Инна Тронина - Кросс на 700 километров
— Во отмазались! — Грилёв пожевал морщинистыми губами. — Только у нас-то, стариков, что им делать? Да к нам и не попасть никоим образом — интернат в стороне от дороги. Знать нужно, куда идёшь, иначе просто заплутаешь. А они не знают — не местные ведь. О чём базар-то?
— Я тоже думаю, что они в другое место подались. Но есть распоряжение, и его надо выполнять. Батя Ерёмина, директора вашего, знает, и хочет его заранее предупредить. Собирался звонить, но мы с вами встретились. Дядя Петя, скажите Ерёмину, чтобы он не пугался очень. Это к его работе отношения не имеет. А то менты всё крушить начнут, на откат набиваться. А так убедятся, что у вас никого нет, и уйдут, базлать не станут.
— Передам. — Грилёв смотрел на часы. «Бока» были у него хорошие, швейцарские, выигранные в «бой». — Или сегодня, или завтра утречком.
— Сейчас бате звякну, скажу, что мы перетёрли вопрос. А то ведь не телефонный разговор, ещё проблемы будут. Предупредили, то да сё. Батя-то добра желает, чтобы старики со страху с ума не посходили.
— Это они могут — у нас нервные бабки есть. Ну, пошёл я, Владик. Скажу, что менты шмон устроить хотят. Пускай наши «синие» свои железки заныкают, — пошутил Грилёв. — А то, не ровен час, опять на кичи свалятся.
— Да, конечно, дядя Петя. Лёле привет. — Владик знал и подругу Грилёва. — Жаль, что на шашлычки не остались, но вам надо идти. Приведите там всё в порядок, чтобы осложнений никаких не возникло.
— И приведём — всё чисто будет. А за привет Лёле спасибо, она бы тоже поклонилась. Ну, счастливо вам погулять!
— И вам счастливо, дядя Петя. Как-нибудь в гости заверните, или батя с дедом время выберут…
* * *Владик вернулся на солнечную полянку, а Грилёв неторопливо направился в интернат, помахивая бидончиком. Возраст не позволял ему припустить бегом, да и годы отчаянной жизни выработали у него выдержку, хладнокровие, мудрость. Не всегда при крике «атас!» надо мчаться сломя голову. Бывает, следует себя так, будто ничего особенно и не случилось.
До завтрашнего утра времени воз, и они много успеют. Нужно только растолковать девке всё, а после собрать их в дорогу, наскрести денег. Может, кореша не всё пропили, заначили на разный случай? А вечерком Лёлька выведет горемык на трассу, поможет поймать «колёса». Лишь бы денег хватило, и водила какой-нибудь затормозил, и сукой не оказался!
В любом случае, Алисы и Дениса утром не должно быть в интернате. Кроме того, надо предупредить фраеров, чтобы при шмоне языки в задницы засунули, а «синие» и так будут держать мазу. Директора ни к чему грузить — у него и так забот хватает. Жаль только, что номера телефона Коваленко Грилёв не знал, и потому не мог передать его Алисе. У Ерёмина когда ещё удастся спросить — Он, должно быть, не раньше понедельника заявится…
Грилёв на минуту остановился, перевёл дыхание. Сказал сам себе «ша!» и снова пошёл, стараясь собраться с мыслями. Он не заметил, как вернулся к проходной интерната; не останавливаясь, миновал «вертушку». Вахтёр Поликарпыч по кличке Шнырь забивал с пациентами в «козла». Другая компания старых зэков «шпиляла» — играла в карты на деньги, чай, папиросы. За проволочным забором, огораживающим загон на территории интернатского двора, мирно паслись психи. За ними, зевая, наблюдала толстая санитарка.
По другую сторону проволочной сетки выстроились в ряд десять кроватей. Туда в хорошую погоду выносили лежачих больных, чтобы они погуляли. Относительно здоровые бабульки, заняв все скамейки в тенёчке, вязали себе носки на осень и зиму, одновременно перемывая кости всем отсутствующим.
Лёлька-Жёлтая, как всегда, сидела на корточках около крыльца, курила «Беломор» и нежила на солнышке морщинистое, как печёное яблоко, лицо. Рядом с ней стояла «банка», то есть бутылка бражки, которую варили местные старухи из ягод. Так же хорошо они настаивали водку на берёзовых почках — даже практически не пьющий Грилёв не устоял, полюбил её.
Он смотрел на Лёльку и думал, что Ольга Балашова, которая смолоду «гоняла люкон», то есть воровала в транспорте, всегда так красила волосы. Всегда в ярко-яичный цвет, за что и получила кличку. Сама-то Лёлька уверяла, что хотела стать блондинкой, а оттенок получается дурацкий из-за природной ржавости волос. Такой Лёлька была в двадцать, такой осталась и в пятьдесят пять; и в дальнейшем она не собиралась менять привычный имидж. В богадельне она считалась самой модной, раскованной и удачливой, так как жила с авторитетным мужчиной.
С кухни пахло жидким борщом, который зэки привычно называли баландой, жареным луком и пригорелым маслом. Всё было, как обычно. Но Грилёв знал, что завтра утром интернатский уклад будет разрушен. Может, на время, а, может, и всегда.
— Ну, как, много набрал? — Лёлька с интересом заглянула в бидон.
— Какое много! Потом в свои места пойду.
Грилёв потрепал по голове Гальку-Дворняжку, которая, свернувшись по-собачьи, спала у крыльца, и вошёл в корпус. В коридоре было пусто и прохладно. Санитарка тетя Паня только что вымыла пол, и линолеум влажно блестел, отражая солнечные блики.
