Борис Акунин - Чёрный город
— Любопытно, — признал Эраст Петрович, подумав, что и он, пожалуй, мог бы сыграть в такую игру. Но от одной мысли о нефти замутило, а во рту возник отвратительный масляный привкус.
— Старый паук Рафалов. — Экскурсовод показал на почтенного старика, дремавшего в кресле у стены. — Слышали когда-нибудь про игорных стервятников? Этот — самый хищный. Никогда не ставит, просто сидит. Если кто-то проигрался в пух, а уходить не хочет, вошел в азарт, Рафалов предлагает взаймы под дикие проценты или под залог недвижимости. У него тут в буфете всегда дежурит нотариус…
За одним из столов стало шумно. Кто-то там громко требовал шампанского, кто-то кричал «Нет! Боже, нет!»
У почтенного старца немедленно открылся один глаз, желтый и круглый, как у филина.
Но гид вел Фандорина дальше.
— Смотрим влево. Под пальмой господина с проваленным носом видите? Интереснейшая личность, некто Шунтиков, прославившийся тем, что…
Но чем прославился некто Шунтиков, Эраст Петрович так и не узнал. В самом углу зала, на окруженном перильцами возвышении поблескивала знакомая малиновая лысина. Шубин нынче был в цивильном, оттого Фандорин не увидел его издалека.
— Благодарю вас. Довольно. Держите желтую… — На ближайшем столе как раз заканчивали принимать ставки. — А впрочем, я сам за вас поставлю.
Не глядя, Фандорин кинул двадцатипятирублевую фишку на игровое поле и двинулся по направлению к Шубину.
— Позвольте, но я всегда ставлю на черное! — завопил сзади Юшка. — Крупье, требую переставить!
— Как угодно-с. Сдвигаю с 23 на черное. Les jeux sont faits! [7]
Эраст Петрович уже и думать забыл про бывшего Юсуфа Абдуррахмановича. Встал за перилами — решил подождать, пока Шубин сам его заметит, и посмотреть, как отреагирует в первый миг, еще не справившись с лицом.
Подполковник покуривал папиросу, водил пальцем по краешку бокала с коньяком. Удивительно, но других игроков за столом не было.
— Куда прикажете? — спросил крупье.
Ногтем Шубин толкнул столбик из шести желтых жетонов.
— Право не знаю. На восемнадцать?
Тут крупье проделал не вполне понятную манипуляцию — одну фишку аккуратно отодвинул обратно.
— Обсчитаться изволили, Тимофей Тимофеевич.
— В самом деле? — Толстая щека пошла складками — помощник градоначальника улыбнулся.
Колесо закрутилось. Шарик остановился на 18.
У Эраста Петровича двинулись брови, а крупье сказал:
— Поздравляю. Повезло. Теперь, быть может, довольно?
Вопрос из уст служащего казино звучал необычно.
Вдруг веко у Шубина дернулось. Тыквообразная голова качнулась. Он заметил Фандорина.
Реакция была такая, как следовало ожидать: сокращение окологлазных мышц, непроизвольное сжатие пальцев. По психофизиогномической науке это означало «неприятный сюрприз, сигнал опасности».
Знает кошка, чье мясо съела. Виновен, никаких сомнений!
Широчайшая улыбка засияла на пухлом лице Тимофея Тимофеевича.
— Какая чудесная неожиданность! Признаться, я за вас беспокоился. Полиция утром обнаружила около Катер-клуба мотоцикл, принадлежащий градоначальству, и три мертвых тела с огнестрельными ранениями. Все в недоумении, что там могло произойти.
«Не слишком старательно прикидывается. Понимает, что отпереться не удастся».
Эраст Петрович сел, высыпал на зеленое сукно свои фишки.
— Сыграем?
Глаза подполковника сузились. Он уже не улыбался.
— С удовольствием. Ставлю… на вторую терцию. — Многозначительный взгляд на крупье — тот обреченно кивнул. И, понизив голос: — Чем закончилась ваша ночная прогулка?
Фандорин на колесо Фортуны не смотрел, но рука сама потянулась ко второму ряду цифр. Притяжение исходило оттуда. Три фишки легли на семерку, три на восьмерку и три на девятку. Точнее пункт не определился — Эраст Петрович был весь сосредоточен на собеседнике.
— Ставки сделаны! — объявил крупье и запустил рулетку.
— П-прекрасно. А теперь отойдите от стола. Нам нужно поговорить наедине.
— Но… Слушаюсь.
Не выдержав фандоринского взгляда, крупье попятился. При этом с извиняющимся видом пожал плечами. Жест адресовался Шубину, но тот глядел на Эраста Петровича.
— Вы и так знаете, чем закончилась моя п-прогулка.
В глазах подполковника блеснули насмешливые огоньки.
— Вот как вы заговорили? Интересно. Значит, встреча неслучайна. У нас, я так понимаю, будет непростой разговор?
