Аварийный взлёт - Левит Ирина
И в субботу, и в воскресенье Сергей ездил к Ольге, держал ее ладошку в своей руке, и она не пыталась высвободиться, что-то рассказывал о своей жизни, а она о своей, на вопросы о делах отвечал туманно, но она не настаивала на подробностях. Сам Сергей ничего по делу у Ольги не пытался выяснить — это уже было без надобности. Все уже было и так ясно. Еще в пятницу вечером, когда Сергей делился своими соображениями с Купревичем и Казиком.
— Вот видите. — Дергачев увеличил кадр. — Это женская рука.
— Да, — согласился Купревич. — Наши спецы уже обратили внимание на этого парня, но женскую руку не заметили. Он, пусть пока будет «он», приехал в аэропорт на обычном автобусе, потолкался в терминале, затем вышел на привокзальную площадь и уехал опять-таки на обычном автобусе. Никуда не улетал, никого не встречал, спрашивается: что тут делал? Но при этом на несколько минут исчезал из камер. Почти тогда же, когда Марадинский спустился в туалет.
— Там оказалась мертвая зона. По обе стороны от лестницы в цоколь, вдоль ограждений. Примерно метр шириной. Я, когда начал работать, проверял видеокамеры, но на эту зону не обратил внимания, — досадливо произнес Дергачев.
Полковник отмахнулся:
— Женщина переоделась мужчиной, закрыла голову капюшоном, нацепила очки, прекрасно зная, что попадет под видеокамеры…
— О том, что в аэропортах полно камер, знают все, — вставил Казик.
— Но не все знают, что камеры не захватывают цокольный этаж и что даже в том месте, где захватывают, есть мертвая зона, — строго сказал полковник. — Если про цокольный этаж могли знать разные сотрудники, включая уборщиц, то про мертвую зону не знал даже начальник САБа.
— Не успел еще узнать, — вновь встрял Казик.
— Но с камерами работают именно его подчиненные, и никто другой. Так, Сергей Геннадьевич?
— Так, — подтвердил Дергачев.
— И чего не успел узнать новый начальник, вполне могут знать старые сотрудники. Только САБовцы, да и то не все, и замдиректора по безопасности имеют полную схему камер. И только кто-то из них проинструктировал преступника. То есть преступницу. Верно? — спросил Купревич Дергачева.
— Не верно, — решительно заявил тот. — Доступ к схеме есть у генерального директора. И ему также предоставили все записи, которые передали в первый же день полиции. И… смотрите…
Если бы Сергей не «поймал» женскую руку, он бы упустил этот кадр — мгновенный, но одновременный. Директор отшатнулся под натиском женщины с чемоданом, колыхнулись полы его распахнутого плаща, стоящий сзади парень одной рукой придержал директора за спину, а другой скользнул в карман плаща и тут же выдернул полностью скрытую длинным рукавом куртки ладонь.
— Действует, как ловкая карманница, — заметил полковник. — Но не видно, что вытащила.
— Я думаю, нож, — сказал Дергачев. — И я, кажется, знаю, как Огородов его пронес в терминал.
Он быстро отмотал запись назад — до того места, как в VIP-зал зашел директор. Огородов был одет в плащ, который на входе снял и перебросил через руку, параллельно вытащив из кармана телефон, по которому то ли ему позвонили, то ли он сам принялся звонить. У рамки металлоискателя притормозил, продолжая шевелить губами в трубку, скинул плащ на стол досмотра, договорил и, положив рядом телефон, прошел через рамку. После чего подхватил телефон с плащом и двинулся в сторону двери, отделяющей VIP-зал от пассажирского терминала. Перед самой дверью сунул телефон в карман пиджака и вновь надел плащ.
— Вот так он пронес нож. В кармане плаща. Никому не пришло в голову проверять плащ генерального директора, — вынес заключение Дергачев. — А потом преступник ловко достал этот нож из кармана.
— Причем женщина, которая в нужный момент толкнула Огородова, — просто случайность. Преступник и без нее вытащил бы нож, — добавил Казик.
— Н-да-а… Мы рассматривали самые разные варианты, а все достаточно просто, — оценил Купревич. — Если, разумеется, мы не ошибаемся…
В голосе полковника Сергей уловил сомнение и разгорячился, хотя сроду не считал себя человеком горячим — напротив, достаточно хладнокровным.
