Татьяна Гармаш-Роффе - Голая королева
Лина осторожно приблизилась к витрине сбоку и стала внимательно просматривать тротуар. Мужа нигде не было видно. Может, ушел? Нет, с какой стати! Он знает, что она здесь, он ждет, когда она выйдет, он ее стережет: не за тем он ее выследил, чтобы спокойно уйти теперь…
Позвонить Андрюше на работу? Сказать: приезжай, забери меня отсюда, а то тут мой муж меня стережет?
Некуда. Некуда ему звонить. У нее ни одного номера телефона нет, Андрей ведь по разным издательствам мотается, на месте не сидит, его рабочее место – дома…
У магазина остановилось такси, распахнулась дверца. Пожилая женщина расплачивалась с водителем.
Лина ринулась к дверям. Женщина не успела еще прикрыть дверцу, как Лина рухнула в машину и крикнула ошарашенному шоферу:
– Трогайте! Быстро!
Спасена! Машина резво отъехала от тротуара, и позади нее остались открытые рты потрясенных наблюдателей. Мужа, однако, как ни высматривала Лина в быстро удаляющейся ретроспективе, она так и не увидела…
Не могло же ей показаться?!
Расплатившись с водителем на ходу, она бегом вбежала в подъезд, домчалась, задыхаясь, на верхний этаж, влетела в квартиру, закрылась на все замки, перевела дух и только тут заметила, что пояс, который она примеряла, остался на ней. Она за него так и не заплатила…
Глава 37
Как бы ни убеждал себя Кис, что появление Филиппа у дома Алины нереально, самоубийственно и абсолютно невозможно, он все же продолжал свою работу – просто потому, что не любил странности и желал их прояснить. И потому, не обнаружив искомого парня среди жильцов указанного Алексом подъезда, он принялся разыскивать среди местной детворы мальчонку, которого Алекс обозначил как «братишку».
Ему повезло: в крикливой стайке мальчишек, возвращавшихся из школы, он почти сразу попал на семилетнего малыша, который вспомнил дяденьку в черных очках. Разумеется, никаких родственных связей с «дяденькой» малыш не имел, зато припомнил, как дяденька дал конфету и спрашивал, не видал ли он тут по соседству девушку со светлыми волосами…
Но девушки с любыми волосами были для ребенка «тетеньками» и в зону его внимания не вписывались, так что вкусная конфетка осталась неотработанной.
Кис тоже дал конфетку – его-то конфетку мальчишка заслужил! – и пошел восвояси крайне озабоченный.
Разумеется, девушек со светлыми волосами в России много… И не один Филипп по ним вздыхает…
А все же в том парне в очках и кепи все больше проступал Филипп, и Кису это решительно не нравилось. Чего ему тут занадобилось? Чего вынюхивает-выслеживает?
Ну, положим, выследил. Как выследил? Очень просто: проследил за Алексом от работы до дома. Ладно, увидел: Алина живет с Алексом. Узнал, удовлетворился и убрался обратно – куда-то туда, где он скрывается от милиции, – порадовавшись за ближнего?
Как бы не так! Это не из его биографии. Он, ревнивец и собственник, – он за ближнего не порадуется, особенно если этот ближний в лице Алины принадлежит другому.
Ладно, допустим. Предположим, что, увидев Алину с Алексом, он вовсе не порадовался. Он, скажем, разозлился. И даже скажем так: пришел в бешенство. А дальше-то что? Зачем ему продолжать выслеживать их? На что он рассчитывает?
Уговорить Алину вернуться к нему?
Или – убить Алекса?..
Или – убить Алину…
Бред, бред, бред! Если бы он хотел убить кого-то из них – уже бы убил. Времени для этого у него было предостаточно.
Значит, Филипп – если, конечно, мы допускаем, что это все-таки он там слонялся, – ждет чего-то другого. Возможности поговорить с Алиной… А может, уже говорил? Пытался убедить бросить Алекса и вернуться к нему? Угрожал?
Но если бы он к ней подходил, Алина бы сказала Алексу, а Алекс – ему! А ему никто ничего… Или она скрыла? Нет смысла. Она Филиппа не помнит. У нее нет никаких причин что-либо скрывать. Напротив, если бы он сунулся к ней, то наверняка бы напугал – и она бы обязательно сказала Алексу…
Если это, конечно, был Филипп… Что пока никак не доказано. Про блондинку расспрашивал? Эка невидаль, да тут они на каждом шагу, блондинки…
Он, конечно, безумный, Филипп. Что-то в его действиях есть безоглядное, самоубийственное. Это все верно. Но даже у безумцев работает инстинкт самосохранения! И даже еще более обострен, чем у обычных людей! Так что Филипп на самом деле занят спасением собственной шкуры, прячется, едва дыша, где-нибудь, а милиция его безуспешно ищет…
А все же он снова послал Ваньку болтаться возле дома Алекса и высматривать парня в очках и кепи, вооружив его в придачу фотографией Филиппа с дополнительным устным описанием: волосы светлые, длинные, возможно, забранные в хвост; глаза светлые, рост… И так далее, на случай, если Филипп (самоубийство, самоубийство полное!) покажется без кепи.
