Галия Мавлютова - Опер любит розы и одиночество
— Гюзель Аркадьевна, какими судьбами?
— Александр Васильевич, я нашла мокрушника. Дай твою машину, я хочу к деду съездить.
— Гюзель Аркадьевна, а он того, — Быков смущенно замялся, оглянувшись на дежурного, — он умер. Скончался. Дня три назад.
— Не может быть! — воскликнула я, не веря собственным ушам. Я стащила наушники и спросила: — У вас одно кладбище?
— Одно. Поедете?
Быков слишком хорошо знал мой характер, чтобы задавать риторические вопросы. Я молча кивнула Быкову и вышла на улицу.
Вот тебе и раз! Хотела раз в жизни обрадовать человека привалившими нечаянно миллионами, а его нет, скончался в одночасье.
— Что же ты, дед, не дождался меня? — уныло бубнила я себе под нос.
— Это вы проверяющая из ГУВД? — спросил водитель. Он незаметно подошел сзади.
— Я, я. Я — проверяющая из ГУВД, — подтвердила я и села на заднее сиденье служебной «Волги». — На кладбище!
— Куда?
— На кладбище!
«Волга» остановилась возле огороженного частоколом неухоженного погоста.
Почему в России не любят кладбища? Всегда на них царит запустение, размышляла я, ступая каблуками в глубокий снег. Клеши путались в сугробах, но одна тропинка оказалась протоптанной, и я побрела в поисках свежей могилы. Тропинка привела меня к сиротливому холмику, засыпанному замерзшей землей. Ни оградки, ни памятника, только унылый холмик возвышался над неуемным дедом, беззаветно любившим своего единственного внука.
В сущности, если бы не Иннокентий Игнатьевич, никто и никогда не вышел бы на Шерстобитова. С деда все началось!
Дмитрий Николаевич забеспокоился в первый раз, когда я выехала в Тихвин с проверкой. И ему пришлось замочить Николаеву, Телегина, потом Коровкину. А перед этим он убил Сухинина и распространил слух в городке, что наезд совершил сын директора автобазы.
Он боялся лишних свидетелей. Но он забыл о Крупине. Не придал значения столь мелкой личности. Но мелкая личность отдала должное Шерстобитову. Крупин дал показания против него и тем спас себе жизнь и свободу. Понятное дело, что Шерстобитов вошел во вкус, первая кровь придала ему куража, а потом потребовала еще и еще. Он не остановился бы на Шаповалове. Все равно нашел бы очередную жертву. Бог ему судья! Говорят, что Дмитрий Николаевич стер с лица улыбку, когда ему показали почерковедческую экспертизу. Злополучную записку написал он сам, собственноручно. Он долго искал эту записку, но она каким-то образом попала в руки Иннокентию Игнатьевичу. Вот ведь как бывает в этой жизни! Если бы с самого начала я сличила почерк Шерстобитова, а не Сухинина… Все было бы иначе! Но кто знал? А смеяться Дмитрий Николаевич отучится навсегда. Это точно! Смеется тот, кто смеется последним. Теперь мне надо смеяться, кончились мои слезы! Трагическое и смешное в моей профессии плотно переплетаются, и иногда не догадаешься, где трагедия и слезы, а где сатира и юмор.
Я присела на холмик и полезла в сумочку за сигаретами. Долго копалась среди многочисленных мелочей, отыскивая портсигар и зажигалку. Чтобы обнаружить затерявшуюся зажигалку, нужно было перетряхнуть все содержимое сумочки. Раскопать до самого дна.
У моей зажигалки строптивый характер, она всегда теряется в самый ответственный момент — когда сильно хочется курить.
Вдруг я наткнулась на что-то острое и удивилась: что бы это могло быть? Вытащив ярко-красный камень, я долго разглядывала его, не понимая, каким образом он оказался в сумочке.
Зажигалка нашлась. Я прикурила наконец-то сигарету, держа в руке диковинный камень.
Рубин переливался на зимнем солнце острыми гранями. Удивительная красота камня очаровывала и завораживала.
«Вот еще один мотив для совершения преступления», — думала я, любуясь необычным камнем.
Я подбрасывала его в руке, ощущая тепло, идущее изнутри камня. Если он пойдет по рукам, то принесет одни несчастья. Из-за него будут убивать, резать, травить, душить, расчленять…
Он станет камнем преткновения интересов и судеб. Если бы я знала, что он украсит прекрасную женщину, с чистой душой и ясным сердцем, я бы молилась на него. Но он достанется какой-нибудь алчной красотке с дьявольской душой. И она сделает из этой красоты фетиш. Символ богатства и преуспевания. Гори все синим пламенем!
Заметив в холмике небольшую щель, я швырнула туда камень. Прутиком забросала щель стылой землей. Выбросив сигарету в сугроб и загребая снег широкими клешами, я рысью помчалась к «Волге».
— В Питер! Гони! — улыбнулась я водителю, садясь на переднее сиденье.
