Михаил Черненок - Тузы и шестерки
– Это ж сколько надо получать, чтобы расплатиться с таким кредитом?!
– В среде нынешних коммерсантов вести разговоры об их заработках считается столь же неприличным, как в доме повешенного упоминать о веревке.
– Миллионов пять получает?
– Пять… – Шляпин усмехнулся. – Лина говорила, что только основной оклад у президента банка больше двадцати миллионов. Плюс к тому разные премиальные, проценты от вкладов да наваристые доходы от акций. А долгосрочный кредит в период инфляции, говорят, крайне выгоден. Возвращать его можно крохами. К тому же, если в теперешнее время трудно угадать, что будет завтра, то никакой мудрец не предскажет, в какую заваруху вляпается Россия через два десятка лет. Да и сам кредитор к тому времени, возможно, коньки отбросит.
– Сколько лет Ярыгину? – спросил Бирюков.
– Сорок пять. Внешне-то он старше выглядит. Работает без отдыха. Ни выходных не знает, ни отпусков.
– И никакой личной жизни?..
– Имеете в виду, после смерти жены?
– Да.
– Претенденток на вакантное место супруги банкира, конечно, хватает. Можно конкурс объявлять, но Михаил Арнольдович в отношении женщин очень осторожен. Особенно он недоверчив к тем, которые предлагают себя в открытую.
– Есть и такие?
– Как им не быть при нынешней свободе нравов. Одна миловидная лисичка пыталась даже Лину использовать в своих корыстных интересах, однако Лина наотрез отказалась стать сводницей.
– Кто эта «лисичка»?
– Аза Ильинична, одна из сотрудниц банка.
– Молодая?
– Лет тридцати. Очень игривая смуглянка молдаванского типа.
– Фамилию не знаете?
– Не знаю. Всего один раз ее видел, когда она приезжала сюда уговаривать Лину. Пробивная женщина, напористая. Приехала в новеньком «Форде» серебристого цвета. Сама наряжена, как королева. Пальцы в перстнях, на шее золотая цепочка с крестом, усыпанным вроде бы бриллиантами. Со мной познакомилась запросто. Бутылку настоящего «Наполеона» подарила. Надо отметить, приятный коньячок… – Шляпин, будто смакуя напиток, причмокнул. – Когда же Лина дала ей от ворот поворот, ничуть не смутилась и не расстроилась. Как ни в чем не бывало улыбнулась, прикурила от красивой зажигалки длинную коричневую сигаретку с ментоловым запахом, села в машину и умчалась, словно серебристая стрела.
– Ярыгин свое мнение о ней не высказывал?
– Когда я рассказал Михаилу Арнольдовичу о ее визите, он удивился, но обсуждать поступок Азы Ильиничны не стал. Мельком лишь заметил, что не ожидал, мол, от лучшей сотрудницы своего банка столь корыстных намерений.
– А сами вы об этих намерениях откуда узнали?
– Лина вгорячах рассказала. Я попытался возразить, дескать, Михаил Арнольдович далеко еще не старик и рано или поздно он все равно заведет тебе новую маму. Лина даже грубо вспыхнула от гнева: «В гробу я, Петрович, видела такую мамочку!»
– Вспыльчивая была?
– Лина?.. Нет, характер у нее был покладистый. Это она в последний месяц занервничала. В еде стала привередничать, вроде аппетит потеряла. Холодильник забит вкусными продуктами, но ей все чего-то необычного хотелось. От телевизора отвернулась, книжки перестала читать. В Новосибирск съездит дня на два, вернется оттуда веселой. А через день-другой вновь захандрит. Ляжет, бывало, на диван и думает, думает…
– Давно Аза Ильинична приезжала?
– Недели две назад.
– Не ее ли приезд на Лину повлиял?
– Нет, Лина еще до того изменилась, хотя поводов вроде бы никаких не было. Недавно не вытерпел, спросил: «Над какой проблемой, Линочка, голову ломаешь?» Она в ответ прямо огорошила меня: «Размышляю, Петрович, ребенка родить, что ли?..» – «Замуж захотелось?» – «Совсем не хочется. Жизнь какая-то бестолковая. Ну, закончу я университет, получу диплом. А зачем мне, скажи на милость, эти формальные корочки? Все равно ведь по дипломной специальности экономиста работать не буду. Ни малейшего интереса нет экономикой заниматься. От одной мысли об этом тошнота к горлу подступает». – «Зачем же выбрала такую специальность, которую не любишь?» – «Папа с мамой настояли. Хотели выщелкнуться перед знакомыми, что дочка у них не дурочка. Мое высшее образование им крайне требовалось для престижа. А лично мне, честно говоря, на дутый престиж наплевать и размазать. Не согласен со мной?» – «Нет, университетский диплом не повредит тебе на любой работе». – «Да зачем работать, если папа уже сколотил состояние, которого хватит до конца жизни и мне, и моему потомству?» – «По-моему, Михаил Арнольдович в этом вопросе тебя не поддержит». – «Само собой понятно, что не поддержит. Потому и размышляю: то ли уж закончить университет и подарить папочке диплом о высшем образовании, то ли поставить крест на учебе да подкинуть ему какой-нибудь оригинальный сюрпризик?» – Шляпин провел ладонью по морщинистому лбу. – Вот и подкинула… Такого «сюрпризика» не пожелаешь даже злейшему врагу.
