Виктория Платова - Эшафот забвения

– Рада, что смогла тебе его доставить.

– Ты очень изменилась, – Лапицкий подпер голову рукой и задумчиво посмотрел на меня, – Анна.

– Меня больше не зовут Анной.

– Прости-прости… Все время забываю. Из головы вон.

– Ну? – не выдержав, спросила я – Завидный у тебя кобелек. Должно быть, из рук ест и хвостом при этом виляет. Смотрю, пользуешься на практике приобретенными сексуальными знаниями.

Теперь ситуация выглядела совсем уж глупой. Кажется, он вовсе не собирался меня убивать. Пользуясь этим, я медленно вытряхнула из ботинок песок и надела их.

– Ты очень изменилась, – снова повторил Лапицкий, – но я бы все равно тебя узнал.

– А ты и узнал. Что дальше?

– Как ты живешь?

– Ты и дальше намерен вести со мной светскую беседу?

– Почему бы и нет? Я о тебе часто вспоминал.

– Наверное, не чаще, чем я.

– Звучит как признание. Зря ты не осталась тогда. – Вот и все, сейчас он зачитает обвинительный приговор и отдаст команду “пли!”.

– Я так не думаю.

– Мы могли бы работать вместе. Мы могли бы сделать массу дел, полезных для этой страны. Я не удержалась и хмыкнула.

– Если ты такая праведница… Я хочу спросить – если ты такая праведница.., не снится ли тебе убитый тобой Меньших Михаил Юрьевич? По кличке Лещ, если я не ошибаюсь.

– Ты подонок..

– Пышные были похороны… Я на них присутствовал. Я не говорил тебе об этом? Сколько трогательных речей произносили… Как-нибудь расскажу тебе в подробностях. А его секретарша, Зоя, если ты помнишь…

– Прекрати!

– Нет-нет, с ней ничего не случилось. Она даже не покончила с собой. Просто удивительно. Зато теперь мы отслеживаем несколько каналов с альфафэтапротеином. И все благодаря тебе. Зря ты не осталась.

– Ты здесь только для того, чтобы сказать мне об этом?

– Нет. А ты, я смотрю, по-настоящему испугалась. Ну конечно. Только теперь я поняла, что боюсь. Я так долго ждала этой встречи, я так готовилась к ней – я не думала, что буду так бояться. Произойди она еще несколько месяцев назад – я бы выглядела более достойно. Но сейчас, после той бешеной жажды жизни, которой заразил меня Братны, после той бешеной жажды жизни, которую оставил в самой глубине моего измученного тела Митяй, – сейчас я действительно боялась.

– Да, – честно сказала я.

– Ты все-таки так и не стала такой, какой я хотел тебя видеть. Но и такой ты мне нравишься. Ты мне нравишься такой даже больше. Тебе идет седина.

Я молчала. А потом выдала совсем уже невероятную вещь:

– Не ври!

Лапицкий широко улыбнулся:

– Да-а. Женщину в тебе убить невозможно.

– Ты ведь за этим сюда пришел. – Вот я и сказала, вот я и произнесла это вслух. И мне сразу стало легче, свобода выбора теперь принадлежала не мне.

– Ты очень удивишься, но совсем не за этим… Хотя мне стоило больших трудов замять историю с тобой. Очень больших. И больших потерь. Ты знаешь, как я к тебе относился… Ты была моим лучшим творением, я говорил тебе. Ты была моим самым серьезным оправданием… То, что я чувствовал, когда лепил тебя, – такого я не испытывал никогда в жизни. И я благодарен тебе за это до сих пор… Но ты сыграла не по правилам.

"…ЭТО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТ, НО ПРИДЕТСЯ МЕНЯТЬ ПРАВИЛА ИГРЫ”, – вдруг тупо подумала я словами, нацарапанными на пачке из-под “Житан Блондз”. Похоже, что эту записку действительно писал убийца. Кто же все-таки убил Александрову? И Бергман. Был ли это один человек? Если да – зачем он сделал это?

– Ты что-то поскучнела, – заметил Лапицкий.

– Когда-то я сказала тебе, что никогда не буду играть по правилам.

– Нет, ты не помнишь. Это сказала не ты. Это сказала Анюта, Анна Александрова, быть которой ты не захотела.

Анна Александрова. Татьяна Петровна Александрова, 1925 года рождения… “ЗАЧЕМ ВЫ СКРЫЛИ ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО…"

– Ты до сих пор не можешь простить мне этого. – Я принялась зашнуровывать ботинки.

– Ты, я смотрю, тоже не можешь простить себе этого. – Лапицкий внимательно посмотрел на меня. – Хочешь избавиться от себя прежней?

– Уже избавилась.

– Я вижу. Совсем себя запустила. Интересно, сколько тебе понадобилось времени, чтобы так… Чтобы так выглядеть?

– Нисколько не понадобилось. Все произошло само собой.

