Татьяна Светлова - Шантаж от Версаче
Кажется, где-то посреди этой мысли Кис и уснул.
* * *Весь следующий день Реми пребывал в полном разладе с самим собой. Он пропустил мимо ушей почти все доклады, он рассеянно и невпопад отвечал на приветствия новых и старых знакомых по симпозиуму. Он думал о Ксюше, он заново и заново прогонял в голове ее рассказ. Во всей этой истории было явно что-то не то… Он просто нутром чувствовал какую-то… фальшь, что ли? Нет, нет, в Ксюше фальши не было! Напротив, в этой девушке было столько искренности, столько тепла, которое, казалось, щедро струилось от нее, столько открытости миру, готовности этот мир (включая Реми!) понять, принять, любить, что он не мог ей не верить…
Вечером они снова ужинали вместе, и в ресторане он вел себя непринужденно, болтал и острил вовсю — может, даже чрезмерно: прятал беспокойство.
Кажется, удачно: Ксюша беззаботно смеялась его шуткам — может, даже чрезмерно… Слишком беззаботно для человека, совершившего всего лишь два дня назад убийство! Тем более что труп сбежал… Даже бывалому детективу не по себе от догадок.
Он смотрел в эти чудные, карие, глубокие глаза, словно пытаясь найти ответ на свой вопрос. Но в глазах ответа не было, в глазах искрилась радость, смех, удовольствие — он ей нравился, ей было хорошо с ним, и она непринужденно смеялась его шуткам, и верхняя, немного вздернутая губа обнажала ровные веселые зубки. Его мучило ощущение обмана — но она была так по-детски открыта, простодушна! Невозможно было ей не верить! И в то же время во всей этой истории были какие-то мелочи, которые его настораживали, которые ему шептали: тут что-то не то!
Где же было запрятано «что-то не то»? — ломал голову Реми. А оно было! Оно дразнило, оно подкрадывалось, оно накатывало некстати посреди очередной смешной фразы, и Реми делал усилия, чтобы не выдать своих сомнений.
И в то же время — оно интриговало. Оно обостряло ощущения. Более того, оно обольщало. И Реми чувствовал, что теряет голову.
После ресторана, прощаясь у подъезда, он уже грел ее холодные пальцы в своих руках, он дышал на них и целовал розовые нежные подушечки, прижимая их к своему лицу; он добрался до застывших, робких губ, он нырнул в умопомрачительно-воздушную, прохладную волну волос и шептал, шептал, шептал — что они встретятся завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, и вообще он поменяет билеты и задержится в Москве…
А потом что? — думал он. — Разве это спасет?
Реми обхватил ее за плечи.
— А потом я пришлю тебе приглашение на Рождество… В Париже очень красиво на Рождество… Приедешь?
Она кивнула, и ее волосы нахлынули на него вслед за руками, потянувшимися к его шее.
* * *С проспекта Вернадского, куда он проводил Ксюшу, Реми направил свои стопы — вернее, колеса такси — на Смоленку, к большому старинному желтому дому, где в просторной трехкомнатной квартире обитал Кис.
Реми начал с порога: познакомился вчера с девушкой, имя какое чудное, только послушай — Ксью-ю-уша, но такая странная история приключилась, хотел бы услышать мнение друга…
— Спросил бы хоть для приличия, как я себя чувствую! — буркнул Кис.
— Я и так вижу — плохо.
— Мне почему-то всегда казалось, что французы — народ деликатный.
— Это всего лишь один из мифов.
— Спасибо, что просветил. Рассказывай свою странную историю. Только, предупреждаю, я вряд ли могу быть советчиком по части женской психологии.
— Во-первых, ты русский. И как русскому человеку тебе легче понять…
— Ты мне напоминаешь одну мою знакомую, — бесцеремонно перебил Кис, — она вечно приходит ко мне и спрашивает совета: скажи мне, Леша, как мужчина… А что я могу сказать как мужчина? Мужчины все разные! Одному надо сразу дать, чтобы его зацепить, а другого надо поводить за яйца (Кис вставил французское слово, которому его научил Реми: слово звучало как родное — «куй») как следует, потомить, чтобы дело выгорело…
— Ты — русский, — упрямо повторил Реми, не улыбнувшись шутке, — и ты знаешь то, чего не знаю я. И во-вторых, ты детектив.
— Ты, кажется, тоже?
— Ты русский детектив!
— Ладно — сдался Кис, — чего торговаться, хрен с тобой, валяй.
* * *Реми рассказывал, тщательно припоминая детали. Алексей не перебивал, только один раз спросил, не хочет ли Реми водки. Реми не хотел.
— Подобная история сама по себе у меня никаких сомнений не вызывает: убила, защищаясь, — итожил он. — Она могла приключиться где угодно, в любой стране. Но что-то в ней меня напрягает, что-то в ней звенит…
— В истории или в девушке?
