?
— Мы с Ниной делаем все, что можем, — обиделась Катя. Странно, обличать Колосова Вадим вдруг резко перестал после того, как она поведала ему волгоградскую эпопею с раскрытием убийства семьи Мужайло и задержанием Юргина и Рощук. Объектом несправедливых нападок стала она — Катя. Или все же нападки эти в чем-то справедливы?
— Значит, версия мстителя отпала категорически? — спросил Вадим.
— Вадик, я всегда считала ее искусственной, не правдоподобной. Это только Ануфриев и его начальство могли такое выдумать!
— Насколько я понял из твоего лепета, в эту версию верят сами Абакановы?
— Да, но…
— На кону стоят горно-обогатительный комбинат, миллионный капитал, квартиры, земельный участок в несколько гектаров в правительственной зоне, где сотка стоит под девяносто тысяч «зеленых», а вы это игнорируете?
— Да я сто раз Никите твердила про корыстный мотив, про раздел наследства! — малодушно воскликнула Катя. — Он же у нас как Фома неверующий, ему кажется, что в простоте правды нет. Что чем сложнее, тем ближе к истине!
— А кто тебе сказал, что правда именно в простоте? — хмыкнул Кравченко. — А где же место хитрости, интриге? Ладно. К счастью, этих ваших Абакановых в живых осталось совсем немного. Ты их видела. Кого ты — лично ты — подозреваешь? Кто мог нанять стрелка для устранения родственничков-сонаследничков?
— Мне еще вчера казалось… Вадик, это сложно сказать. Я их видела дважды, и каждый раз в их доме творилось бог знает что. Теоретически убийства могли заказать трое: Константин, Ираклий и Павел. Честно говоря, я, да и Никита тоже, больше остальных подозревала именно Константина.
— Потому что он самый деловой, что ли?
— Ну конечно. Видишь, как опасны стереотипы в таких делах. А теперь его застрелили, и.., их осталось всего двое. Ираклий — прямой наследник, Павел, двоюродный брат, — косвенный, но если все Абакановы умрут, все достанется ему.
— А приятель Нины — Марк Гольдер? Ты его не считаешь?
— Вадик, сам он ничего не получит, наследником является его маленький сын.
— Он что, полным идиотом стал или есть какая-то надежда на выздоровление?
— Вадик, нельзя так о ребенке.
— Я выбираю самые точные выражения, Катя. Сейчас не до глупых сантиментов.
— Он очень болен. Он не в себе.
— Понятно. — Кравченко кивнул. — А девиц вы исключили полностью?
— Ирина — совсем еще девчонка. А Зою саму чуть не убили. Ведь устранять начали, как правильно Никита подметил, самых слабых, самых беззащитных: сестер, брата-школьника.
— Слабость и беззащитность в таких делах никакой роли не играют. Думаю, убийства совершены в такой последовательности только потому, что появлялся удобный момент выследить и прикончить очередную жертву. С одной только девицей — этой вашей Зоей — сорвалось… Кстати, тебе не кажется странной одна вещь?
— Какая? — настороженно спросила Катя.
— Константина Абаканова и его жену ваш стрелок замочил из той же самой винтовки, что и Федора.
— Да, и гильзы и на этот раз все забрал. У нас по этой винтовке до сих пор ничего конкретного. Только приклад ее заснят на фото. Куцый фрагмент.
— В обоих этих убийствах был использован глушитель.
— Нуда, специально, чтобы выстрелов было не слышно.
— А в Зою стреляли из пистолета «ТТ» без глушителя.
— Так там же лес вокруг их дачи, — ответила Катя. — Соседние дома далеко. Пали себе — никто не услышит, на помощь не прибежит. На Мичуринском проспекте в Федора он стрелял вон с какого большого расстояния. В Константина и его жену стрелял в сумерках, видимо, только и надеялся на свой оптический прицел. А в Зою — это же все на моих глазах было, мы только к воротам подошли, и вдруг — бах-бах! Он тогда стрелял метров с пятидесяти, из ближайших кустов.
