Андрей Анисимов - Призрак с Вороньего холма. Исповедь шлюхи
Максюта посмотрел на часы и выругался:
– А почему девка не едет? Обещала в два, а уже начало четвертого.
– Бабы всегда опаздывают. – Резонно заметил Курдюк.
– И зачем она нам сегодня? – Недоумевал Данило Прокопьевич: – Не ждали бы, взяли телок и расслабились по полной программе. А то припрется, опять о делах. Надоело.
– Ты, того, Данилка, не прав. – Возразил Курдюк: – Пришло время точки над «и» расставлять. Я считаю, пусть возвращает нам бумагу, тогда мы с нашим удовольствием. Теперь наш Славка власть, почему мы должны, идтить твою мать, плясать перед этой курвой.
– Она опасная баба. Я ее боюсь. – Признался Стеколкин.
Максюта разыграл удивление:
– Ты боишься? А я думал, ты у нас герой. Не каждый сможет человека за ноги на дно утянуть. Я тебя теперь зауважал. С тобой можно и в атаку…
– Это он, блядь, от отчаяния. – Усмехнулся Курдюк: – Место себе освобождал. Представляешь, Постный бы выплыл?! Все, писец Славке. Такой шанс раз в жизни подваливает.
– Вам смешно?! – Взвился Стеколкин: – А кто мог подумать, что он поплывет?! Говорили, что он воды боится, и сразу, как топор ко дну. А я оборачиваюсь, вижу, плывет засранец. Вот вам и топор!
– Да, моментик был суровый. – Согласился Максюта: – Давайте, господа хорошие, примем по десять капель и закусим. Сколько можно на трезвую сидеть? У меня после поминок башка гудит.
– Водяры, что ли? – Решил уточнить Курдюк.
– Можно и водяры. Что Славка скажет, то и будем пить. Он герой, пусть командует. – Предложил Данила Прокопьевич: – Чего молчишь, господин мэр города?
Ответа не последовало. Максюта и Курдюк одновременно взглянули на Стеколкина и увидели, что его голова откинулась назад, а глаза закатились.
– Никак припадок от страха. – Курдюк потряс Вячеслава Анатольевича за плечо, вдруг вздрогнул и сам начал оседать на землю. Максюта расслышал щелчок со стороны леса и увидел, как на груди полковника расплывается маленькое кровавое пятно. Затем послышался еще один щелчок. Данила Прокопьевич открыл рот, чтобы крикнуть. Но крикнуть не успел. Язык перестал его слушаться, а в глазах потемнело. Он так и остался сидеть рядом со Стеколкиным, прислонив голову ему на грудь.
Через полчаса егерь Никитка пришел звать начальников в баню и удивился, что они уже напились в стельку, а бутылок рядом не видно. Но, подойдя поближе, заметил кровь и истошно завопил. Милиционеры с шампурами в руках бросились на его крик. Подбежали и замерли.
– Что с ними? – Растеряно спросил сержант Казорин у лейтенанта Заварухи.
– С ними уже все, – ответил сержант и, хотя не верил в Бога, почему-то перекрестился.
Голенев проснулся от какого-то странного шума. Этот шум походил на гомон толпы, но откуда ей взяться возле его дома? Олег взглянул на часы и понял, что проспал. Он собирался встать пораньше, но уснул только в три ночи, и раньше глаза открыть не смог. Вчера он прямо из леса отвез афганцев в аэропорт, дождался, когда их рейс вылетит, и только тогда погнал назад в Глухов. Отсидев почти тысячу километров за рулем, устал. Возможно, в другой день он дорогу бы и не заметил, но вчера помимо дороги много чего произошло, и он свалился.
Он не хотел им такой легкой смерти. Снова возникли ненавистные рожи убийц его друга. В оптике винтовки Олег разглядел каждого. Афганец намеревался зачитать приговор и увидеть ужас на их лицах. Но Скворцов со Степаном уговорили его не устраивать судилища.
Шум за окнами нарастал. Олег поднялся, натянул на себя спортивный костюм и вышел на балкон.
Казалось, что весь Вороний холм ожил и шевелится. Сотни людей стояли у ворот его дома. Многие в руках держали цветы. Увидев Олега, они заорали так, что ему захотелось зажать уши. Голенев ничего не мог понять. Он не знал, что его речь на кладбище транслировалась по местному радио. Горожане слышали, как он обещал разобраться с виновниками гибели Постникова, а вчера вечером передали, что три чиновника убиты. Город буквально вскипел. Люди передавали друг другу эту новость, и никто не сомневался, что Олег отомстил за друга.
Голенев поднял руку, и толпа стихла.
– Друзья, я рад, что вы пришли. Но может быть, кто-то войдет в дом и объяснит, в чем дело.
Здоровенный мужик в распахнутой кожанке, под которой проглядывала тельняшка, вошел в ворота. Олег спустился вниз и двинулся ему на встречу. Тот ступил на порог и остановился.
