Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович

— Хорошо, — не сдавался Астахов, — а случай с оперуполномоченным ОУР Чаплыгиным, который кучу подростков навалил? Всю ночь потом трупы по больничному саду вокруг третьей поликлиники собирали. А те, которые были ранены и выжили, еще до сих пор в местах не столь отдаленных пребывают. Этот подходит?

— Не знаю. Я тогда еще не работал. Однако, на сколько мне известно, Чаплыгина из оперов перевели в другую службу. Кажется, в спецкомендатуре номер два… отрядным с химиками работает, — не унимался скептик Паромов.

— А Шандыбу я, хоть и на несколько минут, но все-таки упрятал в «аквариум», чтобы спесь с него согнать. Как шелковый после этого стал. Куда только его хамство и нахрапистость девались! — прекратил дискуссию Сидоров, внутренне радуясь, что у него обошлось без стрельбы на поражение, и что его обидчик не избежал наказания.

— Однако, Шандыбу не арестовали, как Шельмована и Ивченко, — прервал Сидорова Астахов. — Знать, не нашлось у следствия достаточных оснований считать его причастным к хищению мяса. Или те десятки тысяч сработали…

— Ну, это вряд ли! — сразу отверг предположение о взятке Сидоров. — Прокурорские — не те ребята, которые могут позариться на деньги! Что-то там другое…

Никто больше не стал развивать мысль: берут или не берут прокурорские. Сами не брали, и о других плохо не думали. Достаточно было того, что обыватели во всем работниках правоохранительных органов сплошь и рядом взяточников видели. Но то — обыватели!

— А там разве было хищение, а не умышленное уничтожение мяса? — вмешался присутствующий при беседе Ладыгин.

Как-никак, а он принимал активнейшее участие в этой операции и хотел знать подробности этого дела.

— Да все там было: и хищение, и уничтожение! — сказал в сердцах Сидоров. — Официальная версия такова, что Шельмован, используя свое влияние на Ивченко, принудил последнюю вступить с ним в сговор с целью их личного обогащения путем махинаций с мясом.

— Вон оно как…

— Для этого Ивченко, ежедневно не додавая мясо столовым, и тем самым, похищая его, за несколько месяцев создавала излишки мяса на своем складе-холодильнике. Они уже собирались похищенное вывезти и продать, но вдруг прошел слух о неплановой ревизии. Перетрусили. И чтобы скрыть следы своей преступной деятельности, несколько дней назад, в ночное время вывезли излишки и закопали на свалке. Вот такова официальная версия. Это я слышал от следователей облпрокуратуры. А как там было на самом деле, кто знает…

— Машошин мне что-то подобное рассказал, — вновь вступил в разговор Паромов. — Он включен в оперативно-следственную группу по данному делу. И, несмотря на тайну следствия, следаки кое-чем делятся с ним, а он — со мной. Как-никак, а информацию про мясо подбросил я, и он это знает и помнит…

Старший участковый сделал небольшую паузу.

— Кстати, об информации и информаторах, — ухмыльнулся Сидоров. — Ты так и не сказал, откуда у тебя взялась эта информация? Кто шепнул? А? Давай, колись, старшой, дело-то уже прошлое…

— Я же не спрашиваю, кто тебе что шепчет, хотя и не раз замечал, как ты шептался то с Варюхой-горюхой, то с ее сестрами, длинноногими красавицами… — пошутил Паромов, одновременно намекая на любовные шашни братана.

— Эти, — засмеялись присутствующие, — уж точно нашепчут! Ха-ха-ха!

Вопрос с информатором был закрыт сам собой. Даже Сидоров, задавший его, ухмыльнувшись шутке старшего участкового, примолк. Секретными вещами в милиции не шутили. Назвать имя информатора было равносильно тому, как взять из сейфа его личное дело и обнародовать через средства массовой информации.

А старший участковый меж тем продолжил прерванный монолог:

— От Машошина я также узнал, что Шельмован все старается взять на себя и выгородить Ивченко… И пока молчит про других соучастников. Даже тех лиц, которые помогали рыть ямы на свалке, перевозить мясо, закапывать его, не сдает. Говорит, что все делал один. Врет, конечно… Где одному справиться с таким объемом. Вон, ты, Сидоров, на двух тяжелых автомашинах еле перевез на мясокомбинат для хранения и экспертизы! Полдня на это угрохал. И не один, а с кучей помощников. Верно?