С персоналом в интернате, к удивлению, никаких проблем не было. Блатные «грели» своих ветеранов из «общака», и какая-то часть средств перепадала медсёстрам с няньками. На работу в интернат ездили из Решетникова, Минина, Березина, а также из окрестных деревень. Сам директор имел служебную площадь в Клину, несмотря на то, что был коренным москвичом.
Грилёв неумело постучался в собственную дверь. Огляделся и удостоверился, что коридор пуст. Оно и ладно, лишние буркалы ни к чему.
— Да-да! — отозвалась Алиса Янина. — Войдите!
Пётр Тимофеевич кашлянул, приоткрыл дверь. Алиса сидела в постели и читала газету. Левой рукой она гладила трёхногую кошку. Кошка враждовала с Галькой-Дворняжкой и избегала появляться во дворе, льнула к нормальным людям.
Денис, поймав двух бабочек-крапивниц, держал их за крылышки таким образом, чтобы бабочки как будто дрались всеми своими лапками. Созерцание поединка так увлекло Дениса, что он проигнорировал появление Грилёва. Старый вор даже прослезился.
— Малец ещё совсем! — Он похлопал Дениса по плечу.
Отдохнувший, загорелый и румяный мальчик смущённо вскочил, выкинув бабочек в окно, и они радостно упорхнули.
— Здравствуйте, дядя Петя! — Денис вежливо наклонил голову.
— Добрый день! — поздоровалась и Алиса.
Она отложила газету и спустила ноги с кровати, потому что стеснялась лежать при посторонних.
— Здоровеньки булы! — на украинский манер поприветствовал её Грилёв.
Сегодня он с найдёнышами ещё не встречался. А ведь привык к ним, как к родным, и сейчас изо всех сил духарился, стараясь казаться бодрым.
— Вот, чернички вам принёс. Мало, правда, но ничего. Всю пособирали…
— Спасибо. — Алиса взяла бидончик. — Ешь, Дениска, только вымой сперва.
— Я тебе отложу в блюдечко! — Денис не мог оставить вожатую без ягод. — Тебе тоже нужны витамины.
— Я сам помою, — сказал Грилёв, вставая со стула. — А вам лучше покуда в коридор не высовываться. Опасно это.
— Почему?! — испугалась Алиса и выпустила из рук кошку, которую всё время гладила, чтобы успокоиться.
— Да так вот… — неопределённо ответил Грилёв. — Базар… разговор есть. — И шагнул к двери, взяв у Дениса бидончик.
— Какой разговор?.. — обмерла Алиса.
Отвыкнув за неделю прятаться и бегать, вновь поверив в свои силы, обретя достоинство, она мучительно не желала возвращаться в прежнее состояние.
— Важный. Погоди, я только чернику помою.
Грилёв, который ранее никогда так не поступал и ел ягоды прямо с кустов, решил ещё раз обдумать то, что скажет Алисе. Надо девку не напугать, потому что она уже всполошилась. Необходимо действовать быстро, но в то же время аккуратно, разумно.
Когда Пётр Тимофеевич вернулся, Алиса уже надела кроссовки и причесала отросшие блестящие волосы. Огромные чёрные глаза её встревоженно смотрели с бледно-смуглого лица; сейчас Алиса была особенно красива. Денис устроился на своей койке, скрестив ноги по-турецки. Отсыпав Алисе ягод на блюдце, он тут же запустил руку в бидончик, запихал себе в рот горсть черники.
— Что вы хотели сказать? — Алиса гладила кошку с такой нежностью, будто простецкая рыже-чёрно-белая Муська была аристократических кровей. — Почему нам нельзя выходить в коридор? Мы же раньше это делали.
— Температура-то как у тебя? — Грилёв тёр и тёр седую щетину на щеках. — Ешь, ешь чернику. Для здоровья-то тебе как раз.
— Температура нормальная, и у Дениса тоже. Только ещё слабость остаётся, но это ничего. Мы в порядке. — Алиса постаралась улыбнуться.
— Одыбали, стало быть. Ходить можете. — Грилёв опять раскашлялся в кулак. Алиса молча кивнула, уже начиная догадываться. — Тогда ничтяк. Слушай, девка, внимательно. Я в делах ваших волоку — так уж вышло. Сашка Коваленко обещал забрать вас двадцать первого, через три дня. А до тех пор он с мотоциклистами своими где-то гонять будет. До Курска, что ли, или до Орла, я не понял. И все бы не против вас здесь подержать, да вот беда какая вышла. Фермерша-то козырная, из Завидова, подняла на ноги и бандюков, и легавых. Коны, связи у неё везде. Всю неделю, оказывается, вас с фонарями ищут. И в Тверской области, и в Московской. Дымок, слушок вонючий порхает. Я сейчас со знающим человеком говорил — не членоплёт какой, вверить можно. И я подкеросинил маленько, подзапутал его. Ему и невдомёк, что вы у нас кантуетесь. Он и рассказал мне всё. Завтра менты со шмоном сюда завалятся, так что канать надо вам по запарке. Нельзя оставаться, девка. Ксив у вас нет. Если найдут, васер голый. Тебя-то точно в «Кресты» окунут. А я там чалился — блюю до сих пор. Фермерша пеной исходит — внук-то у ней вольтанулся, совсем говорить перестал. Умом, стало быть, тронулся. Грешат, что вы его напугали так. Сын у ней прибабаханный, вот и внучонок тоже. А у фермерши наверху схвачено всё. Прибрать она вас хочет… Виноваты мы перед Сашкой Коваленко, что не соблюли вас до его возвращения, но делать нечего. И его подставлять — какой понт? Да, вот ещё!
