Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович

Говорила с конфузливой улыбкой на лице. И от этой улыбке на щеках образовывались симпатичные ямочки, делавшие лицо добрым и ласковым.

«Я пыталась своими силами вывести на чистую воду воришку, даже собрание провела с приглашением всех сотрудников садика, — делилась откровенно заботами, — но не удалось пресечь кражонки. Продолжаются. И заподозрить никого не могу. Все такие милые, скромные, интеллигентные. И смех, и грех. Так что, выручай». — «А, может, официально? — заикнулся он тогда. — Официально всегда проще, меньше головной боли, если что…» — «Нет! Нет! Что вы? По таким мелочам, которые, как говорится, и выеденного яйца не стоят, заводить всякие там проверки, вопросы-допросы, лихорадить коллектив не стоит, — засмущалась окончательно, даже руками всплеснула, словно отгораживаясь. — Тогда уж, Бог с ним, пусть остается все, как есть. Я думала, что вы наших сотрудников немного попугаете — и кражи прекратятся…» — «Наталья Леонидовна, разве я похож на пугало, чтобы людей пугать? — притворно возмутился он. — Простительно так говорить малограмотным старушкам, но не интеллигентным людям, к каковым я всегда вас и ваших коллег отношу. Не ожидал!.. Честное слово, не ожидал». — «Извини. Брякнула, не подумав. Я имела в виду, что какую-нибудь лекцию на правовую тему, в том числе и об ответственности за хищение, прочтете. Смотришь, человек и образумится». — «Вот это — другой разговор, а то «пугните да пугните». Согласен. И, знаете, еще что?..» — «Что?» — подняла она вопрошающие глаза. — «А давайте-ка мы установим в вашем кабинете в целях профилактики химическую ловушку». — «И что это за заверь?» — «Приспособленьице такое, заправленное специальным красящим веществом, довольно стойким к внешней агрессивной среде, в том числе и к воде, обычно на базе родамина, которое при нарушении целостности ловушки, на нарушителя и выплеснется, да окрасит его так, что неделю не отмоется, — пояснил пространно. — Мы их в различные организации, занимающиеся торговлей, в помещения касс, бухгалтерий, то есть в те места, где обычно денежки хранятся, устанавливаем. Все в соответствии с законом, с составлением необходимого акта. Неплохо бы выстреливающую раздобыть, она покомпактней и понадежней в эксплуатации. Но это как повезет…»

И он рассказал про случай, произошедший совсем недавно в стенах опорного пункта.

В его рабочем столе, в верхнем ящике, среди различных бумаг лежала химловушка в виде небольшого кожаного кошелька, недавно полученная от криминалистов. Все не хватало времени, чтобы установить в одном из киосков «Союзпечати» на остановке «Площадь Рокоссовского». Бывает так: сразу не установил, а потом то одно, то другое мешает, — и забываешь. Вот так «позабытой» лежала эта химловушка до тех пор, пока один «ушлый» внештатный сотрудник, Ефимов Володя, ее не обнаружил. Но он-то не знал, что это химловушка. Просто увидел пузатенький кошелек, с защелкнутыми металлическими зажимами. Увидел и заинтересовался: почему такой «пузатенький»?

Открыл — и получил порцию родамина в лицо! И испачкался, и испугался, и зарекся без спроса лазать по чужим вещам!

Тогда обошлось, как уже было сказано его испугом, смехом внештатных сотрудников и участковых инспекторов милиции, «разносом» от старшего участкового.

«Ну, что, попробуем?..» — «Попробуем».

На этом и порешили.

На следующий день он, как договаривались, прочел небольшую лекцию об административной и уголовной ответственности за хищение государственного и личного имущества. А химловушку установили позже, так как потребовалось время на ее изготовление.

Установили химловушку в виде небольшого кошелька, снабженного перфапатроном с красителем и маленькой батарейкой «кроной». Пришлось отделовскому криминалисту Ломакину и его добровольному помощнику Андрееву небольшой магарыч поставить и кошелек покупать. Не всякий кошелек мог подойти для изготовления ловушки-хлопушки. Непременным условием было наличие металлической защелки створок кошелька. «Чтобы электрическая цепь замыкалась и размыкалась», — инструктировали дотошные криминалисты, собаку съевшие на всяких хитроумных штучках-дрючках, а посему считавшие себя в технических вопросах на голову выше остальных сотрудников, далеких от всякой техники.

