Фридрих Незнанский - Король казино
Снова здорово! — развел руками Демидыч. — Я же не знал, что за документы! Если бы не статья... В общем, так, командир. Деньги забери. И гуд бай!
Видимо, ты не все запомнил при встрече, — медленно произнес Саргачев.
Может, чего и запамятовал. Напомни.
Я сказал о том, что ты приговорен.
Так ты вроде отмазал...
Саргачев не успел ответить, дверь соседней комнаты распахнулась, и первый, кого он увидел, был майор Сева Голованов, а за ним — его «афганцы», «русские волки». Вон они глядят из-за спины Севы — белобрысый застенчивый Филя, Шура Дьяконов, Денька Удачин, Орлов Никола... Сколько их? Семеро, считая Демидыча, все, кто живет в Москве. Саргачев, смертельно бледный, откинулся на спинку стула. А парни, вмиг заполнив комнату, переговаривались о чем- то, пошучивали, посмеивались, налили по стакану водки и, не предложив бывшему командиру, выпили. Потом воцарилось жуткое молчание.
Что будешь делать, Саргач? — спросил майор Голованов.
Валерий не ответил. Да и что он мог ответить? Он понял, что потерял друзей, боевых друзей, готовых в свое время по одному его слову, движению, взгляду пойти хоть к черту на рога. Он боялся лишь одного: что будут спрашивать, допытывать, говорить, он страшился их справедливых слов. Мужчины переглянулись.
Майор Голованов смял деньги, сунул их в карман бывшего командира и сказал:
Гуляй, падаль.
Саргачев, так и не сказав ни слова, встал и вышел. Мужчины наполнили стаканы во второй раз и, не чокаясь, словно на поминках, выпили.
Саргачев не вернулся к Ларисе Ивановне» он приехал в старую свою квартиру, в которой давно не бывал, прошел в гостиную и лег на диван. Он лежал долго, ни о чем не думал, на душе было пусто, он ни о чем не сожалел, он просто лежал и смотрел в высокий потолок. Потом встал и вытащил из кобуры пистолет. И в это время оглушительно зазвонил телефон. Саргачев подождал в надежде, что звонки прекратятся, но телефон не умолкал.
Слушаю.
Валера! — послышался плачущий голос Ларисы. — Приезжай немедленно! Мама умерла!
Еду.
Саргачев посмотрел на пистолет, тяжело перевел дыхание, сунул оружие обратно в кобуру и, на ходу надевая пиджак, бросился к двери.
Александр Турецкий покинул прокуратуру поздно, где-то в одиннадцатом часу. Стоял июнь, и на улице было светло. Возле дерева Турецкий приметил мужчину средних лет, который при виде его двинулся навстречу, Александр привычно сунул руку под мышку и сжал рукоятку «Макарова».
Добрый вечер, Александр Борисович.
Добрый вечер.
Подполковник Рябков.
Живы?!
Как видите.
Турецкий незаметно огляделся.
Слежки нет, — сказал Рябков.
Садитесь в машину.
Рябков положил на заднее сиденье объемистый «дипломат», сам сел на переднее. Турецкий тронул машину, проехав полкилометра, включил правый поворот и остановился возле продуктового ларька.
Вы хотите купить что-то съестное? — спросил Рябков.
В доме шаром покати!
Все есть, — кивнул на «дипломат» Рябков.
Что значит — все? Может, я с вами выпить хочу?
Найдется.
Тогда едем.
К вам?
Ко мне. Или вы хотите в другое место?
Все равно, лишь бы не на Лубянку. Удобно ли? Жена, дети...
Их сейчас нет дома, они в деревне. Почему не на Лубянку?
В машине курят? — доставая пачку сигарет, спросил Рябков.
Спасибо, напомнили, — снова включая правый поворот, сказал Турецкий. — Две штуки осталось.
Я же сказал. Там все есть. Такие подойдут? — протягивая пачку «Мальборо», поинтересовался подполковник.
Курю любые.
До дома ехали молча. Рябков, правда, иногда посматривал на следователя, словно пытаясь сказать что-то, но, видимо, передумывал и закуривал очередную сигарету.
Турецкий завел машину во двор, заглушил мотор, включил секретку.
Приехали, Павел Геннадьевич!
У вас хорошая память, — усмехнулся Рябков.
Память у меня дырявая, но для человека, которого я лично считал погибшим, местечко в ней нашлось.
Вы были недалеки от истины.
В «дипломате» действительно оказалось все, что надо: водка, коньяк, вино, две палки сырокопченой колбасы, свиной окорок, сыр, осетрина, мясные и рыбные консервы и даже батон белого хлеба, завернутый в целлофан.
Вы не голодали, если в месте, где скрывались, было подобное, — усмехнулся Турецкий.
