Владимир Гриньков - Король и спящий убийца
– Без него нашей программы в нынешнем виде попросту не было бы.
Это она не только для Касаткина говорила, но и для меня. Даже скорее для меня – в первую очередь.
– Вот о вашем Колодине я как раз хотел с вами поговорить, – произнес Касаткин так, будто только что об этом вспомнил. – Что он за человек?
Светлана быстро взглянула на меня. Я ее понял – ситуация была очень уж неловкой.
– Ничего себе человек, – сказал я. – Как все.
– Я надеюсь, что этот разговор останется между нами и Колодин ничего не узнает…
Мне всегда были противны ситуации, когда кто-то стоит за портьерой и слышит разговор двоих ни о чем не подозревающих людей. Подслушивать некрасиво. Я не хотел сейчас быть в положении подслушивающего. Но главное – не хотел ставить в глупое положение Касаткина. Надо было дать ему шанс. Попытаться остановить.
– Я клятвенно вам обещаю, – сказал я, – что все сказанное здесь я непременно передам Колодину. Слово в слово. Поэтому предлагаю сменить тему.
Светлана посмотрела на меня, и я понял – полностью одобряет. Но Касаткина уже невозможно было остановить.
– Воля ваша, – пожал он плечами. – Но я скажу все, что думаю. И скажу так, как если бы сам Колодин сейчас присутствовал здесь.
Светлана поджала губы, чтобы не рассмеяться. Ситуация действительно была еще та.
– Он хороший парень, – сказал Касаткин и, подумав, добавил: – Возможно, хороший. Но есть люди, за которыми будто тянется какой-то шлейф. Рядом с ним плохо, неуютно и каждую секунду ждешь каких-то несчастий.
– Это вы о Колодине? – осведомилась Светлана.
– Да. Что-то тянется за этим парнем такое – нехорошее.
Я смотрел на него во все глаза, не в силах поверить в произошедшую с этим человеком перемену. Он раньше казался мне мягким и временами даже бесхребетным. Конечно, не так чтобы уж совсем без интриг – как же без этого? – но в том, что он человек беззлобный, я был уверен. Честно говоря, мне иногда хотелось знать, что в действительности думают обо мне люди. Что бы обо мне они говорили не со мной, а с кем-то другим, посторонним – только так и можно услышать настоящую себе оценку. И вот это случилось. Не мне, а Демину Касаткин рассказывал обо мне. Было интересно и почему-то немного жутко.
– Поверьте, если кто-то и погубит вашу программу, так это Колодин, – сказал Касаткин. – И вы потеряете все, что создали своим трудом.
– Вы плохо представляете себе жизнь нашего коллектива, – парировала Светлана. – Девяносто процентов нашего успеха – это заслуга Жени.
Чтобы она не очень-то увлекалась, я под столом легонько придавил ей ногу.
– Да что там девяносто – все сто! – выпалила Светлана и победно посмотрела на меня.
Отомстила. Я украдкой вздохнул.
– Вот эта история, которая с ним приключилась, – начал Касаткин мягким вкрадчивым голосом. – Неприятности с прокуратурой, какие-то нелепые ситуации, в которые он то и дело попадает, – это ведь добром не кончится.
– Он ни в чем не виноват! – вскинулась Светлана.
– Готов признать! – не стал перечить ей Касаткин. – Но ведь это и неважно. У нас виноват тот, кого назначат.
– А Женю назначили?
– Думаю, да.
– Кто? – не выдержал я.
Касаткин уставился на меня. Я еле выдерживал его взгляд, мне все время хотелось отвести глаза, но я не смел этого сделать.
– Есть люди, – ответил он наконец. – Те, которые назначают.
Он уже проговорился. Те, кто стоял за ним, – вот кто «назначает», если использовать лексикон Касаткина.
– И что же вам эти люди нашептали? – осведомился я.
– Никто ничего мне не нашептывал, – улыбнулся Касаткин. – Поймите, я пытаюсь донести до вас одну простую мысль: с Колодиным вас ожидают большие проблемы. Если прокуратура следует за ним по пятам, если на него уже организуют покушения – как вы сможете нормально работать? Раз у вас сорвется съемка, другой, я уж не беру более неприятного для вас расклада.
И посмотрел на нас с такой печалью, как будто мы уже были покойниками.
– Вы преувеличиваете, – сказала Светлана. – Все еще наладится, вот увидите.
– Бывает оптимизм, который нельзя назвать иначе как глупостью, – мягко заметил Касаткин.
Сейчас, несмотря на разницу в возрасте, я с удовольствием врезал бы ему по шее.
– Избавьтесь от Колодина, – сказал Касаткин. – Пусть его проблемы будут его проблемами.