— Верно!

— А он пытается убедить всех, что сделал один и за одну ночь. Тут даже слепому видно, что врет.

— Конечно же, врет! — резюмировал Астахов. — И это понятно: организованная преступная группа ему совсем ни к чему. А так, лет пять схлопочет, возможно, парочку из них и отсидит, а затем или под амнистию попадет или на «УДО» уйдет. С Ивченко — еще проще. Немного перетрусится в СИЗО и получит условное осуждение: как-никак — женщина, детки-малолетки на руках, безупречная прежняя репутация, да и подчиненная Шельмовану — вынуждена была пойти на преступление под его нажимом. — Астахов оглядел присутствующих. — Или кто с моими выводами не согласен?

— Да нет, Михаил Иванович, — выразил общее мнение Паромов, — все ты верно изложил. По всей видимости, так оно и будет. Только одно остается мне непонятным: зачем было гноить мясо?!. Ведь у них, судя по ярко выраженной и прослеживаемой связи с заместителем директора Шандыбой, имеющим право подписи как на ввоз, так и на вывоз с территории завода любой продукции проще было бы открыто загрузить в авторефрижератор это мясо и спокойненько вывезти. И никто бы ни слова, ни полслова! Даже бы и не вспомнили! — Он помолчал, словно вглядываясь внутрь себя. — И другое: никакой ревизии не намечалось. Ни нашим отделом, ни УВД, ни КРУ. Сплошная туфта про ревизию! Это обэхеэсники точно установили, когда проверку проводили. Значит, версия с таким способом прятанья похищенного — блеф для простофиль!

— И что ты этим хочешь сказать? — спросил Сидоров. — Что мясо умышленно гноили?!! Ну, Николай, ты совсем зарапортовался! Если принять во внимание твои слова, то, вообще, всякая логика в их действиях отсутствует…

— Может быть, — пожал плечами старший участковый. — Может быть. Но у меня сложилось впечатление, что мясо действительно умышленно и целенаправленно уничтожали таким варварским способом. Только конечной цели этого преступного деяния я не вижу. В башке моей милицейской это действо не укладывается. Хоть убей, не вижу конечной цели!

Они: и старший участковый Паромов, этот неисправимый пессимист и искатель справедливости, и участковые инспектора: бесхитростный и простодушный Сидоров, с душой, открытой на распашку, и кувалдами-кулаками, и крутосбитый бескомпромиссный страж порядка Астахов, и прекрасный хозяйственник и организатор начальник штаба ДНД Подушкин Владимир Павлович, и их верный друг и помощник, внештатный сотрудник милиции Ладыгин Виктор Борисович, и оперативники ОБХСС, и следователи прокуратуры, и миллионы и миллионы простых советских граждан — еще не знали тогда, что в стране начинался Великий Саботаж в целях разрушения общественно-политического строя и самой страны — СССР.

На партийных съездах и конференциях еще вовсю пели дифирамбы и «аллилуйя» во славу вождям СССР, Генеральным Секретарям КПСС, чередующимся чуть ли ни каждый год. Еще по праздникам улицы и площади тонули в пурпуре знамен и флагов… Еще что-то планировалось и провозглашалось, как прежде, в хрущевские и брежневские времена… А контрреволюция уже тихой сапой кралась по городам и весям, подминая под себя все новые и новые слои населения!

С прилавков магазинов стали как-то исчезать одеколоны и лосьоны, хотя спирту было, по-прежнему, хоть захлебнись, и литр его стоил шесть копеек. Не стало мыла, шампуней и стирального порошка. Хотя заводы и фабрики этой отросли промышленности как работали, так и продолжали работать, как выпускали продукцию, так и продолжали выпускать. Но все куда-то проваливалось…

Все чаще и чаще страницы газет и экраны телевизоров заполнялись сообщениями об удивительных фактах: то в одном, то в другом уголке огромной страны некоторые «нерадивые хозяйственники» вывозили и выбрасывали в лесные овраги, на удаленные свалки бытового мусора целые вагоны колбасных изделий, рефрижераторы рыбных изделий. По недогляду, мол, по извечной российской расхлябанности. И при этом эти «нерадивые хозяйственники» в большинстве случаев оставались неизвестными. Неустановленными. Безликими. Безымянными.