— Ну ведь это очевидно: на Ольгу Валерьевну покушались потому, что решили, будто она видела то, что не должна была видеть! — заговорил он напористо и даже яростно. — А как это узнали? Только из видеозаписей! С самого начала записи получили полицейские, я и Лавронин. Почти тут же их потребовал Огородов. Мы тогда с Юрием Александровичем не удивились: директор любит все контролировать. Но, по большому счету, он что, собирался контролировать работу полицейских? Нет, он собирался проверить, все ли у него самого прошло гладко. И вот тогда он обнаружил Ольгу Валерьевну в кафе, увидел, что она пряталась за деревом, увидел, что она смотрела на него в тот самый момент, когда его подельник… подельница вытаскивала нож. Пусть нож рассмотреть невозможно. Пусть! Но саму эту спецоперацию рассмотреть можно! А потом сложить «два» и «два». Ольга Валерьевна совершенно очевидно пряталась и следила за Огоро-довым, но он же не знал, что она пряталась потому, что не хотела попадаться ему на глаза, а следила потому, что ждала, когда он уйдет. Ну да, она заметила, как директора толкнула чемоданом какая-то женщина, а директор толкнул какого-то парня. И все! Ничего другого она не разглядела! И когда ее в первый же день вызывали на допрос… ну, пусть на беседу… Марадинский ведь был постоянным клиентом VIP-зала… она вообще об этом кафе слова не сказала, значения не придала. Но Огородов испугался и решил подстраховаться. Чтобы уже ничего не сообразила и никогда больше слова не произнесла!
Сергей замолчал и вдруг испытал неловкость. Чего раздухарился? Серьезное дело требует взвешенности и холодного разума.
— Я вот только понять не могу, — сбавил он резко тон. — Почему Огородов ждал четыре с лишним дня? Марадинского убили в четверг, а на Ольгу Валерьевну напали в понедельник поздно вечером.
— Здесь могут быть разные причины, — спокойно сказал полковник. — Во-первых, Валерий Леонидович мог не сразу изучить записи. Во-вторых, нужно было время на подготовку. Мы ведь не знаем: кто та женщина, откуда она, как они между собой взаимодействовали… Совершенно очевидно, и Марадинского убила, и на Ольгу Валерьевну покушалась одна и та же женщина. Ну не гарем же киллерш у Огородова? А Ольга Валерьевна никак себя не проявляла… в опасном плане… но могла и проявить. Поэтому вы правы, Сергей Геннадьевич, требовалась подстраховка.
— Зачем понадобилось избавляться от Ольги Валерьевны, в общем и целом понятно, — подал голос Казик. — Есть, однако, наиглавнейший вопрос: зачем в принципе понадобилось убийство в аэропорту? Причем не кому-нибудь, а генеральному директору?
— И что мы вообще можем предъявить генеральному директору? — подчеркнул Купревич. — У нас есть догадки, логические выводы, и вполне разумные, но нет ни одного доказательства. Вообще ни одного! Не говоря о том, что мы понятия не имеем не только где и как искать эту киллершу, но даже как она приблизительно выглядит.
И тут Дергачев вспомнил про Гаврюшина, который заявил: жаль, что Ольга Валерьевна — женщина. Сергей удивился: почему? А потому, загорелся азартом старший лейтенант, что, если человека пытались убить дважды, значит, очень нужно, а если дважды произошла осечка, то обязательно попытаются это сделать в третий раз. Но когда и как это произойдет? Так вот отличный способ — устроить провокацию! Взять на живца! И если бы на месте Ольги Валерьевны был мужчина, он, Севастьян Гаврюшин, предложил бы в качестве живца — себя.
— Нужно устроить провокацию, — сказал Дергачев. — Не знаю — как, но нужно выманить киллершу.
— Пожалуй… — кивнул Купревич.
— Я надеюсь, вы не собираетесь использовать Ольгу Валерьевну? — всполошился Казик.
В воскресенье днем операция-провокация была полностью подготовлена. Пришлось посвятить в некоторые детали Кондакову. Без нее было бы весьма сложно провести незаметно в квартиру Ольги женщину-офицера из техотдела, а также найти место для засады группы захвата. Сергей нисколько не сомневался в готовности Кондаковой помочь, однако опасался, насколько яростная Нина Григорьевна сумеет сохранить выдержку. Кондакова, однако, с ходу проявила себя как четкий, дисциплинированный, практически образцовый командный игрок. Единственное, о чем заявила непреклонно: если в ее квартире будет сидеть группа захвата, то она приготовит для них еду. «Голодные мужики — ненадежные бойцы». Купревич при этих словах хмыкнул, а Казик посмотрел на Нину Григорьевну почти с нежностью.