Ирина Арбенина - Чертова баба
— Нет "Что за страна такая, эта Аргентина! — со вздохом подумала Светлова, положив телефонную трубку. — Все туда, как в омут. Никаких концов не сыщешь…
Уедут — и как не было! Вот и Платона этого, архимандрита, туда сослали. И сын Лидии Евгеньевны там — как в воду канул! — не звонит, не пишет…"
И безо всякой правда надежды Анна снова сняла трубку и набрала теперь номер Свинарчука.
И вдруг вместо нежного и порядком уже опостылевшего голоса феи — знакомый чудесный бас!
— Ох, как я вам рада! — обрадовалась Светлова. — И как это вам удалось вырваться из крепких объятий Скотланд-Ярда?
— Не радуйтесь особенно, — пробурчал экстрасенс. — Я в Москве ненадолго. Буквально на пару дней. И ни сегодня, ни завтра, заметьте, никуда с вами не поеду и никакой подвал осматривать не буду… Даже не надейтесь!
— И не надо… — успокоила его Аня. — Я и не приглашаю. Мне только спросить! Это-то можно?
— Спрашивайте!
— Сидор Феофилович, — сразу приступила к сути дела Аня, — а что вы имели в виду, когда сказали «я никогда не бью женщин»?
— Что я имел? — удивился Свинарчук. — То и, имел, что сказал.
— Как?
— Так.
— Точно?
— А вы как думали? Что же я, по-вашему, со своим феноменальным внутренним зрением экстрасенса сквозь кирпичную кладку и цемент кости! человеческие могу разглядеть, а сквозь юбку ничего не разгляжу?
— А я-то подумала тогда: вы это в аллегорическом смысле — что не женщина…
— Подумали… — пробормотал Свинарчук. — Уж какие тут аллегории. Самый что ни есть настоящий мужик в юбке.
— И вас это не потрясло?
— А чего тут потрясающего? Это раньше считалось необычным, а сейчас — нормальным. Сколько таких мужиков под баб косят. Я думал, что он просто «голубой», потому и одевается так. Потому и говорит так о себе — в женском роде: «я рада», «я пошла»… Это для них, для «голубых», нормально. К тому же, вышивает… Вот, думаю, молодец — совсем перевоплотился.
— А я-то хороша, — вздохнула Светлова. — Столько с ней, то есть с ним говорила и даже в голову ни разу не пришло.
— Неужели?
— Ага!
— Надо же! — удивился экстрасенс. — Я и подумать не мог, что вы этого не понимаете. Для меня все было очевидно с самого начала.
— И потому вы ничего мне толком не объяснили?
— Да, видно, у нас получилось, как у зрячего и слепого. Зрячий-то и представить не может, как можно не видеть.
— Да, наверное… Так и получилось. Слепой была я!
— Но неужели вы, женщина, ничего не почувствовали? Ну, например, женщины обычно ведь чувствуют, проявляет к ним мужчина интерес или нет? А понять, кто перед вами, неужели невозможно?
— Да, наверное, я уже не женщина, я детектив, — вздохнула Светлова. — В этом все и дело.
«Зато та молоденькая журналистка, возможно. почувствовала; кто перед ней, — подумала Анна. — Потому и исчезла, что кое-кому это показалось опасным».
— Ну, спасибо вам за все, — Сидор Феофилович, — вздохнула Светлова.
— Да не за что. Если что в том же роде понадобится — обращайтесь.
— Очень надеюсь, что не понадобится. В том же роде.
* * *Значит, вот как они переместились… Поменялись местами! Светлова передвинула лежащие перед ней на столе фишки от детской игры Кита.
Эта фишка — в стенку подвальную. Эта — бомж! — в Аргентину. А эта — вот сюда! — Аня передвинула третью фишку на место первой.
И Светлова села за телефон.
Когда люди торопятся соврать и нервничают при этом, они часто просто лишь немного меняют слово, которое вертится у них на языке и которое они не хотят произнести вслух. Ну, не хотят, чтобы оно у них с языка слетело! А ведь оно там, проклятое, вертится…
Скорее всего, фирма называлась как-то похоже… «Бест», «Бест»…
Может, «Вест»?
Светлова не поленилась и обзвонила все фирмы с похожими, созвучными, короткими и англизированными названиями.
И везде плела одно и то же. «Моей знакомой, в Катове — Погребижская ее фамилия! — сделали с вашей помощью отличный ремонт…»
И надо же — вот награда за настойчивость — в одной фирме, которая называлась «Вест», Ане Вдруг ответили с радостью в голосе:
— Точно! Это мы ей ремонт делали! И вам, девушка, не хуже сделаем.
— Да? — воскликнула Аня с радостью не до конца понятной фирме «Вест».
