Татьяна Степанова - Душа-потемки
– Гаражей? Конечно же, в высотках строили гаражи для жильцов… Только подожди, а какого года все эти постройки?
– Я же говорю – пятидесятых годов.
– Нет, это не годится, это совсем нам не годится, а раньше у этого архитектора что-то было построено?
– Сейчас я конспекты семинаров посмотрю, там был список, бабушка моя серьезно готовилась к поступлению в эту архитектурную мастерскую… Знаешь, у ее отца, моего прадеда, был совершенно невозможный характер, настоящий деспот, поэтому, наверное, она так хотела работать не у него в мастерской, а у другого архитектора…
– Сереженька, глянь, пожалуйста, список.
Он шуршал бумагами на том конце, потом начал называть постройки. Ничего нового, тот же самый перечень, что и в Интернете.
– Гараж «Мерседес-Бенц» на Неглинной улице…
– И это все?
– Все, Катюша… Нет, подожди, тут еще на обратной стороне… Так, гараж торгового дома «Ригли и Хоппер»… территория бывшего завода Михельсона… И приписка: участвовал в проектировании подземных коммуникаций Метростроя… адрес: Партийный переулок, гараж Замоскворецкого райкома партии. Я посмотрел: завод Михельсона – это завод Ильича, теперь там в основном офисы да банки и очень много заброшенных, предназначенных на слом зданий.
– Спасибо, Сереженька, огромное тебе спасибо.
– Я в чем-то тебе помог?
– Еще не знаю, возможно, – Катя закрыла глаза.
– Если Вадик будет мне звонить, что ему сказать?
– Скажи, что у меня еще не готов мой загранпаспорт…
– Но, Катюша…
– Спокойной ночи…
Солнце нещадно палило над родной Фрунзенской набережной, но при задернутых шторах и при прохладном кондиционере…
Стоит ли ставить точку в странном деле Замоскворецкого универмага сейчас, когда так невозможно, так отчаянно, так патологически хочется спать, не думая о последствиях?
Глава 51
ВАСИЛИСА ПРЕКРАСНАЯ
Василиса Краузе в этот день трижды хотела позвонить мужу. Окончательный разрыв, ну что же – значит, это судьба.
Прошлым вечером Борис Маврикьевич Шеин, не спрашивая о ее желании, не задавая лишних вопросов, просто привез ее к себе в особняк. И она осталась с ним на ночь, так же, как и там – в отеле.
А та старая домашняя война…
Война… Она так и не закончилась – ни победой, ни капитуляцией…
Но мужу Иннокентию стоило позвонить – объясниться. Но он же сам ей не звонил – не разыскивал, не закатывал истерик, не психовал, что было на него так не похоже. Значит, он все понял или уже давно подозревал, что она ему неверна, и смирился.
Или же он затаился, как гадюка под кустом.
Что за люди эти Краузе – муж, свекровь?
Однако и Шеину в это самое время стало вдруг совсем не до нее. Среди ночи его поднял с их брачного ложа телефонный звонок.
– В универмаге снова что-то стряслось, – сообщил он ей, спешно одеваясь, застегивая брюки. – Это из милиции, мне надо ехать туда.
И всю ночь, все утро, весь день Василиса провела в его пустом доме одна. Без вещей… С той лишь косметикой, что всегда лежала в сумке… И босоножки на шпильке…
По пустому дому она бродила в белой рубашке Шеина с засученными рукавами. Не жена, не хозяйка этого дома…
Шеин позвонил в середине дня: «Ну как ты там, детка? Все хорошо? Не скучай, я приеду вечером».
Что-то было в его голосе странное, какое-то напряжение… интонация другая… не прежняя. Он даже не удосужился сообщить ей, что опять произошло в этом его универмаге.
И тогда Василиса забралась с ногами в бархатное кресло и впервые за эти дни набрала мобильный номер мужа.
Нет ответа.
Она набрала снова.
Не отвечает.
Встала, обошла дом – все еще тут не обустроено, мебели мало. Не то что в доме ее свекрови на Рублевке, где все так и бьет наповал той ненавистной роскошью, в которой она вроде задыхалась… и даже ненавидела…
Нет, поначалу, когда они только с Иннокентием поженились, ей там даже понравилось, все показалось таким шикарным.
Она еще раз набрала номер мужа – нет ответа. Видит же, кто звонит, и не хочет с ней говорить.
Он все знает, он давно догадывался, что она ему изменяет.
Ну что ж, значит, это все…
После обеда она позагорала, а потом, вконец осатанев от скуки и неопределенности, вызвала такси, оделась и решила вернуться в город – пройтись по магазинам по вечерней прохладе.