Химловушка получилась что надо! Кошелек новенький, пухленький; кожаные бока лоснятся свежей краской; металлические застежки никелем сияют. Так и просится в руки: «открой меня, да загляни!»

«Наталья Леонидовна, ради Бога, не вскрывайте, — инструктировал он директрису, пряча кошелек-ловушку в верхнем отделении служебного серванта, там, где обычно и прятались наиболее ценные предметы скромной администрации детского садика. — Да смотрите, чтобы детишки случайно не забрались в кабинет и не воспользовались кошельком в качестве игрушки. Тогда греха не оберемся. Вот вам копия акта на установку химловушки. Берегите».

И вот теперь, спустя месяц, он спешил в садик, чтобы переброситься парой слов с Натальей Леонидовной и поинтересоваться криминогенной обстановкой в садике и его окрестностях, а заодно и судьбой химловушки.

Детский садик располагался в двухэтажном кирпичном здании, с парадным выходом на улицу Обоянскую. Однако парадные двери почти всегда были закрыты во избежание несчастного случая от «несанкционированного» выхода детишек на проезжую часть дороги, где время от времени проносились автомобили. Пользовались запасным выходом во двор здания, действуя по правилу: «Береженого Бог бережет!»

Паромов легко взбежал по деревянным ступенькам пологой лестницы на второй этаж. Дверь кабинета директора была, как всегда, открыта настежь. Наталья Леонидовна не любила прятаться от коллег в тиши кабинета, за замками. Ее кабинет, как и ее душа, были всегда открыты всем желающим общения.

— Разрешите, — для приличия постучавшись пальцем о дверную коробку, произнес участковый и не дожидаясь ответа, переступил порог. — Здравствуйте. Рад вас видеть в добром здравии души и тела. Вот проходил мимо и решил заглянуть на минутку. Не возражаете. А то, может быть, помешал. Вон вы что-то сосредоточенно так пишите…

Наталья Леонидовна отложила в сторону общую тетрадь, в которую что-то писала, и радушно пропела:

— Здравствуйте, товарищ участковый. И я рада вас видеть. Давненько вы к нам не заглядывали. Была бы помоложе, наверное, проведывали бы чаще… а то старуха… Кому она нужна. — Она улыбнулась. И симпатичные ямочки заиграли на щечках. — Да вы не стойте, не стойте. Пословица не зря гласит, что в ногах нет правды. Присаживайтесь. Присаживайтесь. Можете ко мне поближе. Не бойтесь, не укушу. Просто пошептаться нужно.

— Серьезно? — улыбнулся Паромов, уже привыкший за время работы к подобным приемам.

Она сделала загадочное лицо и, посмотрев на по-прежнему открытую дверь кабинета, дождавшись, когда Паромов присядет на краешек стула, заговорчески произнесла:

— А воришка-то попался. Кастелянша наша, Евдокия Кузьминична. Видит Бог, никогда бы на нее не подумала. Всегда: «Наталья Леонидовна, то, Наталья Леонидовна, сё». Сработала наша ловушка. Через неделю, как установили. Сработала, да еще как! Евдокия Кузьминична слишком близко кошелек-то к глазам поднесла, когда стала вскрывать его. По-видимому, надеялась там денежки мои найти: кто-то предложил мне женские полусапожки, чешские, приобрести за девяносто рублей. Я и согласилась. Пообещала при многих сотрудницах, присутствующих при этом разговоре, деньги принести на следующий день. Вот Евдокия Кузьминична и приискала кошелек. А он как бабахнет, и обдал ее всю краской. И что печально, сильно по глазам попало. Теперь в областной больнице лежит, в глазном отделении. Грозится на вас и на меня жалобу написать. А остальные сотрудники больше по чужим кабинетам и столам без разрешения не рыщут.

Наталья Леонидовна замолчала. Лицо было серьезно. Даже ямочки со щек куда-то пропали. Молчал и Паромов, ожидая продолжения рассказа.

— Знаете, а мне Евдокию жалко. Какая-то бесталанная она. Муж пьет. Дети часто болеют. — После паузы подвела директриса итог беседы.