Татьяна Гармаш-Роффе - Королевский сорняк
– Значит, наша информация ошибочна… Какая неприятность! Дело в том, что в нашей организации уже заведено учетное дело по случаю изнасилования несовершеннолетней Лиды Капки…
– А его нельзя закрыть?
– Чтобы его закрыть, мне нужны какие-то факты, документы. Иначе ваш папа попадет в очень неловкую историю. Я вам предлагаю следующее: вы мне сейчас напишете заявление, что изнасилования как такового не было, – вы ведь правду сказали? И что ваше предыдущее заявление является ложным, написанным под давлением отца. Хотя нет, последнее не обязательно указывать, не будем подставлять вашего папу. Просто: ложным. И еще мне понадобится копия с вашего заявления об изнасиловании. Идет?
– А вы тогда действительно дело закроете? Наружу не выйдет?
– Не выйдет, – заверила Александра.
– Тогда диктуйте. А заявление я вам откопирую на нашем факсе, у него есть такая функция…
Через пятнадцать минут Александра уходила от девочки Лиды с ее заявлением в несуществующий комитет, от имени которого представилась журналистка. И, главное, с копией заявления в милицию об изнасиловании. Детей, конечно, нехорошо обманывать, но Александру почему-то совсем не мучила совесть.
Алеша почти пустился в пляс от радости.
– Ого-го! С этим же я возьму его на крючок, как пескарика! – ликовал он. – Сашка, душа моя, проси чего хочешь!
Александра только несколько скептически улыбнулась и взъерошила его жесткие волосы. Когда Кис пребывал «в сапогах», взять с него было решительно нечего.
…После полной приключений ночи они спали долго, очень долго. Никто их не разбудил, и проснулись они только за полдень.
– Есть хочется, – сказал Кирилл, потягиваясь.
И вдруг рывком сел на кровати, оглядываясь: вспомнил, где находится. Он выругался.
– Может, Александра с детективом нам как-нибудь помогут? – проговорила Тоня куда-то в подушку.
– Ты не сообщила ей ни фамилии, ни адреса, – покачал головой Кирилл. – А Николаев Сергеевичей знаешь сколько?
– Не все же они писатели… – слабо возразила Тоня.
– Надо что-то придумывать самим… – Кирилл вернулся на подушку рядом с Тоней. – Он вчера сказал, что убьет нас. Как ты думаешь, пугает?
– Не знаю… А садисты? Ты видел, как оборудован подвал? Стал бы он все это делать ради шутки?
– Он больной… Если бы я только знал, если бы только на минуту мог представить, к чему это все может привести, что это за человек!..
– Перестань, Кирилл.
– Ты должна меня проклинать!
– Прошу тебя, не надо…
– Я сам себя проклинаю!…
Она не ответила, только обвила его грудь рукой. Кирилл смотрел в потолок, и в уголках его глаз скопилось по капельке влаги.
Через некоторое время он бережно снял Тонину руку с себя и поднялся.
– У меня есть мысль… Но надо сначала осмотреться. Схожу в туалет.
Он разорвал простыню, на которой они спали, обвязал куском ткани бедра и вышел. Тоня, пока его не было, последовала его примеру и занялась сооружением «костюма» для себя: полоску ткани на грудь, полосу пошире в виде юбочки.
Вернувшись, Кирилл привлек ее к себе.
– Послушай меня, Тонечка… Мы должны с ними справиться. Ты сказала, что Гера тебе вроде сочувствует, но тем не менее сделает так, как велит Писатель. Верно?
– Да. Может, он потом об этом и пожалеет, – но потом. Когда будет поздно…
– Значит, Гера нам враг. Он и его собака. Писатель не совсем слабак, но все-таки наименьшая угроза. Поэтому начинать надо с садовника: нейтрализовать одновременно и его, и собаку. Но мне нужна твоя помощь…
– Говори тише, – попросила Тоня, – вдруг нас подслушивают!
Ей не пришла в голову мысль о камерах в комнате, но их могли подслушивать за дверью. Зато Кирилл при этих словах вдруг встрепенулся и обвел глазами комнату. Ничего не увидел, разумеется, – как ничего не мог увидеть и в квартире Писателя, в которой прожил больше полугода. Если бы Тоня не рассказала ему о предположениях детектива, Кирилл бы сам никогда не догадался. Но сейчас он насторожился и зашептал Тоне в ухо.
– Нас могут не только подслушивать, но и видеть через камеру, как в квартире в Москве. Давай сделаем вид, что обнимаемся. Я расскажу тебе кое-что.
…Они опять миловались!!! Это невыносимо, это отвратительно – так могут поступать только умственно недоразвитые люди!!! Ведь он им сказал, что они сегодня умрут!
Нет, они просто не слишком поверили, вот в чем дело! Они надеются, что он их все еще пугает!
