Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Любенко Иван Иванович

На шее от веревки остался красный припухший след, который никак не получалось прикрыть воротником платья. Горло болело, как при ангине, — ну и черт с ним! Не до жиру, быть бы живу! Оглядываясь на каждом шагу и вздрагивая от каждого чиха, Вера заглянула в костюмерную, пожаловалась сидевшей там в одиночестве Наине на свою беду — «внезапно появившиеся» пятна на шее — и получила прелестный голубой крепдешиновый шарф, отделанный валансьеном[562].

— Оставьте его себе, — сказала Наина. — Он совершенно подходит по цвету к вашему платью и к вашим глазам. Галина Мироновна не хватится, у нас этого добра много.

— Нет-нет, я завтра же верну! — отказалась Вера.

Шарф был чужим, не Наининым, чтобы она могла им распоряжаться. Получилось бы, что Холодная его украла. Вдобавок от шарфа приторно пахло ирисом, далеко не самым любимым из ароматов. Чувствовалось, что та, кто носила его до Веры, не душилась духами, а просто поливала себя ими.

Запахи сейчас интересовали жену адвоката больше всего. От Ботаника пахло миндалем! Он пользуется или хотя бы сегодня пользовался миндальным мылом! Это хорошая улика, которая может помочь найти его или же существенно сузит число подозреваемых. По запаху уже можно было исключить одного из подозреваемых — гардеробщика с редкой фамилией Жаврид. Тот был заядлым курильщиком, причем курил какие-то дешевые, немилосердно вонявшие папиросы. Или то вообще была махорка? Вера не приглядывалась к тому, что именно он курил. От него пахло бы табаком, а не миндальным мылом.

С гардеробщиком Вера решила прибегнуть к простейшей уловке, знакомой любой гимназистке-старшекласснице.

— Скажите, Иван Антонович, ушел ли уже… — Вера внезапно закашлялась, оттого имя человека, которым она интересовалась, прозвучало невнятно: «кхм-кхм-кхм-ич».

— Примерно час, как никто мимо не проходил, — ответил гардеробщик, даже не переспрашивая, кого она имела в виду. — Я даже вздремнул со скуки. У нас это можно себе позволить, никто ни польта, ни шубы не скрадет. Приличное общество.

«Очень приличное, — съязвила про себя Вера. — Придушить придушат, но шубы не украдут. Можно не беспокоиться».

В гардеробе был телефонный аппарат, предназначавшийся не столько для сотрудников, сколько для ночного сторожа. Звонить по нему разрешалось всем желающим. Иван Антонович беспокоился лишь о том, чтобы телефон не занимали слишком долго. Однажды, в присутствии Веры, он сделал замечание Анчаровой. Та, к огромному Вериному удивлению, не стала огрызаться или возмущаться. Тотчас закончила разговор и ушла.

По отношению к Вере гардеробщик проявил деликатность. Стоило ей взяться за трубку, как он скрылся где-то за вешалками. Вере такая деликатность сейчас была ни к чему. Скорее даже мешала, потому что ей хотелось иметь рядом кого-то, кому можно было доверять. А вдруг Ботаник выстрелит в нее из-за угла? Впрочем, кто ему мешает застрелить заодно и гардеробщика? «Что за глупости! — оборвала себя Вера, машинально пытаясь нащупать в сумочке револьвер, которого там не было — оставила за ненадобностью дома. — Не станет он стрелять!»

Немысский оказался у аппарата.

— Милый, — проворковала в трубку Вера. — Приезжай за мной поскорее. Сегодня здесь так ску-у-учно. Жду тебя с нетерпением.

— Еду! — коротко ответил Немысский и отключился.

«Кто?! — думала Вера, едва ли не бегом поднимаясь в Большой павильон по безлюдной и оттого страшной лестнице. — Кто же?!»

Вере почему-то думалось, что Ботаник — это Сиверский. Без каких-либо причин. Сердце подсказывало.

В Большом павильоне, казалось, собрались все, кто был в ателье. Кто-то работал, кто-то коротал время за беседой. Где-то в лабиринтах декораций слышался голос Сиверского, по обыкновению сравнивавшего себя с многострадальным Иовом. Вера с рассеянным видом бродила по павильону, выбирая себе спутника. Заниматься поиском Ботаника в одиночку было опасно. Спутник был нужен такой, чтобы, не задавая вопросов, ходил за нею хвостом. Немысский появится нескоро, самое раннее — через три четверти часа, если не через час. Ехать пять верст, да по городу. Он, конечно же, станет торопиться, но это уж как получится. Да и на сборы ему немного времени тоже потребуется, минут пять. Велеть запрягать, отдать какие-то распоряжения… нет, лучше рассчитывать на час. Сколько прошло после телефонного разговора? Минуты три, не больше.

