Владимир Чванов - Тихая сатана
Он встал и улыбнулся. Арсентьев, неслышно шагая по ковровой дорожке, подошел к столу и тоже улыбнулся. Пожимая сильную руку начальника, Арсентьев поймал на себе ревнивый взгляд Аносова из контрольной группы, который, не забыв позавчерашней телефонной стычки, ограничился кивком. Он сидел в кресле, заложив ногу на ногу, был, как всегда, свеж, подтянут. Синий в белую искорку модный галстук придавал его внешности парадность.
– Мы вот тут обсуждаем проблему… – сказал Большаков. – Продолжайте, Аносов.
– Руководители предприятий не всегда знают о правонарушителях в своих коллективах, допускают просчеты в предупредительных мерах. Полагаю, в этом и наша вина, – всем видом и тембром голоса он подчеркивал знание вопроса. – Отделения милиции мало шлют информации. На это нам указывали… – последовало многозначительное молчание. Большаков сделал короткую запись. Аносов продолжил:
– Товарищ подполковник, поднятый вами вопрос крайне важен и своевремен. Это большая практическая помощь для моей дальнейшей работы… – заметив усмешку Большакова, спросил: – Я что-то не так сказал?
– Так, так… Только не пойму, какую вам-то я оказал помощь?
Аносов озабоченно наморщил лоб.
– Чтобы эффективнее осуществлять свои функции, я должен знать ваши установки. Нас ожидают серьезные проверки. Требования будут возрастать… – Он обладал завидным качеством говорить гладко и убедительно.
Большаков спросил:
– Арсентьев, сколько вы направили информации в строительные, школьные, промышленные организации в прошлом квартале?
Вместо него ответил Аносов:
– Маловато! Его великие сыщики ограничились всего двумя десятками писем.
– А сколько надо? – спросил Арсентьев.
– Наверное, больше…
– Вот что! – нахмурился Арсентьев. – Насмешки не к месту. Мои оперативники работают день и ночь. Им за свой труд стыдиться нечего… И потом… Дело не в количестве информации. Лавиной писем преступность не собьешь, – и, уже не обращая внимания на Аносова, добавил: – Нужна широкая профилактика.
– Мне кажется, преступникам от нее ни жарко, ни холодно. – Аносов откинулся на спинку кресла. – Перевоспитывать судимых… Их нравственный уровень даже после колонии остается прежним, если не ниже. У них аллергия на порядочность. Для них лучшая профилактика – быстрое раскрытие преступлений и наказание…
Арсентьев резко повернулся:
– Нужно видеть в них не только судимых, но и людей, у которых будущее, которых можно вернуть в строй… Зачем же обрекать их на беспросветность. Не всякий споткнувшийся – прохвост и подонок.
Аносов порозовел. Большаков вскинул подбородок:
– Ну-ну! Что же предлагаете?
– Как известно, вопрос о профилактике не только милицейская проблема, но и общественная. Она должна быть конкретнее, перспективнее, – сдержанно отозвался Арсентьев.
– Точнее…
– Профилактика – дело комплексное. С другой стороны – сугубо индивидуальное. По-моему, для воров – она должна быть одна, для тунеядцев, пьяниц – другая, для несовершеннолетних правонарушителей – третья… Наверное, следует совершенствовать систему профилактики по всем ее направлениям.
– Что вы имеете в виду? Арсентьев сказал не задумываясь:
– В районе есть дружины, советы общественности, шефы, родительские комитеты, антиалкогольные общества, наставники, народные контролеры, лекторы… Много чего есть. Но действуют они разобщенно. Поэтому и цель достигается не всегда…
– Товарищ Арсентьев абсолютно прав. Я полностью с ним согласен, – проговорил Аносов.
Арсентьев подумал: «Неужели он так круто изменил свое отношение к профилактике?» И недоверчиво посмотрел на него.
– Кому мы поручим разработку предложений? Аносов, тонко улыбнувшись, с откровенной уверенностью сказал:
– Арсентьеву! Он инициатор, ему и карты в руки.
– Как же так? – запротестовал Арсентьев. – Вопрос комплексный, а делать одному? – Он встал и опять сел.
– Ничего! Набросаете проект, а на стадии доработки подключим и других, – решил Большаков и отпустил Аносова.
– Поздравляю, Арсентьев, с ликвидацией опасной группы. Молодцы! Отлично провели операцию, – пророкотал Большаков высоким басом. – Должен отметить – профессионально сработали…
Арсентьев хотел сказать о помощи Филаретова, но не успел. Большаков задал неожиданный вопрос:
– Как относитесь к критике? – На должность начальника управления он назначен недавно и, похоже, не привык или не приемлет вообще руководящего «тыкания».
