Евгений Сухов - Разборки авторитетов
В субботу он, как говорится, предавался излишествам, перебрал спиртного и теперь, воскресным утром, валялся пластом. Стоило лишь пошевелиться, как сразу накатывала дурнота.
Короткие и резкие звонки ударили по перепонкам автоматной очередью. Междугородный, будь он неладен! Кто же это? Свои знают, что в воскресенье его можно беспокоить лишь после полудня.
– Слушаю, – бросил он в трубку, собравшись с силами.
– Я разговариваю с Михаилом Валерьяновичем Степашко?
Голова прояснилась мгновенно. Так к нему обращались только в отделении милиции, прежде чем защелкнуть на запястьях «браслеты». Он привык к своему погонялу, а привычка, как известно, вторая натура.
– Предположим. А ты кто такой?
– А я Варяг.
– Варяг?! – Пузырь задержал дыхание.
– Он самый! Нам нужно встретиться и кое о чем поговорить. Сегодня воскресенье. В понедельник приезжай в Тверь. Я тебя буду ждать в шесть вечера в ресторане речного вокзала. Вот пока и все. Да, вот еще! Тебе привет от Трубача! Ну, будь здоров.
Послышались короткие гудки. Пузырь положил трубку на рычаг.
Глава 45
Михаил Степашко, он же Пузырь, с Трубачом познакомился в известной московской тюрьме, куда угодил за вымогательство и рэкет. Смотрящим по тюрьме в то время был Трубач. Ему полагалась отдельная камера, он свободно расхаживал по длинному тюремному коридору в мягких тапочках и теплых трениках, с воли бесперебойно поступал грев, а на столе, кроме марочного коньяка и пшеничной водки, не переводились консервированные ананасы, до которых Трубач был большой охотник.
Вольготно жилось ему в тюрьме.
Ни для кого не являлось секретом, что Трубач был одним из тех, с кем начальник тюрьмы советовался по многим вопросам, в том числе и о судьбе некоторых арестантов. Этот тандем определял политику казенного дома. Зэки знали, что порой Трубач покидал камеру и где-то на окраине Москвы в компании с красивыми девушками предавался пьяному разгулу, стараясь хотя бы так скрасить бесцветное тюремное существование. Правда, потом пару дней он отлеживался, избавляясь от похмельного синдрома при помощи родного «Жигулевского» пива.
В эту тюрьму Трубач попал не случайно – таково было решение воровского сходняка. В последние годы там правил беспредел, и даже обычная «прописка» молодняка нередко принимала форму издевательства и заканчивалась для новичка трагически. Хуже всего было то, что первоходки сумели навязать тюрьме свой порядок. Здесь главенствовал сильнейший, а это было не по понятиям. Наглые, физически крепкие ребята посмели взять на себя роль присяжных и сурово судили новичков даже за невинные проступки.
Воры в законе всполошились лишь тогда, когда зараза беспредела этой тюрьмы перекинулась на другие тюрьмы – она стала одной из главных поставщиц петухов. В зонах для опущенных теперь отводились не углы около входа, как было прежде, а строились бараки. Кроме того, петухи-опущенные попадали в касту «отверженных» задолго до того, как им разъясняли тюремные традиции, а это опять было не по понятиям.
Петухов согнали в «пресс-хаты» – самая страшная выдумка тюрьмы. Угроза попасть в такую камеру развязывала язык самому дерзкому. В жерновах беспредела гибла молодежь, которая со временем должна была перенять традиции законников.
Этого воры в законе больше терпеть не могли – в «крытки» и зоны были направлены крепкие смотрящие и положенцы, которым давались неограниченные полномочия сходняка.
Разместившись в тюрьме, Трубач сразу же отменил прописку, пообещав сурово наказать за ослушание. Первым, кого он покарал, оказался блатной по кличке Слизень. Он осмелился опустить семнадцатилетнего пацана за то, что паренек не проявил должного почтения и наотрез отказался прописываться.
Узнав об этом, Трубач явился вечером в камеру и на веселое приветствие Слизня раздраженно отреагировал:
– Не слышу почтения в голосе. И что это за дурная манера обращаться к вору в законе по погонялу. Ну-ка, повтори по имени и отчеству!..
– Трубач… С каких это пор?.. Я ведь даже и не знаю твоего имени.
– Цыц! Паскуда, умолкни. Ты, хмырь зачуханный, чего требовал от первоходки-пацана, которого опустил сегодня утром? Ну-ка, мужики, у кого баб давно не было, повеселитесь с бывшим блатным!
Через пять минут Слизень стал рядовым петухом, а довольные зэки затолкали вчерашнего лидера под нары пинками.
Михаил Степашко появился в этой тюрьме спустя неделю после того случая. В камере, куда он попал, верховодил ворюга по кличке Штырь, наглый, сволочной мужичонка. Кинув взгляд на вошедшего верзилу, он подмигнул братве и заявил:
– Вот эта лошадка и повезет меня до параши.
