Вор крупного калибра - Валерий Георгиевич Шарапов
Акимов скрипнул зубами:
– Ну так волкодавов звать надо, Николай Николаевич. Если это действительно он… А если не успеем?
– Погоди. У него при себе оружия наверняка нет, – заметил Сорокин. – Где он его хранить-то будет, не в библиотеке же? Тем более ее один раз уже обыскивали, он начеку. Стало быть, перед операцией он должен будет наведаться в свой тайник…
– В который он и наведался, – подхватил Акимов и, судя по лицу начальства, понял, что и оно об этом подумало. В пользу этой версии говорили два подстреленных оборванца.
– Стало быть, с немалой долей вероятности, оружие у него уже имеется.
– Взять под охрану «курятник»?
– Для этого надо вызывать людей, а это тоже время. И к тому же, если он нацелен на него, то, скорее всего, тотчас поймет, что раскрыт. Максимум, чем располагаем, – Остапчук. А его жалко. И Кадыра тоже.
Снова повисла вязкая, тяжелая тишина.
– Ну что, Акимов, стало быть, придется нам с тобой, – деловито констатировал Сорокин, – вариантов иных нет. Стреляет он, конечно, дюже гарно, но всех-то не перебьет, как считаешь?
– Патронов не хватит на всех, – в тон ему ответил Сергей.
– Хватит, – заверил капитан, – но момент со стрельбой смущает. Сам понимаешь. Что может быть хуже стрельбы в населенном пункте, да еще в детском учреждении – и это после того как и преступника-то мы вычислили, и характер его установили более или менее четко…
– Чего ж не четко, сколько времени работаем бок о бок, – невесело пошутил Акимов.
В дверь тихонько постучали.
– Кто там такой деликатный? – удивился капитан. – Войдите.
На пороге показалась Ольга Гладкова:
– Добрый вечер.
– Привет. Тебе чего? – без обиняков спросил Сорокин.
– Я тут к вам с предложением, – смущенно, но твердо отозвалась она.
– Прямо так? Излагай, только быстро.
На изложение плана у дисциплинированной Оли ушло пять с половиной минут. После того, как она закончила, оба офицера смотрели на нее во все глаза, как на неведомое науке явление. Наконец Акимов, позабыв о субординации, прямо спросил:
– Гладкова, ты с ума сошла?
– Разумеется, нет, – нетерпеливо огрызнулась она. – У вас, Сергей Павлович, болезнь какая-то, не иначе. Во всех сумасшедших видите. Вам не в розыске, а в психушке работать.
– О как, – пробормотал Акимов.
– Отбрито знатно, – признал Сорокин, – но я в данном случае поддерживаю сомнения товарища лейтенанта. Ты идешь к Вакарчуку, выманиваешь его в безлюдное место с тем, чтобы была возможность его задержать.
– Да, – просто кивнула она. – Я знаю, в чем вы его подозреваете, что у него есть оружие. А также знаю то, что другого плана у вас нет.
– Откуда…
Она так плотно сжала губы, что стало ясно: ничего не скажет.
«Ох уж этот Колька, мешок рваный, – помянул Акимов недобрым словом названного субъекта. – Или это девчонка – гений допросов?»
Ольга между тем продолжила, твердо и уверенно:
– У него ко мне особое отношение. Он не заподозрит ловушки. Допустим, мы выходим, идем в сторону станции или через парк – вам виднее, где безопаснее, и на просторе вы его вяжете.
– Гладкова, ты всего-навсего ребенок, – напомнил Сорокин.
– Если упустить время, могут пострадать такие же дети, а то и младше, – заметила Оля. – Что до моего возраста, то, если вы помните, и помладше меня партизанили, пускали поезда под откос. Что, по-вашему, мы тут все безрукие или вырожденцы? У нас враг на пороге, а вы тут разводите… демагогию!
Офицеры переглянулись.
– Ну что, товарищ Акимов? Умыла нас с тобой пионерия? – с улыбкой спросил Сорокин. – Мы тут, пни старые, тары-бары разводим, а они уже по-чапаевски, рысью марш-марш…
– Боевая девчонка, я это всегда знал, – кивнул Сергей серьезно, – но все-таки, может, как-то по-другому… могу я пойти.
– О вас и речи быть не может, – безапелляционно заявила Оля. – Он все немедленно поймет и вас раскусит. А если несчастье случится, то у него еще и ваш пистолет будет.
– Ну это еще кто кого, – проворчал Сергей, но Сорокин серьезно кивнул:
– Согласен. Здравая мысль.
– Ну а если пистолет я оставлю…
– А без пистолета, Акимов, не факт, что ты его одолеешь. Он, как тебя увидит, будет начеку, и, уж извини, мальчик он крепкий. – Николай Николаевич пожал Олину ладошку:
– Умница редкая, когда не дуркует. Давайте план прикинем.
– Только чур условие: Кольке ни слова! Он от одного имени сатанеет, а ему, сами знаете, нельзя.
– Слушай, Гладкова, тут недоразвитых нет, – нетерпеливо прервал капитан. – Давайте уже, времени-то в обрез…
* * *Лишь ближе к девяти Герман вернулся домой, ощущая себя взбухшим трупом, таким же неподъемным, грязным и воняющим. Поэтому первым делом, натаскав ледяной воды из колонки, как следует отмылся, переоделся в свежее и замочил гимнастерку. Мороз стоял отменный, не менее двадцати, но ему было плевать, главное – смыть с себя намотанное за сегодняшний вечер.
Ледяная электричка уже несколько подохладила жар ненависти и обиды, но последки все еще тлели.
Эта дрянь, старая кляча, гадюка, да как она вообще посмела? Попалась бы в другое время… а теперь жалко на такую падаль рыжую патрон тратить. А что говорила, как клялась! Хорошо еще, что свои планы строил, не опираясь на нее. Слова у этих тварей дешевые…
Тут он вспомнил вдруг, как попалась в руки жена вражеского командира – узнали ее свидетели, а после выяснилось, что в одной из хат ее муж скрывался. Жена – помнится, тоже рыжая была, белокожая, огонь, – после жесткого разговора поплыла: дайте, мол, время, пойду в хату, уговорю сдаться.
И ушла. Ждали долго. Послал одного под окна, тот вернулся и доложил: сидит за столом с «чоловиком»… Не меньше часу прошло, он, потеряв терпение, приказал швырнуть в окно гранату, и уже отправился второй выполнять, как грянул выстрел. Рыжую нашли в сенях, с простреленным виском и запиской: «Сдохни, сволочь! Чтоб я мужа
