Владимир Гриньков - Так умирают короли
Он смотрел на Загорского, как смотрит на непослушного питомца дрессировщик. Он был удивительный человек, этот Самсонов. И оставался для меня пока загадкой. Будто я не готовился с ним вместе к съемкам, не бражничал за одним столом, а был просто зрителем, имея возможность наблюдать только издали.
Загорский с неохотой поднялся, взял Кожемякина за шиворот и поволок из комнаты.
– Они неплохо дополняют друг друга, – оценил Самсонов, словно подводя итог многолетним наблюдениям.
Я не вмешивался в происходящее, хотя все это мне совершенно не нравилось. Была у событий какая-то подоплека, которую пока от меня скрывали. И спросить было не у кого.
– Тебе что-то не нравится? – осведомился Самсонов.
Я даже вздрогнул от неожиданности. Хотел было ответить, что ему показалось, но вдруг понял, что это не что иное, как трусость.
– Вообще-то да, – сказал я, дерзко глядя ему в глаза. – Но пока не разобрался, что именно.
Самсонов, как я видел, опешил. А сидевшая рядом со мной Светлана даже затаила дыхание.
– Ничего, разберешься, – после паузы произнес Самсонов, вроде бы совершенно безобидно. Но я понял, что стоит за его словами.
Он хотел сказать мне, что придет время, и он меня заломает. Как заломал несчастную Светку. Как заломал рафинированного аристократа Загорского. Но я ему не девочка и не Загорский: у меня воспитание вологодское, так что рога ему запросто поотшибаю. Самсонов, наверное, что-то прочитал в моем взгляде, потому что хмыкнул, подводя черту под нашим с ним противостоянием, но только на сегодня.
– Достаточно, потешились, – сказал он и извлек из кармана толстенную пачку купюр.
И на глазах у нас разделил ее на пять равных частей.
– Забирайте!
Демин взял деньги первым, потом Светлана, и только я замешкался.
– Бери, – сказал мне Самсонов. – У нас все по-честному. Заработал – получи.
Наверное, такое происходило у них после каждой съемки. Я взял деньги. И спросил:
– А где расписаться?
Демин с Самсоновым переглянулись, после чего Самсонов сказал со смешком:
– Я все-таки не ошибся, когда брал тебя на роль «придурка».
Это было обидно, но обижаться не на кого – сам нарвался. Светлана еще раз незаметно положила ладонь на мое колено. К счастью, вернулся Загорский. Причитающиеся деньги он взял со стола небрежным жестом человека, привыкшего легко их получать и так же легко тратить. Демин уже выскочил из комнаты. Самсонов отвернулся к окну и потягивал из высокого стакана пиво.
– Что вы видели в Москве, Женя? – спросил у меня Загорский.
Он опустился на стул и закинул ногу на ногу.
– Практически ничего. На Красной площади был, на Тверской улице.
Загорский почти незаметно, одними глазами, улыбнулся, но в его едва угадываемой улыбке не было ничего обидного. В этом и заключается, наверное, отличие аристократов от плебеев. Аристократы не способны обидеть.
– Это не та Москва, Женя. Настоящая Москва глубже, тоньше, духовнее. Вы видите фасад, а я покажу вам этот город изнутри.
– Как Гиляровский, да? – проявил познания я.
Загорский кивнул:
– Да. Но только Гиляровский показывал Москву с грязью.
– Он показывал ее такую, какая она есть, – подал голос Самсонов.
– Грязь находишь там, где ее ищешь.
– Не тебе судить, – с неожиданной бесцеремонностью бросил Самсонов.
Я взглянул на Загорского. Он сохранил на лице выражение невозмутимости, но мне показалось, что я заметил досаду.
Светлана поднялась из-за стола.
– Вы возвращаетесь в город? – спросил я.
– Да. Могу и тебя подбросить.
– Ты пьяна, – сразу вмешался Самсонов. – Так что едешь до первого инспектора.
– Неужели вы не вызволите меня, если я попадусь?
– И не подумаю. Посмотришь, каково оно там.
– «Там» – это где?
– В камере, милая.
Я подумал, что нам и вправду не следовало бы рисковать. Но Светлана решила иначе.
– Так ты едешь?
И чтобы не услышать вопроса: «Ты боишься?» – я поднялся и мужественно пошел следом за ней. Шел и спиной чувствовал насмешливый самсоновский взгляд.
Мы прошли через комнату, в которой спал Кожемякин. Он лежал на диване, одна рука его свесилась до пола. И опять мне в глаза бросилась татуировка: «СЛОН». Наверное, так его называли в детстве.
– Если боишься, можешь не ехать со мной, – великодушно предложила Светлана.
– Если хочешь, я могу сесть за руль, – так же великодушно ответил я.