Оттуда и взял.
И что за местечко?
Дача генерала Пестова.
Вроде парней-то туда посылали квалифицированных...
У Пестова две дачи. Та, где я жил, оформлена на подставное лицо.
И где она находятся?
Недалеко от Истры. Есть такая деревенька, Духонино.
Особняк из красного кирпича, бассейн с подсветкой, сауна и павлины?..
Деревянный дом, баня, забор, десяток кур, корова, лошадь, две свиньи, гектар земли.
И кто ведет хозяйство?
Баба Глаша и дядя Вася. Муж и жена, из местных.
Охраняется?
Они же и охранники.
Стол царский! — оглядывая тарелки с деликатесами, проговорил Турецкий. — За ваше прибытие, Павел Геннадьевич!
Спасибо.
Казалось бы, после водки у любого человека развязывается язык, но с Рябковым случилось наоборот. Он начинал то с одного события, то с другого, не доводя до конца сказанного, а то и вовсе надолго замолкал, страдающе глядя в угол комнаты.
Сделаем так, —решил Турецкий. — Я буду задавать вопросы, а вы отвечать.
Так будет лучше, — с облегчением вздохнул Рябков.
Вот вы, к примеру, сказали, мол, все равно куда ехать, лишь бы не на Лубянку...
В кабинете Пестова теперь Павлов.
Вам-то откуда известно? — удивился Турецкий. — Сидите в глухомани, в каком-то Духонине, а самые свежие новости кто-то преподносит!
Я позванивал. Каждый раз отвечал секретарь, но однажды поднял трубку Павлов. Возник вопрос: если арестован генерал Пестов, почему на его месте сидит он?
Про арест, а вернее, задержание генерала тоже надо было узнать.
Для меня это не проблема, — улыбнулся Рябков и неожиданно заговорил голосом Брежнева, потом перешел на Горбачева и Ельцина.
Да вы артист! И еще какой! Здорово голоса имитируете, — восхитился Турецкий.
Немного получается...
Не немного, а точь-в-точь! И кто вякнул про арест?
Шеф.
Вы позвонили директору ФСБ?
Так точно.
И от чьего имени?
От имени и голосом самого генерала Пестова. Думал, разговор будет более-менее продолжительным, а он сразу заорал. Откуда, мол, звонишь, ты же арестован! Положил трубку.
Турецкий весело рассмеялся и наполнил рюмки.
За это надо выпить, Павел Геннадьевич! Представляю, что было дальше... Он же шум поднял, шеф-то!
Без шуму не обошлось, — согласился Рябков. — Но я-то дело сделал. Все стало на свои места. Я еще выжидал несколько дней, но, когда узнал про Павлова, пришло решение.
Вы не доверяете Павлову?
Он, чтобы спасти шкуру свою, мать родную продаст! — резко ответил Рябков. — Полковник Павлов назначен на место генерала?
Да, — не стал скрывать Турецкий. — Причем назначен директором ФСБ.
Я так и думал, — усмехнулся подполковник. — Почему же вы его-то не задержали?
В отличие от генерала и вас, Павел Геннадьевич, мы не располагаем компрометирующими фактами и вескими доказательствами.
Понял, — после долгого молчания ответил Рябков.
Вы оказались на даче генерала по его приказу?
Нет. Пестов ничего не знает. Дело в том, Александр Борисович, что о даче в деревне, думаю, никому не известно, кроме меня.
Значит, отношения ваши достаточно близкие?..
Мы доверяли друг другу.
Перейдем непосредственно к убийству Веста, — перевел разговор на конкретную тему Турецкий.
Ночью позвонил Пестов и попросил приехать к нему. Встретил возле подъезда...
Удобнее, по-моему, было бы в квартире?
Видимо, на то у него были причины. В последнее время он был очень осторожен.
Предполагал подслушивание?
В том, что телефон прослушивается, он был уверен.
И все-таки позвонил!
Он и раньше звонил. Наша работа в основном ночная, — усмехнулся подполковник. — Приехал. Получил приказ. Остальное вам известно. По-тихому не получилось. Кто мог подумать, что у Веста оружейный склад... Сержанта жаль.
Кроме сержанта были еще двое, — напомнил Турецкий.
С них-то и началось, — подхватил мысль Рябков. — Было решено убрать и этих парней.
Кто решил?
Я получал приказы только от одного человека, непосредственного начальника, генерала Пестова.
И всегда выполняли?
Приказ не обсуждается. Но в этом случае я отказался его выполнить.
Что на это ответил Пестов?
Одно слово. «Иди». И я ушел, вернее, уехал. На его дачу, в Духонино. И то не сразу. Лишь после того, как узнал, что приговорен.
Кто-то сообщил или вы сами догадались?
Рябков закурил, несколько раз глубоко затянулся.