– И все-таки не совсем ясно, откуда у вас информация, – подключился я к разговору. – Действительно ли от серьезных людей все это исходит? Может, это какая-то провокация? Наши конкуренты решили нас ослабить и придумали дьявольски изощренный ход.
Я очень хотел, чтобы он разговорился. И надеялся, что Касаткин, чтобы доказать весомость сказанного им, назовет если не конкретные фамилии, то хотя бы те сферы, в которых эти люди вращаются. Тогда мне легче было бы вести поиск.
– Со мной встречался один очень серьезный человек, – сообщил Касаткин, понизив голос настолько, чтобы можно было оценить всю важность сообщаемых им сведений. – Он и поставил меня в известность о всей сложности положения, в которое попал Колодин.
– И кто же этот человек? – поинтересовался я с замиранием сердца.
– Следователь из прокуратуры, – сказал Касаткин, еще больше понизив голос. – Орехов его фамилия.
За все последнее время я не испытывал большего разочарования. И поэтому совершенно искренне рассмеялся в ответ. Это был злой смех. Обидный смех.
– И это вы называете – «очень серьезный человек»? – спросил я. – Я-то думал, что вам позвонил кто-то по одному из этих вот телефонов, – я кивнул на выстроившиеся в ряд телефоны, – кто-то оттуда, с самого верха, – указательным пальцем я ткнул в потолок, после чего воззрился на Касаткина – что-то он скажет на это?
– Сверху мне давненько не звонят, – сообщил Касаткин с усмешкой. – Будто мы и вправду самостоятельными стали. Даже оторопь берет.
Было в его голосе что-то такое, что подсказало мне – говорит вправду. Значит, те, кто его поставили, предпочитают сейчас находиться в тени. И через Касаткина мне на них не выйти. А может, он и сам не знает тех людей? Ведь это уже почти самая вершина, Олимп. Там все очень серьезно и очень запутанно. Никто там не выскажет своих истинных мыслей, и никто впрямую не обозначит своих интересов. Перекладываются со стола на стол бумажки, звонят телефоны, бегают по коридорам курьеры, и в этой бюрократической суматохе невозможно разобраться, и никогда человеку со стороны не понять, почему принято то или иное решение. Все как бы мимо людей, в этом участвующих. Как бы само по себе. И где уж тут найти того, кто мне нужен.
– Мы подумаем, – сказал я Касаткину.
Он понял, что большего от нас сегодня ему не добиться, и кивнул.
– Подпишем договор? – предложил я.
Касаткин не возражал. Сначала подписал он, потом Светлана. На прощание мы пожали друг другу руки.
– С нетерпением жду ваших новых сюжетов, – сообщил Касаткин.
В дверях он доброжелательно потрепал меня по плечу.
– Рад был познакомиться, – сказал он. – Вы произвели на меня хорошее впечатление.
– Вы на меня тоже, – проявил я вежливость.
Все слышавшая Светлана не выдержала и засмеялась. Да, если бы я сейчас снял с лица мастику – было бы весело. Сам Касаткин, наверное, хохотал бы до упаду. Шутка.
40
К вдове Алекперова я тоже отправился, будучи «Деминым». Я вдруг обнаружил, как удобно, оказывается, иметь возможность изменять внешность по собственному желанию. Я шел по улице, нимало не беспокоясь о своей безопасности, и на прохожих посматривал несколько свысока. У меня было такое чувство, что я невидим. Я вижу всех, а они меня – нет. Вот что значит лишиться на время своего лица! Ты как бы выпадаешь из привычной жизни. Ты – другой! Это было великолепно. И в душе я смеялся над неумехой Ореховым.
Вдова приветствовала меня молчаливым кивком. На ней было темное платье – до сих пор скорбела по мужу.
– Проходите, – пригласила она меня. – Кофе вам приготовить?
Она скрылась за дверью кухни, оставив меня в комнате одного. В квартире было невызывающе роскошно – особенность интерьера жилища людей, для которых достаток в доме – не случайный результат бурных событий последних лет, а обычный признак всей их жизни. И их, и их предков. Не нувориши – наша домотканая аристократия.
Кофе был подан в китайском фарфоре – не в том, что «Великая дружба», а в коллекционном. Я даже пожалел, что согласился на кофе, – этот антиквариат боязно было брать в руки.
– Извините меня за то, что я напоминаю вам о… – Я замялся. – О том тяжелом, что вам довелось пережить. Но я не могу не высказать своего соболезнования. Раньше не имел возможности, к сожалению.
Она поняла и коротко кивнула. Это можно было расценить и как безмолвную благодарность за соболезнование, и как просьбу не задерживаться на этой теме и быстрее переходить к делу, ради которого я пришел. Я позвонил ей накануне, договариваясь о встрече, и представился Деминым, одним из участников съемочной группы программы «Вот так история!».
