Виктор Мережко - Крот. Сага о криминале
Присутствующие оценили шутку, зааплодировали.
– Потому что!.. – перекрывая шум, повысил голос начальник. – Потому что Иван, не помнящий родства, уже будет не Иваном, а, извиняюсь, Абрамом!.. Шутка!
За столами еще громче засмеялись и снова зааплодировали.
– Второе! – загнул второй палец Брагин. – Помни, в Москве собрать команду ох-хо-хо как трудно, а твоя команда, вот она – здесь! Бери ее целиком и полностью, я не обижусь! Потому что лучшие люди даже в Москве – это выходцы из так называемой провинции!
Аплодисменты.
– Третье! – полковник сурово обвел взглядом собравшихся. – Служи Родине, России, нашему правому делу так же принципиально и честно, как служил все эти годы! Как говорится, так держать, Петр Петрович!
Бурные аплодисменты.
– И последнее – четвертое! – Брагин сделал хитрое лицо, и все притихли. – Станешь большой московской шишкой, наденешь штаны с лампасами, будешь назначать и увольнять, и вдруг к тебе в шикарный кабинет однажды поскребется маленький, неприметный, жутко провинциальный полковник… Брагин.
За столами всколыхнулся было смешок, но полковник резко остановил его.
– Не гони меня, не делай вид, будто не узнал, не ври, что дел невпроворот и что можешь выделить для бывшего своего начальника всего пять минут служебного времени! Встреть как земляка, обними, прижми к широкой генеральской груди, накрой поляну… примерно такую же, как накрыта сейчас… – Брагин повел широким жестом по богатым столам. – Короче, прими Брагина как человека, которого ждал всю жизнь!
Раздались оглушительные аплодисменты, все встали, потянулись чокаться. Гурин улыбался, что-то отвечал, с кем-то целовался, пригубил фужер с вином, жестом попросил тишины.
– Товарищи! Друзья! Братья! Именно так – братья! По-другому я не могу вас называть. Спасибо за слова, спасибо за искренность, спасибо за все эти годы, которые я прожил с вами. Поверьте, я никогда этого не забуду, и не забуду никого из вас. И встречу, и узнаю, и обниму, и поляну накрою! Еще какую! Можете в этом не сомневаться!
Сидящие зааплодировали.
– Конечно, на душе у меня не так спокойно, как того хотелось бы. Все-таки покидаю родное гнездо и отправляюсь в главный город страны, где много всякого и разного. Надеюсь, здесь я был все-таки на своем месте. Хотя… хотя случались и ошибки, и просчеты. Все было. Вы уж простите меня, братья.
Снова аплодисменты.
– Наша с вами работа сродни работе хирурга. Можно опухоль удачно удалить, а можно человека и прирезать. К сожалению, случались и у меня подобные моменты, они гнетут мою душу, по ночам я из-за них не всегда крепко сплю… И я должен… обязан сейчас, при вас попросить… пусть их нет здесь… и все же я прошу прощения у тех, к кому я отнесся как… как мясник.
Повисла пауза, которая затем вновь взорвалась аплодисментами.
Шикарная патрульная милицейская машина остановилась возле дома, в котором когда-то жил Кузьмичев, из нее не спеша вышел Гурин, направился в подъезд.
На звонок в квартиру дверь открыла Анна. Из-за нее с интересом выглядывала Катюша.
Гурин зачем-то снял милицейскую фуражку, склонил голову.
– Можно войти?
– Вы не ошиблись? – не без иронии спросила Анна.
– В данном случае – нет.
Она посторонилась, подполковник вошел в квартиру. Хозяйка жестом показала в сторону гостиной.
Гурин присел на стул, мельком оглядел комнату. Обстановка самая обыденная, если не бедная.
– Слушаю вас, – тихо напомнила о себе Анна.
– Да… – включил сознание гость. – Знаете, пришел и не знаю, что сказать.
– Скажите самое важное.
– Это я уволил вашего мужа.
– Значит, плохо служил.
– Нет, не плохо. Здесь другое.
– Что?
– Здесь – жизнь.
– Не понимаю вас. А разве я и моя дочь – не жизнь?
– Конечно. Вы правы… И все-таки тогда была другая жизнь.
– Наверно. Вам виднее… Что еще?
Гурин помолчал, пожал плечами.
– Скажу глупость. Конечно глупость. Вы меня простите… – Он снова помолчал. – Что бы вы ему сказали, если бы вдруг встретили его?
Анна непонимающе посмотрела на него, подтащила к себе Катюшу, взяла ее на руки.
– Я опять не понимаю вас.
– Его с вами нет уже более года… Если бы вдруг случилось… представьте себе… он воскрес и сидел бы на этом стуле. Что бы вы ему сказали?