– Послушай, капитан, мы не можем открыто говорить, почему мы тут. Никто не хочет тебе неприятностей. Но ты молодец. Мы так и думали, что нашему мэру помогли. Теперь все знают, кто это сделал. И давай будем, как в анекдоте с зарплатой. Помнишь, начальство делает вид, что нам платит, а мы делаем вид, что работаем. Так и мы с тобой. Ты будешь делать вид, что ни при чем, а мы будем делать вид, что ничего не знаем. Но я пришел не за этим.
– А зачем?
– Люди хотят, чтобы нашим новым мэром стал ты.
– Спасибо. Можно, я сейчас не отвечу.
– Думай, капитан. Тебя никто не торопит. – И ходок в кожанке развернулся и пошел к толпе. Внезапно крики смолкли. Горожане стали молча подходить к ограде и класть цветы. Через полчаса Вороний холм опустел, а перед домом бывшего афганца возник огромный букет.
Голенев вышел на балкон, смотрел людям вслед и улыбался. Он улыбался первый раз с тех пор, как узнал о гибели друга.
Вместо эпилога
Через неделю после известных событий бывший афганец выступил по местному радио. Люди ждали его выступления, и улицы города опустели. Олег первый раз говорил с такой большой аудиторией и очень волновался. Хорошо, что радио не транслирует изображения, и никто не видел, как он без конца причесывал свою челку.
Начал он с благодарности за внимание к его персоне. Потом извинился, что не станет баллотироваться в мэры. И объяснил почему:
– У меня четверо сыновей. Я хочу сделать из них новых руководителей, которые никогда не будут брать взяток, станут думать о людях и сумеют организовать их жизнь лучше. Для этого необходимо учиться. Я увожу своих детей за границу. Они вернутся в Россию, вернутся в наш город образованными людьми, и тогда вы выберете их своими вожаками. Со мной едет и Юлик Постников. Сын погибшего мэра будет учиться вместе с моими сыновьями. Я очень благодарен Татьяне Владимировне Постниковой за то, что она доверяет мне сына. Я буду иногда приезжать, а они вернутся, когда получат дипломы. Всего-навсего каких-нибудь десять лет. Они пролетят незаметно. Ждите нас в начале нового двадцать первого века. А пока, я уверен, что вы найдете достойную кандидатуру на пост нового мэра.
Прошло десять дней. Вечером в доме на Вороньем холме собрались почти все близкие Олегу люди – Руфина Абрамовна, Татьяна, Павел с Верой и Лена Ситенкова. Не было только Алексея Михайловича с Ниной Петровной. Супруги улетели в Бирюзовск вскоре после поминок Постникова. Неледин получил от Маки деньги на ремонт отелей и спешил его начать.
Пришел на Вороний холм и Трофим. Он сделал Лене предложение, и она его приняла. Олег очень хотел вывести за границу Ирочку, но Лена так долго ждала встречи с дочерью, что разлука могла ее подкосить. Голенев не настаивал. В последний вечер перед отъездом, Ирочка не отходила от Олега ни на шаг. Она смотрела на него глазами, полными слез, и просила не уезжать.
– Я же на время, девочка. Ты останешься тут с мамой за хозяйку, подрастешь немного, и я вернусь. – Успокаивал он ребенка. Мальчишки наоборот, бесились и радовались предстоящему путешествию. Татьяне Постниковой даже стало немного обидно, что ее Юлик носится с мальчиками Олега и совсем не замечает мать. А они расстаются не на один день. Голенев намеревался раз в полгода присылать Тане приглашение, чтобы она могла повидаться с сыном. Он с помощью чеха Иржи Новатного уже связался с колледжем в Английском графстве Уэльс, и детей там ждали.
В последний вечер перед отъездом взрослые пили чай с тортом и говорили о будущем мальчиков. Все интересовались, куда они направляются. Олег знал немного. Со слов Новатного, детям предстояло жить в небольшом городке над заливом Сванси, примерно в трех часах езды от Лондона. В этом городке, помимо колледжа, функционировал старейший университет, где отроки смогут продолжить свое образование:
– Приедем, постараюсь описать все подробно. – Пообещал Голенев. Всем стало немного грустно. Межрицкая поднялась первой:
– Жаль, что я не доживу до их возвращения. Ты, Олежка, таки задумал глупость, но эта прекрасная глупость, и я тебя понимаю. – Сказала она своему бывшему воспитаннику и, расцеловав детей, пошла к выходу. Трофим и Лена шли следом. Мака выдала телохранителю на этот вечер свой «мерседес», и он имел возможность отвезти директрису и потом покатать Лену на машине. Вера уложила детей спать, и они с Павлом и Татьяной тоже уехали. Проводив всех, Олег поднялся в спальню. Мака лежала в его постели и читала журнал.
