Леонид Влодавец - Без шума и пыли
Вредлинскому показалось, будто мистический смысл слов об «игре в прятки» ему уже открылся. Насчет «Мордвинов был жертвой», как ему показалось, речь могла идти о ком-то из тех, кого подстрелил Стас. Однако оставалось неясным, в каком «моторе» сидела «Алике», с которой у него однозначно ассоциировалась Александра Матвеевна. Уж не в том ли «Форд-Эскорте»?!
Эта, на первый взгляд совершенно немыслимая версия в течение нескольких секунд завладела сознанием Вредлинского.
А почему бы и нет? То, что они прожили вместе двадцать шесть лет и не развелись, как многие их знакомые, вовсе не означает, что у Александры не могло возникнуть — на почве приближающегося климакса, например! — безумное желание сжечь корабли и мосты. Ведь он, Вредлинский, по большому счету — старик. Аля же в 48 лет все еще ощущает себя молодой женщиной: красится, стрижется, делает все эти маникюры и макияжи, меняет наряды — словом, расходует массу времени на то, чтобы понравиться мужчинам. Не законному супругу, а мужчинам вообще. И кто знает, может, она уже нравится какому-то конкретному господину.
Вредлинский и сам не больно блюл супружескую верность, и за Алей в прежние годы особо пристально не следил. Они считали себя современными людьми, которые свободны в выборе временных партнеров, но должны соблюдать при этом интересы семьи. То есть не водить любовников в дом и не давать детям повода для пересудов. При этом считалось, что если они найдут нужным разойтись, то лишь тогда, когда Вадик и Лара вырастут.
Все это казалось вполне разумным и логичным, да и действительно помогло им прожить столь долгую совместную жизнь, избежав серьезных скандалов. И вот дети выросли, почти устроены и, судя по всему, вот-вот вступят в браки. Казалось бы, можно и освободиться от брачных уз, как пролетариату от своих цепей, но…
Теперь вопрос перешел из морально-нравственной сферы в область экономики. Теперь было что делить, даже с учетом потерь от дефолта. Ведь за последний год с помощью Манулова Вредлинский неплохо подзаработал. Аля же — практически ничего. Впрочем, терять половину от нажитого было жалко и ему, и ей.
Напитавшийся алкоголя мозг Эмиля Владиславовича вдруг вообразил, будто его законная решила, что ей пора овдоветь. А почему бы и нет? О том, что супруги заказывают убийства своих половин, даже в газетах писали. Возможно, Але подвернулся какой-то хлыщ из числа «новых русских», у которого появилось желание быстро подзаработать. Охмурить стареющую, но все еще жаждущую безумств бабу этот тип смог бы без. проблем. И он, пригласив «отмороженных» дружков, решил ускорить процесс старения Вредлинского. Через месяц-другой, а то и раньше богатая вдова перестанет рыдать и выйдет замуж за молодого и свежего, потом завещает ему все нажитое совместно с Вредлинским имущество — никуда не денется, он ее зашантажирует соучастием в убийстве! — ну, а через год-полтора и сама отправится в мир иной, ибо молодой супруг сочтет, что больше не нуждается в ее услугах.
Наверно, если б не та четвертинка, которая циркулировала в организме драматурга и сценариста, он оценил бы ситуацию более трезво. Во всяком случае, не стал бы считать супругу непроходимой дурой. Но голова разогрелась быстро, а фантазия у Вреддинского, как у всякого писателя, была развита хорошо. Что же касается мистического восприятия цитаты из царского дневника за 10 октября, то оно тут тоже сыграло не последнюю роль.
Вредлинский сразу вспомнил, что супруга была осведомлена насчет его визита к Манулову. И дорогу знала хорошо. Из дома Аля ушла раньше, чем Эмиль Владиславович, а куда именно она отправилась: к подруге или в другую сторону, Вредлинский не отслеживал. Вполне могла сесть в тот самый «Форд-Эскорт» и показать наилучшее место для засады. У этого «мотора» были темные, тонированные стекла, и ни сам Вредлинский, ни даже Стас не смогли бы ее разглядеть. Очень может быть, что первое нападение решили не доводить до конца специально. Просто сделали выстрел в пустоту, а затем умчались, чтобы высадить свою сообщницу-наводчицу. Выгрузили ее где-нибудь, она мирно вернулась домой и стала ждать появления Стаса, которого, возможно, собирались оставить в живых или легко ранить — специально для того, чтоб он мог дать показания, подтверждающие алиби мадам Вредлинской.
— Что ты посмурнел, Миля? — отметив озабоченность, проступившую на лице приятеля, спросил Крикуха.
— Да так, — потупился Вредлинский. — Надо бы жене позвонить… Наверно, волнуется уже. У тебя ведь есть телефон на даче?
— Сохранился, — утвердительно кивнул Георгий Петрович. — В кабинете стоит. Конечно, позвонить надо. Золотая у тебя жена! Ее грех расстраивать…
Насчет того, какая у него «золотая жена», Вредлинский возражать не стал. Он прошел следом за Жорой в его дачный кабинет, который выглядел совершенно заброшенным. Должно быть, Крикуха за свой письменный стол давненько не садился — на полированной поверхности лежал густой слой пыли, чуть-чуть вытертый локтями поблизости от телефона. Вредлинский, стараясь не запылиться, осторожно набрал номер.