И в это время из второй комнаты вышел Илья. Тот самый, который когда-то вербовал Кузьмичева. Был он в абсолютно домашнем виде, и настроение у него тоже было отменное.
– Здравствуйте, Григорий Александрович, – протянул он руку гостю.
Тот ответил на рукопожатие, удивленно посмотрел на Илью.
– Чай? Кофе? – поинтересовался Илья.
– Нет-нет. Спасибо, у меня дела.
– Жаль. Будет время, желание, заглядывайте.
– Если будет время и желание, – ответил Гурин.
– А если бы мой муж воскрес, – произнесла Анна, когда Гурин был уже на пороге, – я бы ему сказала, что время не только лечит, но и исправляет ошибки.
Санек вошел в лифт своего дома, на всякий случай огляделся, словно чувствуя какую-то опасность, нажал на кнопку нужного этажа.
На лестничной площадке еще раз огляделся – что-то явно беспокоило его, прикоснулся к звонку своей квартиры.
Дверь открыли почти сразу. И в тот же миг на Санька напали сразу несколько человек, сзади тоже кто-то ударил. Его скрутили, повалили на пол, лицо прижали так, что дышать стало нечем.
Потащили в глубь квартиры.
По пути несколько раз ударили ногой под дых, затем подхватили под мышки, приставили к стенке.
Он увидел Дашу. Она сидела, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, посередине комнаты, в ужасе смотрела на своего суженого. Девушка замотала головой, что-то промычала, и один из парней, а их здесь было трое, засмеялся.
– Встретились, голубки? Ну поворкуйте, поворкуйте.
Второй парень приблизился к Саньку почти вплотную.
– Знаешь, что мы с ней сейчас будем делать?
– Отпустите ее, – попросил Санек. – Она ни при чем.
Третий парень громко заржал:
– Во-во! Всех отпустить да еще бабок на таксо дать, да? Ну урод!
– Сейчас будем ее трахать. Втроем! У тебя на глазах! – Второй парень не отходил от Санька и принялся водить пальцем по его губам. – А заодно и тебя опустим. Петухом сделаем.
– Ее отпустите, – снова попросил Санек. – Она вообще не в курсе. А мы можем побазарить.
Второй парень оглянулся на корешей.
– За бабу просит, – не без удивления произнес. – Джентльмен. Может, уважим?
– Отпустить не отпустим, а в соседней комнате пусть покукует, – согласился первый, кивнул третьему пацану: – Оттащи ее за дверь.
Тот послушно взял стул с сидящей на нем Дашей, поволок в спальню.
– Ну? – второй парень с ухмылкой смотрел на Санька. – Будем базарить по-пацански или попробуем мотать лапшу?
– Не знаю, о чем базарить, – ответил тот.
– Знаешь. Чайником прикидываешься. Слыхал про взрыв возле офиса Вахтанга?
– Слыхал, но…
– Без «но», ладно? – прервал его парень. – Еще пару раз «нокнешь», и базар, считай, закончился.
– Про взрыв слыхал, – более определенно ответил Санек.
– Цацку в отель пронесла ваша братва?
– Нет. Не наша.
– Чья?
– Без понятия.
– Да не будет он колоться, – заметил первый парень. – Он же не въезжает в человеческий язык! – Оглянулся на спальню, где была Даша. – Давай я ее оприходую, и пацан заговорит.
– Еще одну попытку. Последнюю. – Второй парень, который, судя по всему, был здесь главным, поднес распальцовку к лицу пленника. – Последний вопросик, братан, и звери могут ринуться в бой. Ты ведь, Санек, правая рука Кузьмы, не так ли?
Тот пожал плечами.
– Не знаю. Правая, левая – не знаю.
– Мы знаем. Мы много кой-чего знаем.
– Зачем же спрашиваете?
– На всякий случай… Кузьма встречался с Вахтангом?
– Да.
– Они нормально побазарили?
– Вроде.
– Побазарили они нормально, – подтвердил парень. – А зачем нужно было бомбу кидать?
Санек молчал.
– Не слышу ответа, – приставил ладонь к уху парень.
– После базара осталось много вопросов, – ответил Санек.
– Например?
– Деталей не знаю, но Кузьма остался недовольным.
– Ты готовил бомбу?
– Мои пацаны.
– Что сказал Кузьма?
– Сказал, что начинается война.
Парни переглянулись.
– Вот это тот хвостик, за который хочется потянуть, – заметил первый парень и переспросил: – Так прямо и сказал, что начинается война?
– Непонятно выражаюсь? – вдруг психанул Санек.
– Нервный, – поделился впечатлением третий парень со вторым. – Видать, в детстве мало били.
– Ошибку детства можно исправить, – ухмыльнулся первый и вдруг с короткого и сильного взмаха завалил Санька на пол.
Санек на какой-то момент потерял сознание, и когда его опять поставили на ноги, невнятно спросил:
