Системный сбой - Александр Николаевич Бубенников
34. Поздним вечером
Тонко и нудно дребезжат стекла на холодном декабрьском ветру, стучат ставни. Сквозь шум ветра, дребезг стекол и стук ставней слышно, как глухо и затравленно в зимнем одиночестве хлопает калитка. Наташа упросила отца взять ее с собой на дачу, когда маме выпали дежурства в ее больнице на выходные. Делать нечего, и Ветров потратил несколько часов, чтобы истопить печку и согреть дом. Вера не советовала им ехать на дачу, но дочка так настойчиво просила взять ее с собой, что он уступил. Не оставлять же ее одну в пустой квартире. Когда мучился с печкой, а Наташа сидела в шубе в холодной комнате, молча, неподвижно, без лишних вопросов и телодвижений, как часовой, он почти отчаялся и проклинал себя за то, что пошел на поводу у капризницы, которой вынужден был всегда подыгрывать. Но вот затрещали поленья в печи, загудела печка, комнаты постепенно наполняло живое доброе тепло, вот он и сам разоблачился до легкого шерстяного тренировочного кос, наконец, пришло время разоблачать и дочку – до свитера с плотными колготками и так далее.
– Если почувствуешь, что жарко, потеешь, говори, что-нибудь придумаем, – наставлял он задумчиво дочку. – В нашем деле важно во всем соблюдать баланс сил и противоречий, балансировать на поволоке, как канатоходцы, чтобы было не холодно и не жарко…
– Будем, – кивнула светлой головкой в кудряшках Наташа. – Калитка хлопает в ладоши, гостей зазывает на представление…
– Почему зазывает?.. На какое представление?..
– Потому что хлопает в ладоши и приглашает в гости. – Весело рассмеялась Наташа, слюнявя пальцы и перелистывая детские книжки отца. – Я открыла твою старую книжку про цирк… У нас дома тоже такая есть, только новая… Мне мама ее часто читала в твое отсутствие, «Гуттаперчевый мальчик» называется… Про акробатов, ходящих по проволоке… А ты про канатоходцев заговорил… И калитка хлопает, как будто в цирк на канатоходцев зазывает…
– Это мы канатоходцы? – спросил Ветров, беря дочку к себе на колени. Поудобней располагаясь в кресле, чтобы полистать с ней свою старую любимую книжку детства. – Вполне возможно, все мы гуттаперчевые мальчики, балансирующие по канату, пока не срываемся…
– И гуттаперчевые девочки… Или каучуковые, гибкие девочки… Я уже мостик делаю – почему я не гуттаперчевая девочка.
– Нет, рассказов про гуттаперчевых девочек я не читал… Но часто слышал из уст нашего директора института, что он в ряде ситуаций он сторонник гуттаперчевых решений. В переносном смысле гибких уклончивых решений, допускающих различные истолкования и выходы из создавшихся положений.
А с рассылкой автореферата диссертации тоже облом вышел: было твердое обещание руководства разослать еще во время командировки Ветрова, ан, нет, не разослали. Приняли странное гуттаперчевое решение устроить вторую предзащиту с вызовом всех оппонентов и даже представителя ведущей организации с их отзывом – «для прогона» или «учёной прожарки».
«Но ведь этот прогон полностью эквивалентен настоящей защите, – высказал свои сомнения вслух Сорину. На что замдиректора резонно возразил: «На то он и прогон, чтобы решать, пускать или прогонять в буквальном смысле слова».
Старинные часы на стенке с гирями и «с кукушкой», кукующей нужное время, неустанно и сонно, впрочем, достаточно громко тикают. «Когда они прокукуют восемь часов вечера, я вскипячу чай, и мы поужинаем с Наташкой, чем Бог послал. Темно, настоящий вселенский мрак. Снова всё покрылось жутким вселенским мраком, как тогда в поезде перед ограблением. Хоть выходи во двор и закрывай, привязывай посильней калитку к столбу, чтобы не хлопала и не приглашала на е представление с падением гуттаперчевого мальчика Ветрова Алексея Алексеевича, жертве гуттаперчевого решения институтского начальства».
Наверное, потому что он непрерывно глядел на часы, где вздрагивали гири, когда их ход замирал и обрывался, Ветров сам резко вздрогнул, чем-то даже испугав дочку, когда вместо кукованья кукушки громко заиграл в заднем кармане брюк мобильник. Он, обретая спокойствие, неторопливо и вежливо ссадил с колен Наташку, оборвавшей чтение, спокойно включил «прием». И услышал слабый, тревожный голос Влада одновременно с хрипловатым от старости голосом кукушки. Поскольку голос кукушки был на много сильней телефонного, он непроизвольно заложил свободное ухо пальцем.
– Алло, говори громче.
– Ты где Алексей?
– На даче, с Наташкой.
– А Вера?
– На дежурстве. Мы с дочкой здесь одни. Кукушку слушаем.
– Я тоже ее слышу…
Голос Влада куда-то пропал и Ветров несколько раз впустую и безуспешно кричал в трубку:
– Алло, алло… Ничего не слышно, перезвони…
Наконец, снова прорезался голос Влада:
– Можно мне тоже послушать кукушку?..
Возможно, Ветров не так понял Влада, он стал объяснять, что это старинные часы, еще прадеда.
– Понимаешь?
– Понимаю, что зимой кукушки в твоих лесах не кукуют. Вот я и хочу послушать у тебя прадедовскую кукушку – в гости к тебе набиваюсь. Это ты понял, старик?
– Разносолами не побалую тебя, а на чай можешь рассчитывать.
– А если мы к тебе вдвоём с Палычем приедем – не прогонишь?..
– Конечно, не прогоню, – машинально ответил Ветров, – почему-то вспомнив свои мрачные ассоциации с этим словом, с «диссертационным прогоном», после которого непременно прогоняют. И снова уловив тревогу в голосе Влада, спросил. – Ничего не случилось?
– Крупных неприятностей нет, но мелких столько, что и не знаешь, что лучше – одна крупная неприятность, чем несколько мелких… Мы к твоей даче проедем на машине Палыча – у него «Нива» с передним приводом.
– Тогда без проблем… Здесь то распутица, то заморозки… Палычу накажи, чтобы не гнал свою «Ниву», поскольку сельскохозяйственный сезон для нее закончен…
– Всё шутишь – на ниве просвещения и науки сезон никогда не заканчивается… О том речь впереди – всё услышишь из первых уст…
– Жду… В случае чего звони на трубу – вырубать не буду…
– Договорились, через полтора, максимум, два часа будем у тебя, старый… До встречи…
Опять сильно хлопнула калитка во дворе. «Буду открывать ворота Палычу, замотаю проводом калитку, – подумал Ветров, отправляясь на кухню разогревать приготовленную Верой пшенную кашу в горшочке для Наташки. – Где-то у меня был запрятан гибкий, как пластилин, провод… Гуттаперчевый провод… Кто же из нас трех, меня, Влада, Палыча – «гуттаперчевый мальчик» для битья… Влада побили, меня побивают, пока что Палыч только один целехонький – и слава Богу, что пока целехонький, хоть один из нас…»
– Кто звонил, папа?
– Дядя Влад, он скоро приедет сюда на машине с одним нашим общим другом.
– А у дяди Влада нет машины – на какой
