Евгений Сухов - Напролом
Он выхватил взглядом лицо Закира Большого, лидера всесильной дагестанской группировки. Всегда цветущий, излучающий неукротимую силу и могучую энергию, Закир сильно сдал за последние два года, как-то резко помрачнел — серьезные трения с молодыми соплеменниками, упрямо вытесняющими его из околокаспийского нефтяного и икорного бизнеса, подорвали не только моральный авторитет, но и здоровье дагестанского вора.
А вот и Дядя Толя… Как всегда, сидит рядышком с Пашей Сибирским, своим закадычным друганом. Что ж, сегодня с Дядей Толей предстоит толковище нешуточное. Дяде Толе все не дают покоя лавры Шоты Черноморского да Максима Кайзера. Придется напомнить ему о печальной судьбе обоих. А то, видно, запамятовал. Александр Иванович Виноградов, пользуясь своими глубокими связями в ФСБ, надыбал кое-что на Дядю Толю — интересные оперативные данные, которые он, Варяг, предъявит ему сегодня в ходе их приватной беседы…
Когда голоса в зале стали стихать и несколько десятков пар глаз устремились в сторону Варяга, смотрящий встал и заговорил:
— День добрый, люди! Все в сборе? Или нет кого-то? Всех встретили? — Последний вопрос был обращен Филату, который отвечал за встречу гостей из регионов. Тот молча кивнул: мол, все в порядке. — Ну и ладно. Не хочу затягивать. Вопрос мы сегодня решаем один. По известным вам всем, я думаю, обстоятельствам, я больше не смогу быть вашим казначеем и держателем общака. Я вообще теперь, во всяком случае на то время, что мне предстоит заниматься одним проектом, не смогу принимать участия в наших общих делах… Но это не означает, что я отхожу от дел. Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, поддержку и посильное участие, как, собственно, всегда и было, но только теперь у меня будет другой статус. Официальный… Как у многих из вас.
Он замолчал, раздумывая, правильные ли слова нашел для затравки. И, выразительно посмотрев на Дядю Толю, который уткнул глаза в стол, добавил:
— Теперь, надеюсь, моя долгая война с милицейскими и прокурорскими завершена.
По залу прошелестел тихий ропот. Люди, видимо, хотели высказаться. Но Владислав счел, что еще рано. Он еще не все сказал. Надо было сразу выложить им все свои соображения, упредив недоуменные вопросы. Варяг по опыту знал, что многие региональные авторитеты, не имевшие четкого мнения по важным проблемам, готовы голосовать так, как считает столичный лидер. Во всяком случае, он надеялся, именно так будут голосовать новички большого схода.
— Сегодня нам предстоит выбрать нового смотрящего по России, нового держателя общака, нового лидера. Думаю, многие из вас знают, на ком я сам остановил свой выбор. И многие знают этого человека не понаслышке. Я хочу рекомендовать вам, люди, моего верного другана и многолетнего партнера по делам Романа Филатова.
Ропот усилился. И теперь десятки пар глаз устремились на Филата, который, немного смутившись, отодвинулся от стола и внимательно смотрел на присутствующих.
— Филат — правильный, честный, справедливый, решительный, авторитетный лидер, — продолжал Варяг. — Он сумел навести порядок в Питере после… своего предшественника… — Ему не хотелось даже произносить поганое имя Сашки Шрама, подлого двурушника и предателя. — При Филате закончились войны в городе и области, все стали исправно вкладываться в общак, беспредела стало меньше. Уверен, что Филат справится и с задачами российского смотрящего. А теперь давайте послушаем, кто что скажет…
К его немалому удивлению, первым с места встал Паша Сибирский, или Павел Григорьевич Устюгов — крупнейший омский предприниматель, а заодно и смотрящий по Омской области, и степенно заговорил:
— Я — за Филата, люди. Во-первых, коли Варяг сам его двигает, значит, он ему полностью доверяет и, если что не так, спрос будет не только с Филата, но и с Варяга… — Он криво улыбнулся, полагая, что все оценят его «шутку. Но люди за столом сидели молча, с серьезными лицами. Паша продолжал, несколько раздраженный своим обломом.
— В общем, я буду голосовать за Филата. И вам того же желаю.