– Тогда один совет.

– Я помню твои советы…

– Этого я тебе не давал. Если ты окончательно решила убить свое лицо, не занимайся ни с кем любовью – это снова делает его красивым. Поверь, со стороны виднее. Я наблюдал замечательную картину. Мне стоило только посмотреть, чтобы окончательно убедиться, что это ты… И вообще – следи за своим лицом. Иногда оно тебя выдает.

– Я учту.

– Думаю, этот кобелек тебя раскусил и теперь не отстанет. Надеюсь, с твоей стороны все обстоит не так серьезно?

– Что я должна сказать?

– Можешь ничего не говорить. Оголтелый секс, и ничего больше. Я не прав?

– Не знаю. Странно, что мы разговариваем с тобой как приятели. С тобой, которого я ждала все это время. Вместе с пулей в затылок.

– Ну, зачем же драматизировать ситуацию? Хочу пригласить тебя на кофе.

– Боюсь, Митяю это не понравится.

– Значит, кобелька зовут Митяй.

– Не смей так его называть.

– Будешь штрафовать меня так же, как когда-то штрафовала за “суку”? – Это был запрещенный прием, это была часть нашего недолгого общего прошлого. Прошлого, в котором мы безбожно врали друг другу, безбожно ненавидели друг друга, безбожно не могли друг без друга существовать. Костя Лапицкий не сделал из меня совершенное орудие для убийства, но привязал к себе гораздо крепче, чем я могла представить.

Я даже не подозревала об этом до сегодняшнего дня. До сегодняшнего дня, в котором он должен был наконец-то избавиться от меня. Вот только он и не думал от меня избавляться.

Приятный сюрприз, хотя и немного сентиментальный.

– Хорошо. Если.., если тебе не нужно сводить со мной счеты. Тогда для чего ты здесь?

– А ты не догадываешься? У вас здесь актрис убивают.

А где же еще быть скромному ангелу возмездия, как не в горячих точках?

– Я не думала, что убийство старой актрисы – это компетенция особого подразделения спецслужб.

– А кто тебе сказал, что этим занимаются спецслужбы? Это компетенция уголовного розыска.

Рядовое расследование!.. Я достала из кармана пальто сигареты и закурила.

– “Житан Блондз”, – задумчиво сказал Лапицкий, – любимые сигареты Анны Александровой. Трудно отказаться от прошлого, правда?

Он все еще хотел убедить, что я осталась прежней, – и меня, и себя.

– С прошлым покончено. – Я перевела тему, вспомнив, что говорил дядя Федор о каком-то крупном спеце. – Не тебя ли там так трепетно ждала вся следственная бригада?

– Нет, – просто сказал Лапицкий, – я там был с самого начала. Рядовой сотрудник.

Рядовой сотрудник, это что-то новенькое. Неужели история со мной все-таки вылезла Косте Лапицкому боком?

– Вот как? Тебя понизили в должности? Перевели на низкооплачиваемую работу как не справившегося?

– Только не обольщайся на свой счет, – он, как всегда, читал мои мысли, – кроме тебя, была еще масса обстоятельств.

– Прими соболезнования.

– Ты ничуть не изменилась. Вообще-то когда я увидел тебя у павильона, я сразу понял, что ты работаешь в этой безумной группе. Если происходит что-то экстраординарное, что-то из рук вон, – нужно обязательно искать тебя поблизости. Преступления – твоя визитная карточка. Ты обязательно в них светишься, как Хичкок в своих фильмах Хоть на заднем плане, но непременно выскочишь.

Это была еще одна провокация, еще одно напоминание об “Анне Александровой”; по легенде, которую мне сразу же после амнезии всучил Костя, Хичкок был ее любимым режиссером. Я решила пропустить это мимо ушей.

– Кем ты здесь работаешь?

– Ассистентом режиссера, – врать или отпираться было бессмысленно – Ты профессионально занимаешься кино? Не знал. А впрочем, я ведь ничего не знаю о твоей прошлой жизни.

– Что ты думаешь обо всем этом? – спросила я. Мне не хотелось обсуждать с капитаном мою прошлую жизнь.

– Пока ничего. Тухлое дело и, главное, совершенно бессмысленное. А ты? Ты ведь столько времени провела здесь… Ты всех знаешь. Ты все знаешь.

– Я знаю даже больше, чем ты можешь себе представить. Но ты не можешь представить себе, насколько тухлое это дело.

Я со стыдом вспомнила все свои психологические построения.

– Может быть, я все-таки угощу тебя кофе.

– Нет, – твердо сказала я, – как-нибудь потом.

– Когда ты бросишь своего кобелька? Извини, я даже готов заплатить штраф, но он действительно кобелек. У тебя не очень-то хороший вкус.

– Я не брошу его. – Непонятно почему я сказала именно то, чего больше всего не хотел услышать Лапицкий Я это видела.