В конце концов надо что-то себе купить, пока еще вещи, все ее вещи там… Хорошо, что на кредитке деньги есть. Потом этот вопрос – главный, денежный – надо будет решить с Шеиным, сколько он станет ей давать в месяц на ее расходы. А расходы ей предстоят немалые, раз уж она с ним… тут…
Однако то ли день оказался такой неудачный, то ли все так сложилось – она побывала в пяти магазинах и нигде ничего не купила. Все какое-то… все не то, может, оттого, что зенит лета и самые хитовые вещи уже раскуплены, осталось что-то ординарное. Ехать в ЦУМ? Но сейчас уже вечер, и в самом центре такие дикие пробки. Внезапно ее осенило – она же хотела вчера вернуться в Замоскворецкий универмаг за той чудесной сывороткой для лица. И кстати, там, возможно, она узнает все новости!
Но по пробкам до универмага она добралась только без четверти восемь. Расплатилась с водителем-частником и…
Стеклянные двери распахнулись, словно приглашая ее войти. И она вошла – обычная деловая покупательница – и сразу же направилась в парфюмерный отдел. Там эта девица с кудряшками, сейчас она с ней потолкует…
Но посреди зала стояла лишь полная женщина в тесной униформе, которую вчера Василиса видела за кассой в отделе часов. И вот небывалый случай: перед самым закрытием на первом этаже универмага скопилось довольно много покупателей – в том числе и в отделе парфюмерии, и эта толстая тетка едва успевала отвечать на вопросы клиенток.
Туалетная вода…
Крем…
Простите, я не знаю…
Простите, сейчас к вам подойдет консультант…
Но никакого консультанта нет и в помине. И вообще…
Василиса почувствовала это – во всей здешней атмосфере что-то кардинально изменилось. Все не так, как вчера… Их лица… И эта их растерянность, и удивление, облегчение…
Ой, ну кто бы подсказал, что тут произошло?!
Забыв про сыворотку, она стала подниматься по лестнице на второй этаж, остановилась на площадке. Выше? Там ее посетило это странное видение, почти сон наяву. Она оглянулась – нет, сейчас все как прежде и торговый зал первого этажа не меняется. И те старые мраморные колонны, которые она вдруг увидела, вспомнила… конечно, возможно, в детстве родители водили ее сюда, и она просто это забыла… Это же такой знаменитый на всю Москву магазин – был, есть и будет…
Она медленно прошла по залу. Отдел постельного белья. И эти гардины и шторы – целый тканый лес на стендах от потолка до пола там, в самом конце… А в комнатах Шеина нет ни штор, ни гардин, мужчины в этом абсолютно ничего не понимают – в декоре… И постельное белье у него хоть и шелковое, но черное. Такое мрачное, как обивка гроба…
Между разноцветных полотнищ появилась чья-то рука, кто-то выбирал себе текстиль.
– Не очень-то они тут торопятся, продавцы, жду-жду, когда ко мне подойдут. – Василиса тоже пощупала ткань, посмотрела на цену. – Они тут все как пыльным мешком пришибленные… Извините, а вы не видели…
Рука, шарившая по ткани, исчезла. Василиса стояла среди гардин, как вражеские знамена они окружали ее со всех сторон.
Внезапно в этой тканой гуще что-то дрогнуло, Василиса невольно сделала шаг назад и поняла, что у нее за спиной кто-то есть. Но она не успела даже оглянуться. Чьи-то пальцы стиснули ее горло, а потом все лицо – рот, нос залепило чем-то мокрым, и точно весь воздух разом насосом выкачали из этого огромного магазина…
Василиса захрипела от удушья и провалилась в темноту.
Глава 52
СОН И ЯВЬ
Во сне Катя проснулась и увидела морозный узор на стекле, искрящиеся белоснежные разводы инея и поняла, что в июле наступила зима.
И там, за обледеневшим стеклом, кто-то метался и бился, отчаянно колотя в балконную дверь.
Открой же, открой, выпусти меня! Я умираю!
И очень легко и просто на этот раз (потому что это происходило во сне) Катя встала… маленькая пятилетняя Катя встала с постели, подошла к балконной двери, протянула руку и…
Открыла тугой шпингалет.
В лицо ударил ледяной ветер, и что-то где-то зазвенело нездешним серебряным звоном, отозвалось эхом и пропало…
И ветер переменился – теперь он нес жар нагретой за день земли и весь был пропитан ароматами летнего зноя, а потом снова повеяло прохладой и…
И балконная дверь – та самая, запертая когда-то в тот лютый февральский день – распахнулась настежь. А за ней и все другие двери в мире.
И двери универмага – те, прежние, стеклянные, не раздвижные, а которые нужно просто толкать.
Катя… маленькая Катя, большая Катя поднялась по ступенькам и вошла в торговый зал. На полу – опилки, и кто-то сметает их широкой щеткой. Но кто это делает – не разглядеть, это всего лишь тень, и в зале среди прилавков и витрин толпятся одни только тени.