Наступила пауза. Шумно отодвинув стул, поднялся К из-за стола высокий Закир Большой. Он качнул головой с посеребренными висками и заговорил с легким кавказским акцентом:
— Поддерживаю выбор Владислава Геннадьевича и мнение Павла Григорьевича. Филата мы все знаем давно. А я так его помню еще зеленым пацаном, когда он и в Москве у Михалыча проходил школу жизни. Они с Варягом не один пуд соли съели, так что раз Варяг в нем уверен, а мы уверены в Варяге — то и канителиться тут нечего. Будем голосовать за Филата — нового смотрящего по России.
Речь Закира была краткой, но без всегдашнего блеска. Видно, муторно было на душе у дагестанского авторитета.
Потом поочередно выступили еще трое — двухметровый и тощий как жердь смотрящий по Екатеринбургу Женя Маленький, краснодарский авторитет Кича и смоленский смотрящий Игорь Самсонов по кличке Сом. С ними Варяг лично переговорил накануне по телефону, так что в их выборе он не сомневался. И вдруг в дальнем углу стола послышался надтреснутый старческий голос, который Варяг узнал сразу. Это был самый старый на сегодняшний день законный вор Егор Малафеев по кличке Лафа, единственный приверженец исконных воровских понятий, отошедший от догматизма старых нэпманских воров, но и не принявший слишком радикальных, на его взгляд, новшеств сторонников Медведя и Варяга. Тем не менее восьмидесятилетний Лафа, виртуозный вор-карманник с пятнадцатью ходками, много лет державший воронежский общак, всегда, если, конечно, не тянул очередной срок, присутствовал на больших сходах, где обычно отмалчивался. Но сегодня он решил вдруг поломать традицию.
— Это все хорошо! — забубнил Лафа. — Но уж коли пошел у нас разговор точно на отчетно-выборной партконференции, скажи, Варяг, как обстоят дела с нашим бюджетом? А то казначея ты нам предлагаешь, а что у нас с казной творится, мы и не знаем. Давай финансовый отчет нам!
Смешки потонули в гуле голосов и возгласов: «Верно! Дело старик говорит! Общак уже раз пропадал!»
Варяг улыбнулся: молодец, старик. Хоть Лафе уже девятый десяток пошел, а голова его седая работает исправно, как старые швейцарские часы. Лафа сути вопроса не упустит.
— Хорошо, спасибо, Егор Карпыч, что напомнил. Общаковские средства частично размещены в пяти банках Европы, а частью вложены в крупнейшие предприятия опять же в Европе и в Америке. Среди вас тут находится немало людей, которые не только в общак отстегивают, но и берут из общака кредиты на развитие своего бизнеса. Такого, люди, раньше никогда не было, если кто помнит старое время… Ты, Лафа, уж точно знаешь: раньше общак никогда не работал как кредитное учреждение. И, думаю, недалек тот день, когда воровской общак России составит уставной капитал крупнейшего международного банка, не уступающего какому-нибудь французскому «Креди Лионнэ» или американскому «Бэнк оф Нью-Йорк». Возможно, Филату, если, конечно, вы сегодня его выберете хранителем общака, и предстоит этим заняться… А общий капитал наш на сегодняшний день — семнадцать миллиардов долларов во вкладах и ценных бумагах. Когда-то, лет десять назад, таков был объем всего российского бюджета…
После этого воры еще минут сорок обсуждали текущие дела в регионах, как вдруг Дядя Толя впервые за все это время раскрыл рот:
— А что это, Варяг, я сегодня не вижу тут Плешивого? У него в Мурманске неотложные дела? Или он заболел?
Владислав ответил не сразу. Он единственный в этом зале, за исключением, понятное дело, Филата, знал, по какой причине Плешивый отсутствует на большом сходе. Сегодня рано утром ему из Мурманска позвонил Сержант и поведал о страшной и нелепой кончине тамошнего смотрящего. Но почему задал этот вопрос Дядя Толя? Что-то не помнил Варяг, чтобы Дядя Толя и Заворотов корешились: на зоне они вместе баланду не хлебали и на воле у них никаких совместных дел не было. Тогда что же? Намек на то, что Дядя Толя в курсах? Что у него свои источники информации, связанные с Норвежцем? И что в войне, объявленной Михаилом Таганцевым Филату и Варягу, он, Дядя Толя, хоть и не участник, но сочувствующий лагерю противника? «Ладно, поглядим», — подумал Варяг и с потяжелевшим взглядом ответил уклончиво:
— У него в городе проблемы серьезные возникли… Дядя Толя, после того как тут закончим, останься, есть разговор. На четверть часика, не больше.
Еще с полчаса побазарили, и наконец всем стало ясно, что пора приступать к голосованию.
