Светлана Шиловская - Замок на гиблом месте. Забавы Танатоса
Неспешный их диалог был прерван появлением Авдотьи Михайловны: она растерянно, с виноватым лицом вошла в комнату и развела руками, как-то по-простонародному — вероятно, сказалась былая берендеевская закваска — прошептала:
— Нету!
Глава пятая, в которой сюрприз следует за сюрпризом
— Чего нету, матушка? — не понял Михайло Яковлевич, терпеливо моргнув голубиными глазами.
— Ключа-а… — с ужасом протянула Авдотья Михайловна. — Я его давеча в комод положила, а сейчас глядь — ключа-то и нет!
В наступившем молчании — уже не первом за сегодняшний вечер — раздался ехидный смешок Кубацкого:
— Я говорил — дайте ключ мне!
— Матушка, а кто-нибудь видел, как вы ключ в комод клали? — посерьезнев, спросил Юрлов.
— Да, господи, никто… — неуверенно наморщила лоб княгиня. Она сейчас более всего напоминала нерадивую ученицу, всю ночь твердившую урок и от волнения перед учителем начисто забывшую его.
— Да как же никто, маменька! — не выдержала Даша. — Я вот видела, папенька видел…
— Понятно, — озадаченно потер лоб Юрлов и оглушительно чихнул, успев спрятать лицо в шарф. — А ты говоришь, Сергей Диомидович, беглый… Ключ-то, по-твоему, тоже беглый утянул?
— Бесовские это все проделки! — угрюмо пробасил все более до этого отмалчивавшийся отец Ксенофонт. — Уж извините, Аркадий Матвеевич, но я зрю в сем кару небесную, за прегрешения наши ниспосланную. На ремонт-то все лето уж обещали пожертвовать, а не дали до сих пор. Вот и господин Кубацкий вовсе просьбу мою отверг… А я ведь не для себя прошу! Вот диавол-то и разгулялся: и дождь наслал, и душу невинную погубил, и далее не остановится, пока не покаемся мы все и не признаем власть отца небесного!
— Да… — ядовито молвил Кубацкий. — Лихо, святой отец, ваш диавол по комодам-то шарит!
— Господа, не будем спорить, — умоляюще развел руками, словно бы изображая скульптурную аллегорию «Примирение», Аркадий Матвеевич. — Сейчас я пошлю Василия, и он взломает эту треклятую дверь, будь она неладна. А ключ, я уверен, найдется!
— Да ключ-то найдется, кто ж спорит, — пропел Скальцов, — только, боюсь, сейчас за этой дверью не все так, как было вчера…
Не желая вступать в дальнейшие словопрения, князь кликнул старика Василия, и все присутствующие, накинув на себя кто что смог найти, потянулись из залы наружу. «Ох, боюсь, совсем простыну!..» — закряхтел Юрлов, натягивая с рук услужливого Кашина видавший виды пыльник. Уже стемнело и, если не считать пары керосиновых ламп в руках дворецкого и Даши, можно было подумать, что все попали в какую-то ненастную преисподнюю, сама же процессия, облаченная в наспех найденную верхнюю одежду, унылостью и абсурдом происходящего напоминала языческие похороны с вооруженным топором и лампадою предводителем во главе. Подойдя к двери флигеля, Василий аккуратно поставил керосинку на пол и, согнувшись над замком, вдруг испуганно отпрянул, издав неопределенный звук. «Что там, что?» — нетерпеливо спросил замыкавший шествие князь.
— Ваше сиятельство, — растерянно промычал дворецкий. — А тут не заперто! — И в доказательство своих слов легонько подтолкнул чуть скрипнувшую дверь, которая, легко отворившись, словно бы пригласила всех желающих проследовать в темное нутро флигеля.
— Так, — лишенным каких-либо эмоций голосом тихо сказал Юрлов и, легонько отодвинув Василия в сторону и подхватив с пола лампу, прошел внутрь. Мужчины последовали за ним. «Боже милостивый!» — ахнул отец Ксенофонт, узрев то, что осветил неверный свет в руках Михайлы Яковлевича.
Анна сидела в кресле, уставив мертвые полуприкрытые глаза на вошедших. Шея и платье ее были залиты засохшей кровью, кровь была везде — особенно там, где я впервые застал ее лежащей на полу. Жутковатая, несколько кривая улыбка чуть искажала заострившееся лицо бедняжки, придавая общей картине леденящую кожу атмосферу дьявольщины — будто в подтверждение недавних слов священника.
— Всех прошу не проходить дальше! — скомандовал Юрлов, прервав всеобщее оцепенение. Приблизившись к покойнице, он молча осветил всю ее фигуру, особенно задержавшись на выражении ее лица и зияющей ране на шее, осторожно перешагнув через темную лужу, прошел к письменному столу, зажег еще одну лампу и, дождавшись, пока вся комната не осветилась достаточно ярко, осмотрелся.
