Вячеслав Денисов - Грабеж – дело тонкое
Они попрощались так же, как и поздоровались – осторожно кивнув друг другу головой и не пожав рук. Эти люди не могли пожать друг другу руки в принципе. Слишком много их разнит. Сегодня Шебанин был инициатором встречи. Значит, что-то складывается в его жизни так, что он начинает бояться закона. Удивительный факт для Локомотива, но это так.
Едва Струге успел занять свое место рядом с Пащенко, как прокурор рванул с места. Антон молчал, значит, что-то пошло вразрез его плану. Значит, случилось что-то, чего он не предполагал. Приняв у него диктофон, я перемотал пленку на начало и нажал кнопку воспроизведения...
Шебанин. Здравствуйте, Антон Павлович.
Струге. Здравствуйте, Шебанин.
Короткая пауза.
Шебанин. Что вы на меня так смотрите?
Струге. Пытаюсь угадать тему предстоящего разговора.
Шебанин. Бросьте... Не я это! Понимаете, не я!.. Сами подумайте – зачем мне на тюрьме такие движняки производить, если я перед этим позвонил вам? Получается, что я предупредил вас о том, что вскоре этот Кантиков откинет копыта по моей воле! Я что – идиот? Не понимаю, с кем разговариваю?
Струге. Даже не спрашиваю вас о том, как вы узнали о смерти Кантикова в СИЗО...
Шебанин. Вы меня пишете?
Струге. Да.
Шебанин. Если хотите, чтобы разговор продолжался, отключитесь.
Я слышу, как Антон шуршит одеждой и щелкает кнопкой диктофона.
Струге. Все. Теперь мы один на один. И я снова возвращаюсь к убийству несчастного сумасшедшего. Его смерть вызвала к вам несколько вопросов...
Шебанин. А вы спросите. Спросите, и я вам отвечу. Да, я хотел этого фраера немного пощупать, чтобы впредь знал, кому и что продавать. Но можете верить мне на слово – я его не убивал. Точнее, не имел к тому желания. Я что, монстр? Или сицилийский пахан? Головы коней в постели барыгам подкладывать, людей на тюрьме душить? Увольте. Я в авторитете в городе, и мой авторитет не имеет ничего общего с горлорезкой.
Струге. Если вы владеете таким быстрым способом получения информации о положении дел в СИЗО, тогда вам, наверное, известен и ответ на вопрос – кто убил Кантикова? Идя со мной на встречу, вы понимали, что я обязательно спрошу об этом.
Шебанин. Я работаю над этим.
Струге. Знаете, у меня такое впечатление, что вы все-таки забываете, с кем разговариваете. Приглашаете федерального судью на «терку», а потом разводите перед ним руками и пытаетесь «втереть» невтираемое. Я что, должен верить вам на слово? Нет, Шебанин. Не получается. Я не из тех, кто верит на слово тем, кто клянется могилой матери или хлебом. Эти темы я схавал на первом году работы в прокуратуре. А сейчас я вовсе никому не верю. Тем не менее, вместо того чтобы привезти в парк спецов, я приехал сам. Однако это не означает, что я развешу перед вами уши и вместе с внимательным Мичуриным начну хавать ваши заверения.
Я прислушиваюсь к паузе и пытаюсь понять, что там происходило. Кажется, это та самая пауза, когда Яша достал пачку сигарет и стал прикуривать...
Шебанин. Доверяете... А сами приехали с прокурором и Земцовым... О нашей встрече, наверное, только Генпрокурор да Президент не знают! И то, я думаю, вскоре им распечатка нашего базара на стол ляжет.
Струге. Заняли круговую оборону в парке?
Шебанин. Да я рожу Земы различу даже в тайге, ночью, в снегопад, за версту!..
Я пожевал губами, чем привлек внимание обоих пассажиров «Волги». Когда я начинаю по привычке пережевывать информацию, мои усы мечутся по всему лицу...
...И прокурора заодно прихватили. Тогда могли бы сразу и адвоката везти.
Струге. Ладно, Шебанин, не мечите понапрасну молнии. Вы уйдете отсюда так же спокойно, как и пришли. Но для этого мне нужен ответ на вопрос – кто убил Кантикова. Точнее сказать, кто его убил – мне неинтересно. Мне интересно, кто заказал. Иначе и вы должны это понимать, у того же Земцова только один ответ на этот вопрос.
Шебанин молчал так долго, что я побоялся, что закончится пленка. Я слышал переступание ног, мощное выдыхание сигаретного дыма и даже щелчок зажигалки Струге. Наконец, когда молчание стало просто невыносимым, Локомотив прохрипел:
– Есть одна тема.
Струге. Какая тема?
