Михаил Анисов - Превратности судьбы. Часть I
– Наверное сейчас посмеиваются над моей безысходностью, – прошептал сам себе Лейзирович, ворочаясь на кровати и страдая бессонницей.
Он был недалек от истины. Всего час назад шантажисты разошлись по домам, а перед этим обсуждали проблему, непосредственно связанную с его персоной, а Тюлень рассказал, как вконец запугал клиента.
Когда Атаман и Диксон вошли в приемную директора мебельной базы, там никого не было.
– Семен Давидович на месте? – с сомнением спросил Алексей.
– Ваша фамилия Крутиков? – вежливо задала секретарша вопрос вместо ответа.
– Крутиков.
– Проходите, директор ожидает вас. – Она даже покинула свое привычное место и открыла дверь, услужливо пропуская посетителей в кабинет.
– А где же ваша папка? – было первое, что спросил Лейзирович после сухого приветствия кивком головы.
– Мы решили ее не продавать, – сказал Алексей, опускаясь на стул. – И настаиваем на двадцати процентах.
– Десять процентов, – предложил директор.
– Приятно иметь дело с умным человеком, – искренне улыбнулся Атаман. – И только из уважения лично к вам – пятнадцать процентов.
– Договорились!
– Не отчаивайтесь вы так. – Во время торга Диксон даже не успел вставить слова, как все закончилось. – Во всем цивилизованном мире богатые занимаются меценатством. Считайте, что…
Но Семен Давидович перебил его:
– Только не нужно читать проповедей. Жду первого числа каждого месяца.
– Это уже деловой разговор, – сказал Алексей и посетители поднялись со своих мест. А уже у выхода из кабинета Диксон добавил:
– За нашей долей придет ваш знакомый по прогулкам с собачкой…
Таким образом, заинтересовавшись одним торговым работником, они выявили и завербовали целую сеть «налогоплательщиков», обеспечив тем самым себе безбедное дальнейшее существование. Но аппетит, как говорится, приходит во время еды, и вкусивший однажды от запретного плода, на достигнутом не останавливается…
Следующей жертвой поработители выбрали начальника холодильного цеха мясокомбината Панина. Он привлек их внимание в ресторане, сжигая сторублевую купюру в окружении крепко подвыпивших женщин, которые дружно аплодировали единственному кавалеру и заискивающе смотрели ему в глаза.
Наблюдая за клиентом; выяснили, что у него: две машины, «ГАЗ-24» и «ВАЗ-2106», а также трехкомнатная кооперативная квартира. Несмотря на то, что он был холост и жил в квартире один, у него была двухэтажная дача в престижном загородном районе, а деньгами Панин кидался открыто, не скрывая своего богатства от окружающих.
Много женщин кружилось вокруг Григория Игнатьевича в расчете выскочить замуж за тридцатичетырехлетнего состоятельного красавца. Он действительно обладал привлекательной внешностью: высокий, широкий в плечах, жгуче-черные волосы, европейского типа лицо с чуть выдвинутым вперед, волевым подбородком и светло-голубые глаза, которые так притягивали женщин.
Избалованный вниманием со стороны слабого пола и частенько пользуясь этим, он все-таки встречался серьезно с одной женщиной – Ниной Крутояровой.
Полученные сведения о клиенте подчеркивали правильность выбора, но не раскрывали тайной завесы: как именно Панин делает деньги. На чем делает, было ясно – на «левом» мясе.
– Похоже, что все свои махинации он прокручивает на закрытой территории мясокомбината, – логично предположил Атаман.
– Нужно Тюленя устроить на комбинат, пусть разнюхает, что к чему, – высказался Диксон.
– Почему меня? – возмутился Гущин.
– Потому, что мы уже работаем на заводе, – пояснил Марат. – А ты все равно без дела сидишь.
Но устроить Виктора на комбинат оказалось непростым делом, необходимо было еще найти «волосатую руку». Без блата – свободных рабочих мест не было.
– Единственный вариант – проникнуть на мясокомбинат через подругу Панина, – сообразил Алексей.
– Она нас не знает. С какой стати ей помогать незнакомым? – резонно заметил Марат.
– Нужно отыскать повод. Например: завести с ней интрижку.
– Ее вполне устраивает начальник холодильника, – не остался в стороне и Тюлень. Он знал, что ему придется вкалывать грузчиком, потому, как специальности у него не было.
– Можно создать такую обстановку, что она клюнет на одного из нас, – настаивал Атаман на своей версии.
– Мы с Тюленем совершим налет, а ты, как самый симпатичный из нас, сыграешь роль защитника, – внес свою лепту Марат.