— Эге, — внезапно произнес отставной судебный следователь, взяв со стола какой-то блестящий предмет. — А вот и нашлась пропажа Авдотьи Михайловны! — И торжествующе показал нам уже знакомый всем массивный ключ.
— Я так понимаю, что за ночь госпожа Шмиль немного сменила местоположение? — обернувшись, спросил он нас. Мы как завороженные разом кивнули.
— Господин управляющий, могу я попросить вас остаться? — мягко молвил Юрлов, жестом указывая остальным, что их присутствие здесь нежелательно. Неприятно пораженные увиденным, мы покинули сей мрачный чертог и, выйдя на крыльцо, уставились друг на друга.
— Вы, святой отец, просто провидец. Без сатаны здесь действительно не обошлось! — недобро пробурчал Кубацкий, шаря по карманам. — Черт, портсигар где-то оставил! Павел Владимирович, вы, кажется, курите?
— Прошу вас, — ошарашенный малоприятным зрелищем, механически протянул я ему свои папиросы.
— Вадим Викентьевич, Сергей Диомидович, Павел, умоляю, да что же там такое? — заранее испугавшись неизвестно чего, робко подергала нас за рукава /Даша.
— Да ничего особенного, если не считать того, что покойная, устав лежать на холодном полу, решила пересесть в кресло, — словно Вельзевул, выпустив струю дыма, с обычным спокойствием ответил за всех Кубацкий. Авдотья Михайловна, услышав такие слова, чуть вздрогнула и, закатив глаза, с легким стоном осела прямо на руки Скальцова. Мы, побросав папиросы, подхватили сомлевшую даму и со всеми предосторожностями перенесли ее назад в залу, уложив на мягкий диван. Даша, на удивление, сохранившая самообладание, бросилась за нашатырем, и через минуту княгиня уже, затрепетав короткими ресницами, открыла глаза.
— Вадим Викентьевич, скажите, ради бога, я ослышалась? — слабым голосом спросила бедная Авдотья Михайловна.
— К сожалению, нет, — усмехнулся Кубацкий, противу обыкновения налив себе довольно большую порцию водки и не спеша процедив ее в несколько глотков сквозь сжатые зубы. — Правда, полагаю, что это — проделки того же черта, так ловко проследившего, куда вы столь тщательно спрятали ключ!
— А положеньице-то у нас неважное, — задумчиво глядя в темное окно, высказался Скальцов. — Кто-то, похоже, расшалился не на шутку… Я, по крайней мере, не могу найти всему происходящему внятного объяснения.
— Что, Сергей Диомидович, я так понимаю, что ваша гипотеза о безумном беглом мужике оказалась несостоятельной? — не смог я отказать себе в удовольствии подъегорить самоуверенного чиновника.
— По всему выходит, что так, — с неудовольствием посмотрев на меня, согласился Скальцов. — Только в толк взять не могу — вы-то с чего радуетесь? На вас на первого падает подозрение!
— С того и радуюсь, что терпеть не могу, когда умный человек несусветную ересь доказать пытается… Вы же ведь умный, Сергей Диомидович? А что тогда свою точку зрения навязать все пытаетесь? Может, вам сие не без выгоды?
— Это что же выходит? — растерянно, словно очнувшись от забытья, вопросил Аркадий Матвеевич. — Что убил кто-то из нас?
— Именно, милейший князь, именно так! — развеселился Кубацкий, все еще механически хлопая себя по карманам в поисках портсигара. — Либо ваше поместье стало пристанищем для загадочного монстра, неизвестно где скрывающегося и откровенно забавляющегося с нами, — но это, сами понимаете, вряд ли!
В дверях тем временем показались Юрлов и Шмиль — последний выглядел просто ужасно, я даже всерьез подумал, что неплохо бы кому-нибудь озаботиться его здоровьем, видно, метаморфозы с телом убиенной добили старика окончательно. Михаил Яковлевич, размышляя о чем-то, погрузился в кресло, помолчал с пару минут, обведя всех хитренькими глазками, крякнув, взъерошил редкие седые волосы и объявил:
— Господа, дело оказалось серьезней, чем я изначально предполагал! Как показал досмотр личных вещей убитой, ничего не пропало — стало быть, предположение о разбойном нападении с целью грабежа, увы, отпадает. Надеюсь, всем понятно, что это означает?
— Не совсем, сын мой! — побагровел вдруг отец Ксенофонт. — Потрудитесь объяснить, в чем вы меня подозреваете?
— Пожалуйста, батюшка, — с неизменной кротостью ответил Юрлов. — Вы, равно как и господа Кубацкий, Беклемишев и Скальцов, находитесь под подозрением моим в совершении убийства девицы Шмиль, ибо ничем не можете подтвердить причины своей отлучки во время обеда. Кстати, — всем пухлым телом развернулся он в кресле к Кубацкому, — Вадим Викентьевич, уж не ваш ли это портсигар?