Ну, ничего, придется им поверить… Писатель посмотрел на часы. Эти хреновы сатанисты по ночам бодрствовали со своими идиотскими ритуалами и прочей ахинеей, а потом по полдня дрыхли. Но скоро они явятся. И тогда мы посмотрим, как эти двое будут миловаться! Смерть – сильнее жизни. Сильнее влечений молодого, здорового тела. И всю их «любовь» как рукой снимет. Как болячку вылечит. Струп отпадет, и останется только животный страх. И ненависть друг к другу. Потому что такова истинная природа людей!
– …Я посмотрел диспозицию, – шептал Кирилл. – Питти сидит на перекрестке коридоров: центрального и того, что ведет в кухню и на веранду. Сидит и не двигается, как статуя. Только проводил меня глазами туда и обратно. Гера на кухне – устроился на табуретке так, чтобы видеть Питти и часть коридора. То есть, как только мы приблизимся к собаке, то обязательно попадем в зону его вИдения. Поэтому надо действовать очень быстро и одновременно! И вот что я придумал: если ты сумеешь накинуть на Питти одеяло, навалиться на него и быстро замотать, – то я в это время нападу на Геру. У нас в институте были занятия по сценическим «боям». Они, конечно, поверхностные, но все же несколько приемов я усвоил. А Гера вряд ли ими владеет, он мужик деревенский. И, хоть он и сильнее меня, у нас все-таки есть шанс справиться! Я ему какую-нибудь подсечку сделаю, а потом табуретом прибью…
– Гера успеет раньше дать команду Питти, как только увидит меня с одеялом, – прошептала Тоня.
– Нет, я знаю, как сделать. Я пойду первым и сверну в коридор, ведущий к кухне. Таким образом я заслоню тебя от Геры, а ты за моей спиной быстро набросишь одеяло на Питти. Замотай его и завяжи. Как ты думаешь, сумеешь?
– А где Писатель?
– Скорей всего, в своем кабинете: я его не видел. Пока он прочухается, мы уже управимся. Если он выйдет, мы его вдвоем затолкаем в кабинет и закроем там на ключ. Даже руки марать не придется!
– Я постараюсь… Только бы они не оказались все вместе! Понятно, что Писатель не будет стоять и смотреть, как ты дерешься с Герой или я пытаюсь справиться с собакой. В прошлый раз он тебя оглушил доской, – и в этот раз вмешается!
– Давай надеяться на лучшее, Тонечка.
Тоня поцеловала его в ответ.
– Мне тоже надо в туалет. Заодно проверю, ничего ли не изменилось в «диспозиции»!
– Я буду ждать тебя прямо у двери, с одеялом. Если Писатель может видеть нашу комнату, – надо, чтобы он не успел сообразить, что происходит… Иди, моя маленькая. Мы должны прорваться, слышишь?
…Когда она возвращалась в комнату, когда уже взялась за ручку двери, – ее накрыло чем-то темным и пыльным. И через несколько секунд Тоня была замотана и увязана в одеяло, – точно так, как она собиралась сделать с Питти.
Она слышала, как Гера тихо скомандовал питбулю «сидеть», а Писатель велел Кириллу выйти из комнаты.
– Понесешь Тоню, – с издевкой проговорил Писатель. – Так нам не придется ждать от тебя сюрпризов.
…Тоню развязали только в подвале. Кирилл находился рядом, на знакомом матрасе, только с него исчезли подушки. После того как Гера, по распоряжению Писателя, стянул с них обоих обрывки простыни, их оставили в подвале одних.
Тоня огляделась. Садомазохистский интерьер исчез. Ни плеток, ни цепей. Пустой обычный подвал…
Но почему-то стало еще более страшно. Не сказав друг другу ни слова, они обнялись, укутавшись в одеяло, и замерли. Подвал дышал смертью.
Глава 37
Им не дали ни еды, ни воды. Через пару часов жажда и голод начали всерьез донимать. Тоня стучала в дверь, просила пить, но ей в ответ не раздалось ни звука. К тому же в подвале было холодно. Одеяло не согревало, и, как крепко ни обнимал Кирилл Тоню, она не переставала дрожать.
Когда высокие подвальные окошки налились серо-голубым сумеречным светом, дверь в подвал вдруг отворилась, и по лестнице потекла черной струей странная процессия. Восемь человек в длинных черных балахонах с капюшонами, закрывавшими пол-лица, принялись суетиться в сумерках подвала, раскладывая у одной из стен какие-то непонятные вещи – куски ткани, книги, свитки, – и изредка косясь на Тоню и Кирилла. Не столько глазами, сколько капюшонами.
– Кто это??? – тихо спросила Тоня.
– Какие-то сектанты…
Черные люди принялись меж тем чертить странные знаки на стенах и на полу и зажигать свечи, двигаясь словно в танце, медленно и размеренно. Все это длилось неимоверно долго, в полной тишине, и подвал постепенно наливался дрожащим светом. Когда «танец со свечами» был окончен, на полу огненным контуром оказались вычерчены знаки, а от большого прямоугольника, нарисованного в центре подвала, выстроилось что-то вроде лучей.