Она заглянула мне в глаза, улыбнулась и потрепала меня по щеке. У нее была теплая и ласковая ладонь.
– Хорошо, что ты у нас появился.
– Неужели? – изобразил я удивление.
– Да.
Ее ответ прозвучал совершенно серьезно. Наверное, ей было очень неуютно в этой компании.
Выехали на шоссе, Светлана разогнала машину. Судя по всему, «гаишников» сегодня она не боялась. Вела машину совершенно свободно, и только то, как внимательно она смотрела на дорогу, выдавало ее напряжение.
– Послушайте, я хотел у вас спросить…
– Давай на «ты», а?
– Хорошо.
– Так что за вопрос у тебя?
– «СЛОН» – это что такое? Я у Алексея видел татуировку.
– «Смерть легавым от ножа». Сокращенно, по первым буквам.
Светлана увидела мое недоумение и пояснила:
– Он ведь в тюрьме сидел. Ты разве не знал?
– Н-нет.
Для меня это действительно было полной неожиданностью. Ведь телевидение – это искусство! А искусство и тюрьма никак не стыковались в своем сознании.
– Ты поосторожнее с ним, – сказала Светлана. – Он со странностями. И иногда становится совершенно невменяемым.
Глава 6
Нас ни разу не остановили, и мы добрались без приключений. Но только когда Светлана заглушила двигатель, я обнаружил, что мы находимся у ее дома.
– Зайдешь? – спросила она.
И мне опять представился ее следующий вопрос: «Или боишься?» Я вышел из машины, и мы поднялись в уже знакомую мне квартиру.
– А ты молодец, – сказала Светлана.
– Ты о чем?
– О сегодняшней съемке. Напрасно Самсонов тебе претензии предъявлял. Все у тебя получилось чудесно.
– Он всегда такой?
– Кто? – спросила Светлана.
Но по ее глазам я видел, что все она прекрасно поняла, и поэтому не стал ничего уточнять.
– Он такой, какой есть, – все-таки ответила Светлана после паузы.
– С людьми не очень-то церемонится. Мы для него – никто, да?
– Ну что ты. Он за нас горой.
Я даже засмеялся. Но Светлана была совершенно со мной не согласна.
– Однажды Кожемякин натворил дел. Его хотели посадить, и бумага соответствующая из милиции пришла. Алекперов сказал, что Кожемякина надо выгнать.
– Алекперов – это кто?
– Президент нашей телекомпании. Он сказал, что будет следствие, потом суд, так что от Кожемякина надо избавиться как можно быстрее. А Самсонов отказался наотрез. Объявил, что сам уйдет, если Кожемякина уволят.
– Знал, что ему ничего не будет.
– Кому не будет?
– Самсонову. Телезвезду как-никак не выгонят.
Светлана невесело улыбнулась:
– Это ведь не сейчас произошло, а много раньше. Самсонова еще никто не знал. Он только-только получил программу, причем на его место хотели поставить другого, и все решилось в самый последний момент. Он тогда был еще никем, и он очень рисковал.
– А смысл? – спросил я. – Кожемякин действительно был невиновен?
– В том-то и дело, что виновен.
– Почему же Самсонов его защищал?
– Он всех своих защищает. Всякий, кто попадает к Самсонову в команду, может быть спокоен. Он нам всем как отец, – засмеялась Светлана. – Где-то накажет, а где-то конфетой угостит.
У нее сейчас были очень озорные глаза. И сама она была какая-то заводная. Мне стало вдруг наплевать на то, что Самсонов говорил о ней. Я подошел к Светлане сзади и обнял ее. У нее были два пути: либо вывернуться и высказать свое неудовольствие, либо сделать вид, что ничего особенного не происходит. Она выбрала последнее. И тем самым развязала мне руки.
Я отнес ее в спальню. Она ничего не говорила и только льнула ко мне. У Светланы было такое умиротворенное лицо, словно она готовилась ко сну. Она была тиха и ласкова, так что рядом с ней я чувствовал себя настоящим мужчиной. Мы не разговаривали, заменяя слова поцелуями, и миловались весь вечер, пока совершенно не обессилели. Когда на город опустилась ночь, я провалился в бездну сна. Я не помнил, что именно мне снилось, но это, безусловно, было что-то хорошее, потому что утром, едва проснувшись, я почувствовал себя счастливым. А это случалось не так уж часто. Я повернул голову и увидел Светлану. Она спала рядом со мной, мой локоть касался ее груди. Я стал поглаживать нежную кожу, и Светлана пробудилась. Она не открыла глаза, а только улыбнулась, давая понять, что помнит о моем присутствии.
Она была так же нежна и податлива, как и накануне.
– Послушай, – сказал я. – Самсонов на тебя злится, да?
Она открыла наконец глаза.
– Почему ты так решил?
– Он так нехорошо о тебе отозвался.