— Не знаю, — признался Реми.
— Девушка фальшивит?
— Нет, в том-то и дело, что нет. Она очень естественна, непосредственна, ей хочется верить… И верится. Но не веришь глазам своим. От нее веет нетронутой чистотой, добротой, наивностью… Что часто встречается — ты согласен со мной? — у милых, но недалеких людей. Но она при этом умна! Слышал бы ты, сколько тонкости в суждениях, какая глубина!.. Может, это у вас в России существуют такие редкие экземпляры? Кто вас, русских, знает, у вас все как-то по-другому происходит. Во Франции о русских ходят легенды, все разные и все преувеличенные… Что бы ты подумал на моем месте?
— Я такие вещи, мой друг Реми, не думаю, а чувствую. И поскольку я почувствовать за тебя не могу, то не знаю, что тебе и сказать. Наивные девушки и у нас перевелись, особенно за последние годы…
— И в то же время она как-то странно равнодушна к совершенному ею убийству. Человек, убивающий впервые в жизни, обычно подавлен… А уж тем более такой юный и неопытный, как она… Что-то тут не вяжется! Может, она сумасшедшая? Душевнобольная? Не ведает, что творит?.. Нет, нет, не похоже.
— Ну, давай попробуем мозгами раскинуть. Так что насчет водки?
— Уговорил, снимем стресс. Только мне с тоником.
— Добро с тобой только переводить, с французом. В прошлый раз ведь чистую пил?
— Поэтому сегодня и прошу с тоником…
Кис убрал кипу газет и журналов со стола, аккуратно сложил какие-то вырезки в папочку, пристроил все это на широком подоконнике, ворча, что этим хозяйством обычно Ванька занимается, а вот, подлец, уже вторую неделю как пропадает; смахнул со стола обрезки бумаги и поставил стопку для себя и стакан для Реми. Принес с кухни запотевшую бутылку водки из морозильника, пузатую пластиковую бутыль тоника, в двух тарелках устроил закуску вперемешку — горсть чипсов соседствовала с соленым огурцом, нарезанным на толстые кружки, сыр притулился возле копченой колбасы, — и, жестом пригласив Реми к столу, Кис заговорил:
— Значит, как я понимаю, основной вопрос в том, врет девушка или не врет, правильно?
— А второй — если не врет, то тогда во что мы с ней влипли.
— Погоди, до второго вопроса еще дойти надо… Значит, врет или не врет. Ты, с одной стороны, ей веришь, но что-то тебя смущает?
— Да в том-то и дело, что верю… Да и зачем ей было меня обманывать? Никакого смысла! У нее действительно беда, она убила — или считает, что убила, — какого-то мужика и просит помочь замести следы. Зачем меня водить за нос?
— Может, она просто мифоманка? У мифоманок часто бывает повышенно-честное выражение лица…
— У нее не повышенно-честное! У нее доверчивое, открытое, искреннее!
— Ты часом не влюбился? — осведомился Кис.
Реми промолчал.
— Ну-ну. Как я понимаю, сомнения у тебя по поводу доверчивой и искренней начались именно в квартире? Сбежавший труп, мытые чашки, чистая ваза, нетронутый кружочек в пыли — да? В показаниях не уверена, куда упал да как упал, где чего стояло — так? Значит, тогда сформулируем вопрос таким образом: могла ли она привести тебя не в ту квартиру? И если да, то зачем?
— Не имею представления…
— Допустим, испугалась, что ты слишком сильно впутываешься в это дело, слишком конкретно… Это в ее планы не входило. Она тебя не знает, не доверяет до конца. И с ходу ведет тебя не туда, где совершилось убийство. Как тебе такой расклад?
— Туго. Я предложил ей конкретную помощь: ладно, отпечатки — могла бы и сама справиться, но я предложил ей вынести труп! Если она пришла ко мне — значит, больше не к кому было. И если она уклонилась от моей помощи — то как же она будет выкручиваться? Я ведь ей объяснил: тело не поднять в одиночку, тем более мертвое. Она должна была воспользоваться такой возможностью! Поверь мне, она умирала от страха в этой квартире! Нет, квартира та.
— Примем за рабочую версию. Значит, квартира — та, но трупа нет. И следов нет. Кто-то пришел после нее? Вынес труп, замел следы? Или труп — не труп, а прочухался и куда-то смылся? Может, в больницу потопал? Или «Скорую» вызвал?
— Она пульс пощупала, сердце послушала, даже веко подняла! Говорит — был мертв.
— Что она в этом понимает? Нагляделась, как это в кино делают! Она же не медик! Тоже мне, пульс пощупала! Надо уметь прослушивать пульс!
— Ты считаешь?.. Почему бы и нет… Она могла ошибиться! А мужик был просто без сознания!
