Шпана на вес золота - Валерий Георгиевич Шарапов
– Не сколько, а как, – машинально поправила Оля, – ну как тебе сказать…
Но так ничего и не сказала, погрузившись в созерцание того, что когда-то украшало шею, руки, головку какой-то женщины аж первого тысячелетия нашей эры. Светку привели в восторг древнючие, но такие красивые, легко узнаваемые игрушки – всадники, просто лошадки под седлом и без, чудные олени, бараны с огромными рогами, без задних ног, но с рыбьими хвостами, мишка в наморднике. Она дергала брата и тихонько верещала:
– Глянь, Санька, зверь в ошейнике! – На что тот лишь отмахивался.
Ребят больше заинтересовали утилитарные предметы: деревянная лыжа, каменные наконечники стрел, челюсть степного мамонта. Ну и меч какого-то доблестного товарища из доисторической эпохи, равно как и пищаль более позднего времени.
Оля, столкнувшись лицом к лицу с бюстом какого-то сурового широкоскулого человека с бородой и усами, с раскосыми глазами, приплюснутым носом и ломаными бровями, пыталась взять в толк, кто это такой. Обещанной таблички рядом не было.
4
Светка, которая подбежала поделиться свежим открытием, с опаской обошла скульптурное изображение:
– Симпатичный дядька.
Подоспевший профессор, который, по всей видимости, закончил подавлять «бунт» подчиненных, представил скульптуру как своего хорошего знакомого:
– Вот, извольте видеть: великий князь Андрей Боголюбский, сын Юрия Долгорукого, строитель первой московской крепости на Боровицком холме.
Санька, по своей природе недоверчивый, немедленно привязался:
– Ну и охота фантазировать. Откуда они взяли, что он именно такой был? Андрей, ага, как же. Монгол какой-то.
– Цыц ты, – вполголоса одернул его Колька, – это со слов его знакомых.
Они прыснули. Ольга, сердито шикнув на шутников, покраснела. Профессор улыбнулся и пояснил, дружелюбно и снисходительно:
– Могу вас заверить, молодой человек, что это вполне научная реконструкция по методу Герасимова. – Чуть прищурившись, он смерил взглядом Кольку и Саньку и уточнил: – Или рабочая молодежь изучает историю лишь создания колеса?
– Расскажите, пожалуйста, – поспешно попросила Оля.
– Я бы с радостью прочитал вам целую лекцию с картинками. Увы, сейчас не обладаю достаточным временем. Разве что вкратце. Михаил Михайлович Герасимов – великолепный ученый – изобрел метод, который позволяет при наличии черепа восстановить внешность любого человека. Исключительно благодаря ему… а не знакомым и сослуживцам неандертальцев, – он чуть поклонился в сторону пацанов, – мы знаем, например, как выглядели эти люди. К слову сказать, свои исследования он начал в четырнадцать лет.
Колька демонстративно отошел в сторону.
Светка, тараща глаза, спросила:
– Как же можно по голой кости что-то узнать?
– Таких не бывает, – заметил Князев, подняв палец, – а уж тем более черепов. Любые останки могут снабдить исследователя исчерпывающей информацией и для восстановления облика, и для уточнения обстоятельств смерти. Вот, например, случай князя Андрея… – Он сделал почтительный жест в сторону бюста: – Если открыть степенную книгу, то мы узнаем, что он был совсем не такой – красавец с высоким челом, очами светлыми и большими. Историки же знают, что князь, как внук половецкого хана, должен был иметь характерные черты: широкие скулы, раскосые глаза. Михаил Михайлович, исследовав останки князя, обнаруженные в Успенском соборе города Владимира, сумел воссоздать и его настоящую внешность, подтвердив, как видите, догадки историков…
– Я и говорю – монгол, – вставил Санька.
– Молодец, – похвалил профессор. – Подтвердил ученый и причину смерти князя. В этой части летопись была правдива.
– Что за версия? – не подумав, спросил Санька, засмущался и от смущения нагрубил: – Что он мне, родной батя, что ли? Почем я знаю?
– Ну, батя не батя, но основатель государства, которое есть твоя родина, – деликатно, но с укором заметил Андрей Николаевич.
– Основатель моей родины – товарищ Ленин! – заявил Санька.
– Ни одно великое дело не основывается на ровном месте, – поучительно заметил профессор. – Что до причины смерти князя Андрея Юрьевича Боголюбского, то он был вероломно убит своими приближенными.
– Вот подлюки фашистские, – снова влез Санька, но на этот раз профессор никак не отреагировал.
– Даже безоружный, он был очень силен, и злодеи долго добивали его. Исследование его останков подтвердило факт зверского убийства и силы ударов, повредивших даже кости скелета.
– Ничего себе история, – пробормотал Колька. Интерес преодолел обиду, и он вернулся обратно, – товарищ профессор, за что же они его так?
– Князь Андрей стремился к единоличному правлению, с этим не были согласны бояре. К тому же ему мстили за родственников.
– Ну а все-таки, откуда товарищ Герасимов узнал, что именно такое лицо было у князя?
Андрей Николаевич похвалил:
– Очень хороший вопрос. Эта методика – плод многолетних исследований, накопления данных и анализа, систематизации…
Увидев, что гости приуныли, профессор поспешил пояснить:
– В общем, все наблюдения сведены в таблицы: вот такой нос влечет за собой именно такое расстояние между глазами, такая-то форма глазниц – такой-то разрез глаз, ну и так далее. Понятно?
– Да. А ошибиться он мог?
Андрей Николаевич развел руками:
– Пока не ошибался.
В это время его опять позвали, и профессор, извинившись, удалился.
Санька со Светкой остались у витрин, Оля отправилась дальше – ее внимание привлекли то ли картины, то ли фотографии, до такой степени тонко и старательно воспроизводились на них мельчайшие детали.
– Чего тут? – вполголоса спросил Колька.
– Как интересно, – прошептала Оля, – как будто своими глазами видишь!
Колька при всем своем здравомыслии и приземленности не мог отвести взгляд от мира, воссозданного на обычной бумаге обычными красками. И впрямь: смотришь – и веришь, что вот именно так все и было, что именно это и можно было увидеть тогда, в стародавние времени, когда на месте Москвы были лишь землянки, – конечно, если бы тогда возможно было бы посмотреть на нее с аэроплана или воздушного шара. Воочию видишь, как люди работают, создавая под зорким княжеским взглядом первые стены Кремля. А вот уже вырастает град дубов, деревянный город – как на ладони открываются стены и башни дубового Кремля, крыши боярских домов, княжеские хоромы, первые московские белокаменные храмы. Белокаменный кремль Дмитрия Донского и, наконец, красная кирпичная крепость.
– Вот люди мучились, когда «леек» не было, – сострил подоспевший Санька.
– Цыц ты, не на базаре, – уже на полном серьезе шикнул на него Колька.
– А чего тут? – с интересом спросила Светка. – Это где такое?
Колька принялся с грехом пополам объяснять изображенное на картинах так, как читал тогда, когда было время читать, и постепенно так увлекся, что не заметил, что профессор Князев уже вернулся и тихонько стоит за его спиной, внимательно слушая.
– Вы молодец, молодой человек, – заметил он, когда Колька увидел его и замолчал, смутившись, – в целом все верно. Позвольте пожать