– Тебя бы не хотелось засветить раньше времени, а Виктора тем более нельзя, ведь за него я и буду просить.
– Но где брать людей, тут со стороны не пригласишь. – Диксон серьезно задумался.
– Может втянем в дело Сутулого? Нам пора расширяться, а он там живет, как волк-одиночка.
– Я разговаривал с ним по междугородке, он ни за что не покинет родные края, – ответил Марат, прикуривая сигарету. – Но ты натолкнул меня на мысль, Пашка недавно встречал Тихоню и Сотника, те на мели, спрашивали: не найдется ли у него для них непыльной работенки.
– Пусть приезжают, – согласился Атаман. – Дел со временем на всех хватит. Мы только начинаем.
– Может сообразим на троих? – вновь подал голос Гущин. – Давно не сиживали за бутылочкой, а повод есть.
Атаман и Диксон переглянулись и одновременно крикнули:
– Чур не мне!
Оба закатились хохотом, а Марат повернулся к Виктору и сказал:
– Тебе, Тюлень, бежать в магазин.
– Всегда я крайний, – буркнул нерасторопный Гущин, но поднялся, засунул руки в карманы и насвистывая любимую мелодию, двинулся в путь…
Панин торопился на свидание с Ниной, которое назначил у входа в центральный городской парк. Он договорился с девушкой провести выходные на даче, подальше от суетливой, городской обстановки, поэтому назначил встречу на полдевятого утра. Но, как назло, проспал и теперь поспешно натягивал джинсы, а пуговицы на рубашке застегивал уже в подъезде. Красная лампочка вызова лифта долго не гасла и он понесся вниз, перепрыгивая через две ступеньки.
Вчера он вернулся домой поздно и машину отгонять в гараж поленился.
Новенький «жигуленок» послушно дожидался хозяина около подъезда. Григорий втиснулся в кабину, вставил и повернул ключ зажигания, но на приборной доске не загорелась ни одна лампочки. Он дернул рычаг замка капота и, недоумевая, вылез из машины. Минусовая клемма оказалась отсоединенной от аккумулятора. Панин не помнил за собой подобной привычки, но размышлять не было времени и он, пожав плечами, накинул клемму. Зажигание сработало, но двигатель не заводился. Пыхтел, чихал, схватывал, но упорно не заводился. Откуда Григорию было знать, что к его автомобилю приложил руку Тюлень. Снял клемму и засунул картофелину в трубу глушителя.
Промучившись четверть часа и окончательно посадив аккумулятор, Панин оставил «жигуленок» в покое.
Отправиться в гараж за «Волгой» или поймать частника? Он выбрал второе, потому что и так не очень рассчитывал застать Нину. На его счастье с соседнего двора вырулил красный «жигуленок» и остановился на взмах руки.
– Куда, командир? – Из открытого окна машины высунулась голова Диксона.
– К входу центрального парка. Плачу по двойной таксе, на свидание опаздываю, – пояснил Панин.
– Мне в другую сторону, – отказался частник, поднимая стекло.
– Подожди, шеф, не обижу, – пытался уговорить его отчаявшийся Григорий. Марат уже тронул автомобиль с места, когда до него долетело:
– Стольник даю.
– Садись!
Они набрали бешеную скорость, но через два квартала вынуждены были остановиться – спустило правое заднее колесо. Пришлось попутчику помогать водителю ставить запаску.
И, казалось, когда уже ничто не мешало быстрой езде, Диксон умышленно не сбавил скорость у поста ГАИ и его остановил инспектор за превышение скорости.
– Я постараюсь быстро выкрутиться, – предупредил водитель, прежде чем последовать за гаишником на пост.
Но Панин выглядел так уныло и отрешенно, что уже ничего не слышал. Им полностью овладело безразличие. А дорогие часы на руке продолжали отстукивать драгоценные секунды, остановить время не под силу даже и состоятельному человеку…
Нина прогуливалась у входа в парк, то и дело поглядывая на изящные швейцарские часики. Ее ухажер опаздывал уже на пятнадцать минут. Она знала, что он ведет загульную жизнь и была уверена, что очередная попойка в женском обществе явилась причиной опоздания Панина.
Несколько раз она пыталась порвать с ним отношения, но тот умел уговаривать, преподнося дорогие подарки и искренне раскаиваясь. Крутоярова также не строила иллюзий, касающихся собственной персоны. Двадцать семь лет – это далеко не девочка и пора выходить замуж, а Григорий, как ни крути, выгодная партия. Любви она уже не искала, пресытившись ею в юные годы, и в настоящую, бескорыстную любовь теперь не верила.