Шебанин. Вы наверняка знаете, что я не последний человек в городе. Иначе мною не заинтересовался бы УБОП. Впрочем, он мной каждый день интересуется. Когда надо и не надо. Это можно безошибочно утверждать, глядя, как Зема прилепился лбом к тонированному стеклу...
Струге. Ближе к теме.
Шебанин. Ближе некуда. Я в Тернове за положенца. Нравится это кому-то или нет, но это так. Вы в суде работаете, и не мне вам объяснять одну простую истину. Чем выше твое положение, тем больше желающих раскачать под тобой стул. И если ты не «закосячился» на чем-нибудь, то тебе предоставят для этого любые возможности. Команда не любит людей, которые не ошибаются. В городе завелся какой-то пидорок... Черт!.. Не обращайте внимания, Антон Павлович. Наболело... Так вот, в Тернове завелся какой-то нехороший человек, который беспредельничает так, что перед уважаемыми людьми соседних городов встает вопрос – а стоит ли иметь дело с Шебаниным, если он не может навести в своем городе порядок? Какой-то ухарь «выхлопывает» квартиры, малую толику на общак не кидает, на Яшу Шебанина кладет... Словом, непорядок. Так вот, ближе к теме... В Центральном районе есть киоск, в котором за хозяина некто Решетуха. Миша его зовут...
Мы с Пащенко невольно переглянулись, а Струге продолжал рассматривать пробегающие за окном витрины...
...У него, Антон Павлович, у этого Решетухи, и жила та самая каймановая черепашка, от которой вы меня избавили. Он мне сам сказал. Не знаю, из каких соображений, да только думаю, что не от испуга. Он, Решетуха, глухой, но во время нашего последнего с ним разговора мне показалось, что он не настолько глух, насколько ему хочется, чтобы в это верили окружающие. Он слышал, как я вполголоса усомнился, что он потерял сознание, и после того, как я громко спросил о его здоровье, объяснил мне, почему попал в нокаут. Отсюда и тема. Если Кантиков один из подельников по разбою, а Миша – фуфловый «терпила», прикидывающийся глухим, то предположение о том, что эти двое – заодно, разве не версия? Кажется, так на вашем языке обозначается предположение о возможном?
Струге. Продолжайте.
Шебанин. Не на допросе, Антон Павлович... Я, конечно, продолжу, однако...
Струге. Извините. Привычка. Пожалуйста, продолжайте...
Шебанин. Я не знаю, о чем ментовской следак думал, когда это дело расследовал, но только у меня по решетухинскому разбою другие мысли. Не было никакого разбоя. И я почти уверен, что Решетуха... Короче, я тут подумал... Если сейчас получается так, что я сдаю ментам бродягу по воровской жизни, и эта информация где-то всплывет, то лучше сразу зовите Зему, и пусть он на меня стальные манжеты надевает.
Струге. Я вам обещаю, что лавры победы над разбойником, как и похвала за догадку относительно этого дела, вам не достанутся.
Я слышу, как Шебанин шумно выдыхает воздух. Не спросить об этом Струге он не мог. Локомотив сейчас вынужден идти на компромисс с властью. Быть автором идеи поимки преступника ему не хочется, потому что, едва об этом узнают «уважаемые люди», он потеряет все. Но при нерасторопности милиции и ее неспособности поймать дерзкого грабителя, а также после смерти Кантикова его казнят не одни, так другие. Нужен компромисс, выход из ситуации ценой меньших потерь. Этим компромиссом должна для него стать встреча со Струге.
Шебанин. Мне кажется, что Решетуха и есть тот ловкий паренек, которого ищут пожарные, ищет милиция...
Струге. И где же он прячется, что его не могут найти ни одни, ни другие?
Шебанин. Может, мне еще явки с повинной от него добиться? Не теряйте даром времени. Мои люди перерыли весь город...
Они прощаются. И, когда Струге с Шебаниным почти разошлись, последний задает вопрос:
– Одного не пойму. Как Решетуха мог управиться с подельником в тюрьме?
Все. Больше я ничего не слышу. Словно точкой в разговоре на пленке прозвучит фраза Пащенко: «Антон, он тебе больно не делал?»
Ему сделаешь...
– Хороший вопрос задал Локомотив, – задумчиво говорит Пащенко, останавливаясь около киоска с яркой вывеской «Горячие хот-доги». – Как Решетуха мог дать задание на умерщвление Кантикова в тюрьме?
– Кажется, я знаю как. – Чувствуя приливающую к лицу кровь, я вынул из кармана сотовый. – Я знаю, как он это сделал... Пятьдесят шесть... Сдается, теперь я знаю то, что мне следовало знать с самого начала... Двадцать один...
– Что ты там бормочешь?! – озабоченно поворачивается ко мне прокурор.
Что я бормочу? Набираемый мною номер телефона Макса.
