Заложница, или Нижне-Волчанский синдром - Анна Мезенцева
Палата оказалась похожа на ту, где я лежала месяц назад, только без окон. Под потолком горела лампа дневного света, издавая тихое жужжание на одной бесконечной ноте. Растянувшийся на кровати Андрей даже не повернул голову к выходу, безразличный к тому, шорох чьих шагов влился в скучный больничный покой.
— Привет…
Если бы я не разглядывала его с болезненным вниманием, то легко бы упустила еле заметную дрожь, пробежавшую по телу молодого мужчины. Андрей смотрел прямо перед собой. Выглядел он бледнее обычного, под скулами залегли синеватые тени. Правую сторону прежде симпатичного лица обезобразили следы недавней драки. Нижняя губа распухла и лопнула в центре, в уголке рта залегла печальная складка, раньше ее не было. Сердце мое болезненно сжалось. Все намеки Глеба на то, что Андрей — вовсе не такой хороший парень, каким кажется, утратили малейший оттенок правдоподобия. Именно такой. Это завистливый Дамир, от которого в дрожь берет любого нормального человека, захотел избавиться от слишком умного и смелого конкурента.
— Мне так жаль… Я не прошу прощения. Такое, наверное, нельзя простить. Но мне правда очень жаль…
Я подошла ближе и встала так, чтобы попасть в поле его зрения. Ждала, что Андрей отвернется, но он продолжал равнодушно смотреть вперед — на меня и на кусок стены за моей спиной, выкрашенный безжизненной серо-голубой краской. Без привычной улыбки он казался совсем чужим. Даже более чужим и враждебным, чем в день нашего знакомства.
— Я просто… я испугалась, что ты его убьешь. И ты ведь убил бы его, так?
— Так, — Андрей наконец-то пошевелился и сфокусировал взгляд на моей фигуре. — Господи, тебе уже восемнадцать, а ты все еще такой ребенок, Саша. Тебе все кажется, что ты попала в большой офис с военным уклоном. А Глеб — почетный руководитель, выбранный на этот пост благодаря мудрости и дальновидности. А тебя занесло в стаю зверей, которые жрут друг друга и тех, кто слабей. И Глеб забрался на верхушку потому, что жрал активнее и больше.
Его слова достигли цели. Я сжалась, как от удара.
— А ты?
— И я такой же…
— Нет, не такой! — с чувством возразила я. — Я знаю, ты и вправду хотел мне помочь!
Мужчина улыбнулся одними уголками губ.
— Андрей! — не выдержав, я рухнула на тесную кровать, обхватила его за шею и зарыдала, уткнувшись в воротник больничной футболки. Давать клятву не плакать в таком месте — затея, изначально обреченная на провал. Теплая ладонь легла мне на спину, успокаивающе погладила.
— Ну все, заканчивай, — взгляд Андрея немного потеплел.
— Я не дам ему тебе навредить, обещаю, — я вытерла мокрые щеки. — Ты уедешь в Абхазию и будешь там выращивать этот… как его… старый виноград.
— Даже не сомневайся, так и будет, — он взъерошил мои волосы, и от этого жеста, ставшего привычным и родным, потеплело на душе. — Играешь на гитаре?
Пришлось признаться.
— Глеб ее разбил.
Андрей хмыкнул, поджав разбитые губы.
— Мы сегодня поедем в город за новой, вдвоем. Я буду думать, что это ваш с ним общий подарок.
— Нет уж, избавь от такой чести.
— Не сердись. Я и без гитары никогда не забуду, сколько ты для меня сделал.
— А ты знаешь, что у вас в городе открылся музыкальный магазин?
— У нас? Где? — я о таком чуде слышала впервые.
Андрей принялся объяснять. Теперь он говорил так спокойно и дружелюбно, будто и не было никакой драки на берегу, и белая повязка на его голове скрывала рану, оставленную вовсе не мной, а кем-то другим. Несколько раз уточнил, все ли я поняла. Посоветовал пару производителей. Я слушала, доверчиво уткнувшись носом в его плечо.
— Ты сказала вдвоем? Неужели Дамир согласился в такое время отпустить босса без охраны?
— Не знаю, — я пожала плечами. — Глеб сказал, что мы будем вдвоем. Мне бы не хотелось таскаться по магазину в сопровождении ваших громил. Вот, принесла тебе немного музыки.
Я достала из кармана плеер, размотала наушники и аккуратно вставила таблетки Андрею в уши, постаравшись не сместить повязку.
— Опять твой колхозный панк? — с тоской констатировал он, услышав вступительные аккорды первого трека. Я немного обиделась за «Сектор Газа», но поспешно перемотала на следующий альбом.
— Эта песня тебе понравится. Она на английском.
— Ну конечно, это ж мой единственный критерий. Давай хоть вдвоем послушаем.
— Давай, — я охотно вытащила один наушник и переставила себе, пододвинувшись так, чтобы хватило длины провода. Заиграла гитара, добавилась ударная установка. Запел солист. Моего убогого английского хватило на половину припева — чего-то там «айм он зе рон сайд оф хэвн». Мол, такая жизнь, братюнь, мы с тобой попали не на ту сторону.
— Умеешь ты подбодрить. Давай сюда плеер. Надеюсь, там есть песни повеселее.
Я рассмеялась и дружески чмокнула Андрея в щеку. А потом задала мучавший меня вопрос:
— Послушай… Глеб сказал, что прошлой ночью на причале у базы дежурила неизвестная машина… Это она должна была отвезти меня в безопасное место?
— Конечно, — спокойно ответил друг. — Саша, я ведь должен был сразу плыть обратно. Неужели ты думала, что тебе придется самой идти через лес? Ночью, в полном одиночестве?
Ну конечно… Я облегченно улыбнулась. И как только сама не догадалась?
— Прости, что сомневалась. Мне пора.
— Может, побудешь еще немного? Или вы уже выезжаете?
— Да, через… — я вытащила телефон и глянула на часы. — …через десять минут. Когда вернемся, я сразу приду тебя навестить!
Я спрыгнула с кровати. Помахала рукой, пожелала скорейшего выздоровления. Андрей улыбнулся мне на прощание. Совсем как прежде: широко, открыто, так обаятельно, что не было на свете человека, который не захотел бы улыбнуться ему в ответ.
***
В кармане продолжал надрываться мобильный. Я бросила на экран раздраженный взгляд: Стасик все никак не желал угомониться, неудовлетворенный куцыми сообщениями «Я жива» и «Все норм». Может, сбросить вызов и отрубить телефон? Нет, не стоит. Во-первых, нехорошо опять исчезать во мгле неизвестности, вгоняя запуганных слежкой знакомых в еще большую панику. А, во-вторых, после разговора с Андреем я пребывала в приподнятом и великодушном настроении. Мой друг простил меня! Он больше не злился, не хотел, чтобы я уходила! И пусть это произошло потому, что в его глазах я оставалась глупым ребенком, от которого нет смысла ожидать разумных поступков. Пусть. Главное, он по-прежнему мне улыбался, на миг превращаясь из взрослого и сильного мужчины в соседского