И они стали говорить про расценки…
Светлова все про расценки выслушала, а потом вдруг спросила:
— А вы ведь, кажется, очень быстро тогда Погребижской — ну этой моей знакомой — ремонт сделали? Вы когда начали?
— Сейчас посмотрим… Ведь два года назад это было, девушка, — не вчера, сами понимаете. В мае месяце, кажется, мы начали…
— А закончили?
— Да за два месяца мы все им и сделали. Писательница очень была довольна.
"Вряд ли, конечно, писательница была так уж довольна… — подумала Аня.
— Когда оказалась там, в этой стене, в подвале. Спасибо глазастому Свинарчуку — разглядел. Вот и ответ еще на один вопрос".
В доме тогда был ремонт. Возможно, он начался еще при жизни Погребижской. И она умерла как раз в разгар этого затяжного события. Фирма, как всегда, приврала — не так уж и быстро они его сделали, этот ремонт. Во всяком случае, начали они его для одной писательницы, так уж получилось, а закончили для «другой».
И замуровать мертвое тело скончавшейся в результате неизлечимой болезни Погребижской Стасику было вполне по силам.
Станислав Константинович Зотов, очевидно, очень и очень хотел «пользоваться жизнью». В любом виде — пусть даже и в женской юбке. Тем более что такое поведение мужчин — Свинарчук прав — давно уже никого не удивляет.
Вот и ответ, откуда в подвале косточки.
Светлова включила диктофон, на котором записала когда-то в монастыре показания Валентины Петровны.
"Этот юноша, с которым мы в гостях в доме Марии столкнулись — как вы говорите, Максим? — он нагнал потом меня на улице, когда я уже убегала. И стал расспрашивать, что меня удивило и почему я так быстро ухожу? Я сказала ему, что эта, та, что сейчас разговаривала со мной в доме Маши — кто бы она ни была, — видно, обуяна бесами!
И меня тогда, видно, только молитва спасла.
Я ведь сначала ничего не поняла. Спросила только, где Мария? И вдруг вижу: эта побледнела… Словно от страха жуткого и от неожиданности. А рука ее сама собой тянется к кинжалу старинному, лежащему на столе. Вроде сувенира, что ли… красивый такой. Узкий и острый очень… Так пальцами она его и стиснула, этот кинжал. Я тоже побледнела и скорей шептать молитву Оптинским старцам…
Гляжу, а рука-то у нее вдруг разжалась, и я уж раздумывать не стала — скорей бежать из того дома! А на улице меня догнал тот молодой человек и стал расспрашивать".
«Ну, все! — Светлова выключила диктофон — Настало время поговорить по душам».
Аня набрала знакомый, до боли родной, уже можно сказать, номер.
— Алло! Лидия Евгеньевна?
Ответом ей было молчание.
Наконец в трубке вздохнули:
— Ну, хорошо. Вы, видно, не отстанете…
— Не отстану, — призналась Аня.
— Сад «Эрмитаж». В двенадцать.
— «Эрмитаж»?
— Знаете, там есть такая беседка…
— А это там, где вход — со стороны Петровки? — уточнила Светлова.
— Если вам так хочется — можно зайти и с этой стороны… — бесстрастно заметила секретарь. — Но там есть еще вход со стороны Успенского переулка.
— Хорошо, я подумаю, какой мне выбрать! — нагло пообещала Светлова.
— Подумайте, подумайте… Вам это занятие не повредит.
Лидия Евгеньевна положила трубку. "Опять аллегории! — чертыхнулась Анна.
Нет уж, хватит аллегорий — говорить будем напрямую".
* * *Ровно в двенадцать Светлова уже ждала на скамейке в саду «Эрмитаж».
Беседка была еще пуста.
Холодно, зима, ветер — в садике и народу совсем не видно. Даже вечные героические мамаши с детскими колясками отсутствовали, Если что — мамаши не помогут! Правда, тут дом такое могучее соседство… Петровка!
За спиной послышался шорох — Анна оглянулась: на ступеньках беседки стояла, обрывая обертку с нераспечатанной сигаретной пачки, Лидия Евгеньевна.
«Закурила… — подумала Светлова, предупредительно поднимаясь ей навстречу. — Раньше я такого не замечала».
— Вас не смущает такое соседство? — Аня кивнула в сторону знаменитого здания на Петровке.
— Нет, дорогая, нисколько… — успокоила ее секретарь. — Главное, чтоб вам было удобно… Анечка! Присаживайтесь.
Светлова послушно присела на скамейку. Лидия Евгеньевна — рядом.
— Стасик ведь не был законным сыном Константина Иннокентьевича, — начала она. — Он не мог наследовать ни дом, ни авторские права Марии Погребижской в качестве ее племянника.
— Понимаю, — вздохнула Аня.
— А как вы уже, наверное, догадались, два года назад не племянник Погребижской уехал в Аргентину: два года назад умерла сама Мария Погребижская.