Заржицкий! Конечно же — Заржицкий, кто же еще! Этот лощеный франт и бонвиван, мнящий себя роковым красавцем. Хорош красавец — с низким обезьяньим лбом, оттопыренными ушами, широким носом и скошенным подбородком. Да еще и ноздри выворочены наружу, как будто остальной «красоты» мало.

— Я не режиссер, а метр-ан-сцен! — Это присловье было у Заржицкого столь же частым, как и «Иов многострадальный» у Сиверского. — А если кто не понимает разницы, так это его беда, а не моя!

— Его, его, — поддакивал «машинист» Алтунин, человек незлобивый, легко со всем соглашавшийся. — Не ваша. Я, к примеру, понимаю. Когда я в синодальной типографии работал…

— В типографии — метранпажи! — раздраженно перебил Заржицкий. — Метранпаж, да будет вам известно, это старший наборщик…

— Здравствуйте, господа, — проворковала Вера, довольно бесцеремонно вклиниваясь в разговор. — Роман Аверьянович, можно вас похитить? Прошу прощения, Александр э-э…

Лицо Заржицкого приняло крайне удивленное выражение.

— Сергеевич! — услужливо подсказал Алтунин. — Конечно-конечно, похищайте на здоровье! Тем более что мне пора. Иван Васильевич просил штатив отрегулировать, заедает что-то.

— Что вы так на меня смотрите? — игриво спросила Вера, когда Алтунин ушел. — Я сегодня плохо выгляжу?

Она кокетливо склонила голову набок и едва не вскрикнула от боли, пронзившей шею. Какая-то гримаса, вне всякого сомнения, мелькнула на лице, но Заржицкий этого не заметил.

— Вы, Вера Васильевна, всегда выглядите обворожительно! — справившись с удивлением, сказал он. — На вас невозможно смотреть иначе чем с восхищением!

— Ах, не говорите мне комплиментов! — капризным тоном потребовала Вера, невольно подражая Джанковской. — У меня от комплиментов мигрень. Расскажите лучше про картину, которую вы сейчас снимаете. «Злоумышленник», кажется? Это по Чехову? У него, помнится, есть такой рассказ.

— Нет, не по Чехову. Сценарий написал Василий Максимович. Это драма про вора, который забрался в богатую квартиру и застал там свою жену в объятьях хозяина.

— Ах, как интересно! — восхитилась Вера. — Я хочу знать подробности! Расскажите, прошу вас! Если только…

— Что «если»? — забеспокоился Заржицкий.

— Если только Михаил Дмитриевич спешит не по вашу душу!

«И не по мою», — мысленно добавила Вера, хоть и понимала, что вряд ли Ботаник станет нападать на нее в многолюдном павильоне. Руки снова начали машинально ощупывать сумочку. Вспомнив, что оставила все свое вязанье вместе с сумочкой в реквизитной, она укорила себя за то, что не догадалась прихватить чистую спицу. Хоть какое, но все же оружие, уже доказавшее свою полезность на деле.

— Ромаша! — не стесняясь Веры и вообще не замечая ее, сфамильярничал Сиверский, подойдя к ним (шел он ровным, четким шагом, нисколько не прихрамывая). — Дидерихса не будет до конца недели. По меньшей мере. У него от купания в проруби поясницу скрутило. Поэтому оставляй «Месть ревнивца» и берись за «Курортные страсти». Изабеллу с Инессой я предупредил, а ты найди Херувимова и Спасского. Через полчаса в малом павильоне! «Научники» к тому времени обещали закончить.

Левой рукой Сиверский придерживал под мышкой портфель, который сегодня, как показалось Вере, был толще обычного.

— Но Спасский еще даже не видел сценария! — робко заметил Заржицкий.

— Ну и что? — хмыкнул Сиверский. — Зато ты видел! Ты же режиссер? Вот и говори, что кому делать!

— На охоту ехать — собак кормить[563], — недовольно проворчал себе под нос Заржицкий.