«Уверен, что ему нечего опасаться. Или же любит острые коллизии. Если так — двойная осторожность».
Сердце застучало чуть быстрее. Эраст Петрович и сам испытывал слабость к рискованным ситуациям.
— Семь! — объявил крупье. — Ваша удача, сударь.
Отсчитал и пододвинул лопаточкой немаленькую кучку жетонов, а фишки Шубина забрал.
— Еще прикажете?
Фандорин поднялся.
— Отдайте выигрыш вон тому господину. Я ему з-задолжал.
Он показал на диван, где, обхватив голову, сидел несчастный Юшка.
«Не удавился бы из-за того, что убрал фишку с двадцати трех. А я буду виноват».
— Пойдемте на свежий воздух, побеседуем, — сказал Эраст Петрович подполковнику. — Здесь, кажется, отличная открытая веранда.
Тот тоже поднялся:
— С удовольствием.
«И не врет — действительно с удовольствием. Не двойная осторожность — тройная».
На открытой площадке, обращенной к неразличимому во мраке морскому горизонту, не было ни души. Плескались и кудрявились белыми чубчиками волны, прохладный соленый ветерок обдувал лицо.
— П-пожалуй, вот сюда…
Фандорин встал спиной к Шубину, облокотился на перила. Глаза закрыл, чтобы зрение не отвлекало, не мешало чувствовать движения противника.
— Славно здешний к-крупье ногой управляется. — Чиркнул спичкой, зажег сигару. — У него там педаль?
— Черт его знает, — хмыкнул Тимофей Тимофеевич. — Никогда не интересовался. Но я знаю, что в казино мне везет только по средам. Только у этого стола. И в пределах определенной суммы. Это Баку.
«Немного расслабился. Думает, я собираюсь говорить с ним о коррупции. Атака!»
— Вы со Спиридоновым, покойным начальником царской охраны, служили в Варшавском жандармском управлении, в девятьсот с-седьмом. — Эраст Петрович стряхнул с сигары красную искорку. — А потом вас вдруг отстранили от должности и загнали в Баку, на задворки империи. Мне бы раньше сопоставить ваш формуляр с послужным списком Спиридонова. Что-нибудь не поделили? Затаили зуб?
«Снова напрягся, но не чрезмерно. Не понимает, к чему я? Или уверен, что все козыри у него в руках?»
— На Спиридонова многие имели зуб. Это был изрядный мерзавец. Пусть горит в аду. Вы, собственно, к чему спросили?
«Штурм!»
— Я это, собственно, к тому с-спросил, что Дятел убрал Спиридонова по вашей просьбе. Или даже по вашему приказу? Кто на кого работает — Дятел на вас или вы на него? Засада в Катер-клубе была чьей идеей?
Жирный смешок.
«Что за внезапная веселость? Странно».
— Смешной вы человек, господин Фандорин.
— В самом деле? Чем же я вас рассмешил?
— Спину подставили. Думаете, сейчас я вас начну душить или, того драматичней, в воду спихивать? Но я вашей биографией тоже поинтересовался, как и вы моей. Знаю, что вы мастер хитрой японской драки. Под колотушки не полезу.
«Не вышло. Слишком умен». Эраст Петрович открыл глаза, развернулся.
Тимофей Тимофеевич скалил зубы. Руки сложены на груди — согласно жестомимической науке, это поза вызова.
«Чем дальше, тем интересней».
— Судя по вашему тону, з-запираться вы не намерены?
— С таким проницательным человеком не имеет смысла. Когда идиоты в Катер-клубе не справились с простым делом, я понял, что у нас с вами будет объяснение. С удовольствием поговорю начистоту. В кои-то веки! А то все монологизируешь мысленно с самим собой, кругом одни кретины. Недолго с ума сойти. А что я буду без ума? Пошлый толстяк с нездоровой печенкой и утренней изжогой.
— Ума у вас много, это верно, — обронил Фандорин, с любопытством разглядывая оппонента.
— И всегда так было, с самого малолетства. — Шубин сделал вид, что не заметил иронии.
«Похоже на игру в кошки-мышки. И каждый уверен, что кошка — это он. Мурлыкай, котик, мурлыкай».
— Да, я всегда был смышлен. Но настоящему уму меня научила нефть. Научила простой истине: не следует бояться грязи и вони. Соки земли — они черные, жирные, зловонные, но на кого изольются фонтаном, вымажут с головы до пят, тот помазанник божий. Когда меня низвергли сюда из европейской России, я думал: всё, конец мечтам. Сгину в этом болоте. Но Баку не болото, а российский эльдорадо. Лучшее место во всей империи! Во-первых, здесь вращаются огромные деньги — таких нигде больше нет. Во-вторых, восточные традиции очень удобны для умного человека, обладающего властью. В-третьих, в этом зверинце всевозможных революционных организаций, грызущихся между собой, открываются блестящие карьерные возможности… — Тимофей Тимофеевич сладко улыбнулся и спросил: — Который час? Мои остановились.