Арсентьев, стараясь понять, куда он клонит, помедлив, ответил:
– Как и все, Сергей Леонидович. Но предпочитаю, чтоб критиковали не меня, а мои ошибки.
– Тогда посмотри, что на тебя с Таранцом пишут. Арсентьев взглянул на лист с машинописным текстом.
Это была жалоба Школьникова. Он писал о непринятии мер к розыску ценностей… И о том, что с ним были резки.
– Прочитал? Давай подытожим. Отмалчиваться было бессмысленно.
– С больной головы на здоровую…
– А если конкретнее?
– Верить этой бумажке не следует. Школьников несправедлив. Таранец чист. Ему не в чем оправдываться. В оперативной работе вся его жизнь. Он опытный сотрудник и честно отрабатывает свой хлеб. – Арсентьев, зная, что подполковник предпочитает сдержанный тон, все же говорил резковато. – Если нужно отреагировать по жалобе и доложить о принятых мерах – наказывайте меня. За своих подчиненных я в ответе.
Слова Арсентьева не вывели начальника районного управления из состояния деловитого спокойствия. Он лишь с легкой укоризной посмотрел на него.
– Мудрость руководителя не в том, сколько он наказал подчиненных, а в числе сотрудников, хорошо выполняющих порученное дело… Без проверки жалобы у меня нет оснований брать все на веру. Но, честно говоря, она и у меня вызвала неприятный осадок. На основании чего вы утверждаете, что Школьников не прав? Давайте факты! – и кивнул головой, чтобы Арсентьев продолжал.
– Постараюсь! И как гражданин, и как коммунист! Большаков с любопытством взглянул на него.
– Сергей Леонидович, этой жалобой Школьников защищается, пытается зажать рот правде. Таранец категорически запретил ему ехать в общежитие к приемному сыну, но он сделал по-своему. Рылся в его тумбочке, в личных вещах, в присутствии учеников обвинил в краже! Мальчишка в момент душевного кризиса пытался покончить с собой, – Арсентьев нетерпеливо раскрыл папку и протянул сколотые листы бумаги. – Вот материалы… Жалоба эта – отместка за то, что я решил направить письмо руководству Школьникова о его поступке. – Арсентьев рассказал о приходе Школьникова в отделение милиции.
Большаков слушал внимательно. Потом, нахмурившись, принялся читать документы. Было видно, как к уголкам его глаз медленно сбегались морщинки.
– Вещи Школьникова найдены? – в голосе подполковника зазвучал металл.
– Полностью. Работали день и ночь…
– Это не главное, важен итог. – Большаков порывисто встал с вращающегося кресла и, не замечая сумрачного вида Арсентьева, сказал: – О Школьникове мне, пожалуй, ясно…
– Можно дополнить?
– Что еще?
Арсентьев кашлянул в кулак.
– Эту кражу мы могли бы раскрыть раньше…
– Что мешало? Проморгали?
– Нет! – возразил Арсентьев. – Школьников не ладил с соседями, а они видели вора, но нам не сказали. Мы лишились ценных данных. Приметы Валетова броские – нашли бы быстро.
Большаков в досаде крутанул диск телефона и холодно спросил:
– Как узнали об этом?
– Выяснилось на допросе Валетова. Сегодня при его опознании он даже поздоровался с этими соседями. Правда, с усмешкой.
– Странный народ! – Большаков поморщился. – Неужели не понимают?.. Сообщи вовремя – и дело не приняло бы такого серьезного оборота. Раскрытие квартирной кражи требует огромного труда, иногда несоразмерного с суммой нанесенного ущерба. Украли на тридцать, пятьдесят рублей, а на поиски похищенного потрачена неделя…
Арсентьев утвердительно кивнул.
Большаков снял очки, протер их тонкие стекла специальной бумажкой, которую извлек из стола, и, посмотрев через них на лампу, водрузил на место. Проговорил неторопливо:
– И все же, несмотря на дьявольский труд, процент раскрываемости у нас высокий.
– Извините, Сергей Леонидович, но потерпевшим нужны не наши проценты, как бы хороши они ни были. Люди хотят, чтоб краж не было.
– Вы на проценты не замахивайтесь, – отрезал Большаков. – Это наш показатель. Мы должны ловить, раскрывать, возвращать вещи и предупреждать преступления.
– А вот предупреждать – это зависит не только от нас, – горячо воскликнул Арсентьев.
Большаков понимающе кивнул.
– Несомненно. Это серьезный вопрос. И его решать – не совсем одно милицейское дело. Объяснять проблему чисто нашими недостатками было бы непрофессионально, а следовательно, неточно. Устранение глубинных причин краж в ряде случаев находится за пределами наших служб.