— В Питер так в Питер, — водитель повернул ключ зажигания.
* * *У входа в управление толпились сотрудники отделов милиции из районов города и области. Все в форменной одежде, в белых рубашках. С трудом протиснувшись сквозь тесный строй борцов с преступностью, прибывших на очередное совещание, я, мысленно ругаясь и по привычке пфукая губами, проскочила мимо ленинской комнаты. После перестройки ленинская комната называется «зал для оперативных совещаний».
В кабинете меня встретило напряженное молчание. Буркнув что-то вроде «зд-рт-ст», я прошмыгнула за компьютер. Лучше сделать вид, что ничего не произошло. Все по-прежнему, я — не герой, не Александр Матросов, не Лиза Чайкина. Я обычная женщина со строптивым характером. Лучше дождаться похвалы молча, чем прыгать перед руководством в ожидании наград и подарков.
Юрий Григорьевич молча сидел за столом-монстром, ничего не делая и уставясь в противоположную стену. Иванов возился возле кофеварки. Пожалуй, из двух молчащих мужчин меня насторожил Иванов с кофеваркой. Кофе он обычно готовит после моих униженных просьб, выклянчивания и других ухищрений, к коим прибегают все представительницы женского пола, в том числе и я, подполковник, храбрая из храбрейших.
А тут как в лучших домах Лондона и Парижа. Пришла красавица на работу, а ей готов кофе — прямо в «постель», то есть на стол. Вот это сервис!
— Юрий Григорьевич, вы бы хоть меня похвалили, — я не выдержала напряженного молчания и первой вступила в диалог. — Я так старалась выполнить ваш приказ.
— Гюзель Аркадьевна, вы только не волнуйтесь, — полковник Деревяншин встал и нервно заходил по кабинету.
Что-то я не припомню у него такой скверной привычки — мерить шагами кабинет.
— Юрий Григорьевич, говорите прямо, что случилось? Отпустили Шерстобитова? Он сбежал? Отравился? Повесился на подтяжках в камере? Страшнее этого ничего не могу представить. — Я пошла спортивным шагом следом за Юрием Григорьевичем, меряя шагами кабинет. Шаг, второй, третий…
— Нет, он в «Крестах». Все в порядке. Сидит. Упакован по полной программе. — Юрий Григорьевич продолжал занятие по спортивной ходьбе по периметру кабинета.
— Тогда что? Что случилось? Кто-то умер? — В дубленке, с мокрыми брючинами от тихвинского кладбища, я мерными шагами ступала за полковничьими ногами.
— Никто не умер, все живы и здоровы. Гюзель Аркадьевна, приехал Алексеев из Нижнего Тагила, привез новости. — Полковник подошел ко мне и положил руку на плечо. — Новости он привез хорошие. Но для вас эти новости не очень приятные.
— Что он привез? Алексеев — мой брат навеки, мы с ним побратались. Он не может привезти плохие новости. — Я успокоилась и сняла дубленку.
На улице наступила очередная оттепель, и в нашем кабинете жарко, как в Турции.
— Алексеев задержал Лосева. Александр Васильевич Лосев дал показания на Шерстобитова. Раскололся вчистую.
— И хорошо! Это отлично, это гениально! Теперь Шерстобитову никакие адвокаты не помогут. — Я раскинула руки в стороны, желая объять весь мир.
Мне захотелось расцеловать полковника, Витю Иванова, Мишу Линчука… и весь питерский уголовный розыск разом.
— При задержании Лосев раскололся на калифорний. Оказывается, это радиоактивное вещество доставляли из Магадана на Урал, а уже оттуда в Питер Шерстобитову. Магаданскую группу «черных дилеров» вычислили полгода назад. И тогда Дмитрий Николаевич решился убрать Сухинина, потому что Сухинин работал вплотную с уральской и магаданской мафией. Шерстобитов испугался, что потеряет все, если на него выйдут. Шацман и Шерегес догадывались о его связях с преступным миром и пригрозили ему крутыми мерами. Крутые меры — это выделение уставной доли в бизнесе, и тогда все, полный крах. Шерстобитов получал за калифорний огромные деньги. На его счетах миллиарды за кордоном. Шерстобитов решил временно выйти из преступного бизнеса, чтобы не ссориться с партнерами. Но Шерстобитов не знал, что Лосев знает его в лицо. И он не знал, что Крупин давно держит его на крючке. Николаева на всякий случай предупредила Крупина, и он ждал, когда к нему придут сотрудники правоохранительных органов. Но самое главное — записка. Эту записку Дмитрий Николаевич искал. Но он не знал, что она случайно попала в руки деду Сухинина. На текущий момент Шерстобитов упакован надолго, счета его арестованы, имущество подлежит конфискации. Кстати, у него изъяты генеральные доверенности всех потерпевших. Он еще при жизни выколотил из них все права на имущество. Он хотел получить имущество потерпевших после того, как все успокоится. Шерстобитов был уверен, что на него никогда не выйдут.