А сам поехал по адресу его матери. Из материалов дела Кис знал, что отец Филиппа спился и умер от рака; что мать его была женщиной крайне неразговорчивой; что все возможные контакты Филиппа были уже милицией проверены и никакого результата не дали, что…
И все же поехал.
Лина нервно ходила по комнате взад-вперед, постепенно успокаиваясь.
Глупо как! Сбежала, как девчонка. От какого-то призрака, привидевшегося ей в зеркале. Был ли это действительно Муж у магазина? Может, просто кто-то похожий? И как она могла решить, что это был он? Право, глупо!
Во-первых, он не смог бы ее найти. Ну никак не мог – это совершенно случайная встреча с Андреем, никто не мог ее предвидеть! В больнице не знают, где она… Разве что Муж выследил ее тогда, в парке? Но он сказал, что придет к четырем. А Алина сбежала около часу. Кроме того, она постоянно оглядывалась. И они взяли такси.
Нет, никак невозможно.
Следовательно, он не мог ее найти. Это, во-первых.
А во-вторых, если бы это был действительно Муж, то он бы не ушел. Если б он ее выследил, он бы что стал делать? Конечно, выяснять с ней отношения! Как все мужья! «Почему ты из больницы сбежала и что ты тут делаешь?» И прочее. А тот, кого она видела в зеркале через витрину, тот посмотрел и ушел! И вовсе не Лина его интересовала. Просто глянул, что тут в этом магазине продают – мужчины ведь не любят зря болтаться по магазинам, правильно? – и пошел себе дальше. А она, бестолковая, целый фильм ужасов сочинила. Право, даже стыдно!
Ну и в-третьих – она не помнит его лицо, виденное в расплывчатом тумане близоруких глаз. Она ведь тогда, когда он подошел к ней в больничном дворе, не захотела очки надевать! И как она могла решить, что она его узнала?
Ерунда полная! Надо будет вернуться завтра в магазин и заплатить за пояс. Да и за остальное, что она присмотрела для себя. Интересно, продавщица сохранит отобранные вещи или придется все перемеривать заново?
Однако при мысли о новом выходе на улицу ей стало слегка не по себе.
Лучше посоветоваться с Андреем. Или даже еще лучше – сходить с ним вместе. Если бы он сумел вырваться с работы пораньше…
Но стыдно же об этом рассказать! «Мне показалось, что я видела своего мужа». – «И что? Ты с ним объяснилась?» – «Нет, я позорно сбежала…»
И еще: Лина ведь ему ничего так и не рассказала о визите Мужа в больницу.
И теперь Андрей спросит: «А как же ты его узнала? Ты ведь его не помнишь, а после амнезии ты с ним не встречалась?» И что же Лина будет Андрею объяснять? «Извини, милый, но, видишь ли, дело в том, что я тебя обманула… На самом деле в больнице ко мне, тайком от врачей, приходил мой муж и сказал, что я совершила какое-то преступление, за которое меня хотят отдать под суд…»? Нет, это никак невозможно.
Да и зачем Андрею об этом говорить? Все это глупости, игра ее дурацкого, трусливого воображения. Лучше просто попросить его сходить с ней в магазин. Посоветоваться. Он художник – вот она и хочет узнать, как на его художественный вкус выбранные ею одежки…
Дело было улажено в тот же вечер. Андрей с удовольствием согласился сопроводить ее в магазин и обещал прийти пораньше…
Высокая, худая женщина с короткими светлыми волосами и неприветливым лицом, изучив цепким взглядом удостоверение частного детектива, молча пропустила Алексея в квартиру, бухнула перед ним на обеденный стол один из ящиков письменного стола и, сухо сообщив, что в нем все, что осталось от сына в доме, принялась сердито гудеть пылесосом.
Кис сделал попытку заговорить с ней о Филиппе, но женщина не удостоила его ответом, и ее спина, энергично двигавшаяся в такт пылесосу, красноречиво выразила бесконечное презрение – к детективу, задающему идиотские вопросы, к собственному сыну, не оправдавшему ее надежд, к мужу, который спился и предательски умер, и вообще к миру, полному слабых и ничтожных людей.
Оставив эту безнадежную затею, Кис сосредоточился над пыльным ящиком, перебирая какие-то ноты, пару старых кассет, несколько школьных тетрадок, ветхую, почти рассыпавшуюся книжку на эстонском языке, на обложке которой была изображена девушка в синем платье с синей ленточкой вокруг лба, и рядом с ней крупный, в рост с девушку, волк…