– Да, слишком горький «сюрприз», – сказал Бирюков и сразу спросил: – Соседи что говорят о происшествии?
– Некоторые слышали стрельбу на берегу речки, а что там произошло, никто не видел. Признаться, Михаил Арнольдович запретил мне беседовать с кем-либо о Лине. Это я только с вами откровенничаю. Понимаю, что вы не из праздного любопытства интересуетесь ее прошлым. До слез жалко девушку.
– Она дневник не вела?
– Вчера, пока ждали доктора, я по просьбе Михаила Арнольдовича весь мезонин, где Лина жила, обшарил. Ничего не нашел. Неужели это и вправду заказное убийство?
– Пока трудно сказать.
– Досадно будет, если в самом деле окажется заказным. Намаетесь, а закоперщика так и не найдете.
– Найти можно хоть черта в болоте. Вопрос лишь в том, сколько на это уйдет времени.
– Из газет, радио да телевидения известно, что генеральная прокуратура и милиция годами ищут, но ни одного организатора заказного убийства так и не нашли. Ходят слухи, будто откупаются они…
Бирюков невесело улыбнулся:
– У нас не откупятся. Мы на деньги не падкие.
Глава V
Разговор со Шляпиным оказался небесполезным. Иван Петрович производил впечатление умудренного жизнью, порядочного человека, искренне переживающего с болью в сердце чужое несчастье. К сожалению, знал он не так уж много, но и рассказанное им позволяло сделать кое-какие предварительные выводы о семье Ярыгиных, особенно, о характере Лины, жизнь которой оборвалась столь печально.
По просьбе Бирюкова Шляпин позволил осмотреть коттедж внутри. Великолепная отделка жилых и подсобных помещений коттеджа в сочетании с роскошной импортной мебелью напоминала дворцовые интерьеры заморских богачей из мыльных сериалов, заполонивших российское телевидение. Казалось, здесь нет даже ни единого отечественного гвоздя. Все, от золотистых дверных ручек до итальянской гидромассажной ванны-джакузи, было из-за границы. На высоких потолках с прекрасной лепкой и на стилизованно зарешеченных светлых окнах белели «жучки» охранной и противопожарной сигнализации.
Пройдясь по навощенному паркету просторных апартаментов и оглядев мезонин, Бирюков попросил Шляпина узнать у Михаила Арнольдовича, если тот позвонит, когда и где можно с ним встретиться для серьезного разговора по поводу случившейся трагедии. Иван Петрович пообещал, что непременно выполнит эту просьбу и результат без проволочки сообщит в прокуратуру.
Из «Барского села» поехали асфальтированной дорогой, которая через окраину райцентра выводила на новосибирскую трассу. Лимакин посмотрел на сидевшего за рулем «Жигулей» Бирюкова и под впечатлением увиденного в коттедже со вздохом произнес:
– Лепота-а-а…
Бирюков, не отрывая взгляда от дороги, усмехнулся:
– Завидуешь?
– Нет, Антон Игнатьевич, поражаюсь бессмысленности социалистической революции семнадцатого года. Тогда всех богатеев низвели до уровня бедных, теперь обратный процесс пошел. Смекалистые ловкачи на обломках социализма круто взмыли вверх, а бедняки по-прежнему остаются бедняками. Парадокс?..
– Российская история сплошь да рядом противоречит здравому смыслу. Не забивай себе голову тем, чего изменить не можешь. Думай, как поскорее раскрыть преступление.
Следователь опять вздохнул:
– Думай не думай, нынче и миллион уже почти не деньги. На данном этапе меня настораживает «игривая смуглянка молдаванского типа» Аза Ильинична. Не она ли в погоне за вакантным местом супруги банкира организовала устранение строптивой дочери Ярыгина?..
– Для этого совсем не требовалось расстреливать Надежницкого, – возразил Бирюков. – Лину можно было подкараулить на берегу, где она любила в одиночестве сидеть с удочкой, и ухлопать единственным выстрелом из пистолета. Применение автомата наводит на мысль о том, что предполагалась стычка с хорошо вооруженным противником.
– Это, конечно, так, но ведь ни у Надежницкого, ни у Лины оружия не было. Может, по ошибке их убили?