Уже нажимая на кнопки этого старого польского телефона-в 70-х годах это был последний писк моды! — Эмиль Владиславович вдруг засомневался. Точнее, он просто не знал, что, собственно, может выяснить при помощи этого звонка. Если Для уже дома, это вовсе не значит, что она наводила на него киллеров, а если ее дома нет, это не означает, что она мирно сидит у подруги и треплется на какие-нибудь сугубо бабские темы.
Тем не менее кнопки были нажаты, зазвучали длинные гудки, а затем Вредлинский едва рот не открыл от удивления.
— Але! — прозвучал из трубки певучий голосок Василисы.
СНОВА ДОМА?
— Ты уже вернулась? — постаравшись говорить как можно более спокойно, спросил Вредлинский.
— Да, Эмиль Владиславович, уже приехала. Машину включила, белье стирается, а я пока на кухне посуду мою…— бойко доложила домработница.
— Александра Матвеевна пришла? — подавляя целую кучу вопросов, которые так и рвались с языка, скромно спросил хозяин.
— Нет, пока еще не пришла, — отозвалась Василиса. — Я своими ключами отпирала.
— Ну, ладно. Если она появится, скажи ей, что я сейчас у Георгия Петровича и через полчаса буду дома.
— Обязательно передам! Больше ничего не передавать?
— Нет, — Вредлинский повесил трубку.
Мысли у него в голове закружились, будто вьюга. Неужели эта дрянь, которая кому-то там попалась в связи с убийством очень нужного для Манулова человека, а потом наврала, будто ее послал Вредлинский, каким-то образом из всего выпуталась? А потом осмелилась вернуться в Москву и явиться к Вредлинскому? Ведь она же самым наглым образом его оклеветала! Вредлинский своими ушами слышал диктофонную запись ее лжи!
— Не переживай ты так, — подбодрил его Георгий Петрович, полагая, что друг Миля расстроился из-за того, что супруга отсутствует. — Заболталась просто, и все. Время-то еще не больно позднее.
— Да-да, конечно… — рассеянно произнес Вредлинский. -Но все-таки, пожалуй, мы пойдем. Одежда уже, наверно, подсохла.
— Я вам щетку дам, чтоб вы глину отчистили, — засуетился Крикуха.
Минут через десять, приведя одежду в относительно благопристойный вид, Вредлинский и Стас отправились восвояси.
На сей раз никаких приключений судьба им, похоже, не уготовила. Свет в окнах своего жилища Вредлинский воспринял с каким-то трепетом душевным, будто моряк, впервые за полгода или год увидевший огни родной гавани. Хотя на самом деле их со Стасом путешествие заняло всего несколько часов, включая посещение Крикухи, но пережитого страха и на год вперед хватило бы.
— Во трудяга Василиса! — подивился Стас, обратив внимание на то, что асфальт на дорожке, ведущей к гаражу, недавно подметен. — Не умеет баба без дела сидеть… Все листья сгребла, будто и листопада не было!
— Да, работница она примерная! — скупо похвалил Вредлинский, не желая торопить события. И вдруг подумал: а что, если все, начиная с визитной карточки, якобы украденной Василисой, и кончая магнитофонной записью с «разоблачениями», было подстроено Мануловым? С одной целью — запугать Вредлинского, чтоб он сидел и трясся, не говоря уже о том, чтоб ему не приходила мысль пойти в ФСБ и настучать о деятельности американского гражданина Манулова. Ведь тогда, дескать, моментально всплывет история с убийством Евсеева, и еще неизвестно, не признают ли тебя, Миля-Емеля, заказчиком… В конце концов, именно он, Манулов, рекомендовал Вредлинскому эту милую служанку. И Стаса тоже он рекомендовал. Может, и нападение, которое доставило Эмилю Владиславовичу столько волнений, было всего лишь отлично поставленной инсценировкой в духе голливудских боевиков? Да, стреляли не холостыми, пули свистели, но ведь не попадали! Нет, после выстрелов Стаса, кажется, кто-то падал, но ведь ран Вредлинский не видел. Могли эти статисты понарошку упасть, как на киносъемке? Могли! Что стоит Манудову для этого спектакля нанять группу профессиональных каскадеров? Боже! Ведь Стас стрелял из «глока-17», который зарегистрирован на имя Вредлинского, а Эмиль Владиславович где-то слышал, что у милиции есть специальная пулегильзотека, в которой хранятся пули и гильзы от всех зарегистрированных пистолетов и даже от незарегистрированных, но где-то стрелявших. Вот еще один повод для шантажа! Манулов может сказать: «Емеля, ты, конечно, извини, но твой охранник одного или двух нападавших завалил. Если их трупы где-нибудь случайно найдутся, то их ведь и на тебя повесить могут — хрен докажешь, что ты их мочил в пределах необходимой обороны, а Стас свои отпечатки сотрет и скажет, что твоего пистолета вообще не трогал… Не слабо будет, если ты попадешь в одну камеру с кем-нибудь из дружков этих „невинно убиенных“!»