— И промазал?
— Он бы не промазал, Вадик. — Катя покачала головой. — Он бы ее точно убил. Это Колосов его спугнул — бросился за ним в погоню, перестрелка началась. Если бы его там не оказалось, мы бы одни с Ниной Зою не спасли.
— Ну да, вообще-то логично. — Вадим задумчиво кивнул. — И что же после всего этого твой умник собирается предпринять?
— Я не знаю, — сказала Катя тихо. — Даже спрашивать у него боюсь.
— Его, часом, не по голове там в Волгограде шарахнули?
— Нет, голова у него в порядке.
— Еще что-то соображает? Так какие у вас с ним соображения по первому убийству?
— Самые общие. Евдокию Абаканову одну из всех жертв убили ножом. Колосов считает, что убийца прятался непосредственно в ее машине.
— А еще что он там считает?
— Что если так все и было, то это не тот человек, за которым он гнался в лесу.
— То есть это не стрелок? Не тот тип с фотографии?
— Да.
— А кто же тогда?
— Видимо.., его сообщник. — Катя отвечала неуверенно.
— То есть сам заказчик? Так, что ли, получается?
— Это Колосов так считает. По его мнению, тот, за кем он гнался, незаметно спрятаться сзади в машине Евдокии Абакановой не мог — слишком здоровый, не поместился бы.
— А ты как считаешь?
Катя снова ничего не ответила.
— Кто из них по физическим данным способен убить таким вот способом?
— Ираклий, — ответила Катя. — Он молодой, ловкий. Очень сильный. Павел Судаков, он.., я его видела — он старше их всех. Все еще никак не может оправиться после аварии. Двигается как-то скованно, видно, что травмирован.
— А может, все это специально разыграно? Напоказ?
— Ты думаешь?
— Золотко мое, я их не видел, это ты их рвалась наблюдать на пленэре. Ну а этот Марк?
— Колосов его первого в убийстве жены подозревал. Но он тоже вряд ли бы смог прятаться там, в машине… Он такой долговязый, такой неуклюжий.
— Ты его все время защищаешь.
— Я его не защищаю, Вадик. Но если бы ты их только видел с Ниной там…
— У них действительно это серьезно? Давно хоть она с ним знакома-то?
— С осени. Насколько я знаю, они виделись всего несколько раз. Он ее в свои дела не посвящал. Она до последнего времени не подозревала, что он тоже принадлежит к семье Абакановых.
— И как она собирается с ним поступать?
— Ты меня об этом спрашиваешь? Я, что ли, влюблена без памяти?
— Даже так уже. Ничего себе лав-стори! Ну а вы с этим умником на пару что собираетесь теперь делать?
— Может быть, ты мне.., нам что-то дельное посоветуешь? — тихо сказала Катя. И по глазам Вадима поняла, что это на данный момент самый мудрый ответ.
Глава 35. БУРЯ В ПУСТЫНЕ
По дому гуляли сквозняки, хлопали двери. Царил полнейший хаос. На всех вещах, на всех предметах лежал слой пыли, словно песчаная буря пронеслась в выжженной дотла пустыне. А за окнами белели сугробы… А за окнами в парке была зима. Здесь же, в доме, все было засыпано горьким песком, жгучим пеплом. Лица казались серыми, углы — темными, лестницы — бесконечными, комнаты — опасными, ворота — замурованными…
Именно так Нина представляла себе все это. Отказываясь покидать этот дом, она жестоко лгала себе: ноги сами несли ее прочь отсюда. Прочь! Скорей! Но.., как же она могла уйти?
Голоса — шепот, крики сливались в невнятный хор. Словно все кругом сошли с ума и бормотали, бормотали, не слушая друг друга:
— ..Строим домики благополучия.., складываем кирпич к кирпичику, возводим на развалинах. Закрываем глаза, чтобы не видеть, не знать… (Павел — прядь волос прилипла к потному лбу, жесты отчаянны и нелепы.)