Парень попытался оказать сопротивление, но когда Штырь все-таки запрыгнул ему на спину и, подражая седоку, ткнул пятками бока Михаила, понукая того следовать к двери, добродушный толстяк резво повернулся и опрокинул наглеца на парашу.
Штырь упал на нее всей задницей и, конечно, опрокинул. А когда поднялся, вонючий и мокрый, кто-то из мужиков заметил:
– Штырь, толстяк-то тебя до самой параши довез, как ты и просил.
Штырь повернулся к мужику и тихо, с расстановкой сказал:
– Тебе и этому борову не жить. Все равно убью, падлы.
– А ты словами-то не очень бросайся и голос на мужиков не поднимай. Не советую, – высказался степенный арестант лет сорока. – Чего хотел, то и получил. А если кого-нибудь из нас попытаешься тронуть, то тебе до суда не дожить… Скажем, что с нар свалился.
О новом парне на время позабыли, а он стоял, раздумывая, как следует вести себя дальше в этой непростой ситуации.
Трубач появился после отбоя. В новом спортивном костюмчике, гладко выбритый. Казалось, что он сел в тюрьму, чтобы отдохнуть от городской суеты и набраться сил, отоспаться.
– Ну чего, мужики? Значит, Штырь распорядился, чтобы этот толстяк возил его до параши?
– Распорядился, Трубач, будто он тут главный.
Трубач горестно вздохнул.
– Не узнаю тебя, Штырь. Что это на тебя нашло? Мне ли объяснять тебе, коренному обитателю тюрьмы, что за каждое оброненное слово нужно отвечать. Нехорошо, Штырь! Повел себя, как первоходка. Прекрасно ведь знаешь, что новичку нужно все растолковать. – Трубач ткнул пальцем в стоящего рядом Михаила Степашко. – И должен был сделать это ты. Как старший. Чтобы уберечь его от глупостей. Только после этого с него можно спрашивать. А потом, разве он козел, чтобы возить блатаря до параши?
Трубач говорил спокойно, но его сиплый голос в примолкшей «хате» казался колокольным звоном.
– Трубач, я всего лишь пошутил, – Штырь сделал попытку оправдаться.
– Пошутил?.. Что я слышу? Если бы ты точно так же пошутил с одним из нас, то уж, поверь мне, никто не оценил бы твоего остроумия. Почему его должен оценить новенький? Ты дважды грешный, Штырь. Первый твой грех – это беспредел, а второй – ты по горло нахлебался параши. Разберитесь с ним, мужики.
– Трубач…
– Я все сказал. – И Трубач потерял всякий интерес к Штырю. – А ты откуда, парень? – повернулся смотрящий к Михаилу Степашко.
– Из Питера.
– Из Питера?! – Лицо Трубача расцвело радостью. – Откуда именно?
– С Лиговки.
– Вот так так! – оживился Трубач. – Я ведь и сам с Лиговки! Знаешь что, парень, ты мне нравишься. Завтра я переговорю с Антонычем, чтобы тебя перевели ко мне. Какое у тебя погоняло?
– Пока еще никакого.
– Ага! Ну тогда… Пузырь! Будешь теперь Пузырем. Не обидно?
– Нет, – улыбнулся Михаил.
Позже Михаил Степашко частенько вспоминал этот день. Его обидчика, видного блатаря по кличке Штырь, тогда опустили, и этот эпизод остался в памяти навсегда.
В одном номере с Трубачом Пузырь прожил четыре месяца, а потом его по этапу отправили в марийские леса. Встреча с известным вором не прошла бесследно. От Трубача Пузырь успел перенять многое – умение завоевать уважение братвы, неторопливость и обстоятельность в суждениях. Он ловил себя на том, что порой сипел точно так же, как Трубач.
Но главное, что очень хорошо усвоил Пузырь, – это надобность быть жестким до жестокости и справедливым. Силой его бог не обидел, и теперь он не стеснялся применять ее при первой же возможности.
Глава 46
Звонок от Варяга явился для Пузыря полной неожиданностью. Но он отдавал себе отчет в том, что сложившаяся в Питере обстановка рано или поздно привлечет внимание Москвы. И вот пожалуйста! Он, конечно, готов встретиться с Варягом. Потолковать необходимо. Но почему именно в Твери? Хотя, если подумать, это и нейтральная территория, и спокойное место.
Утром в понедельник Пузырь в сопровождении трех «быков» выехал в Тверь.
Путешествие на машине до Твери было спокойным и приятным. Долговязый, его спутник и правая рука, не задавал лишних вопросов, а Пузырю тоже было не до бесед – он слишком устал на прошлой неделе и теперь отдыхал. В пути они сделали только одну остановку – размяться и отлить.
