Татьяна Степанова - Сон над бездной
«Что вы за человек? Сами-то вы что за человек такой?» – это едва не вырвалось у Мещерского. Но он промолчал. Естественно, он промолчал!
– Кроме жены Шерлинга, еще кто-то к вам обращался?
– В смысле вспомоществования в любовных делах? А как же! Да вот, не далее как вчера ночью Злата… После сами понимаете какой сцены в спальне. Между прочим, тот же самый возраст – бальзаковский. Чуть-чуть моложе, но пять лет роли не играет. Сатанеют бабы в таком возрасте, с катушек их срывает.
Кравченко вспомнил, как билась в руках Гиза полуголая, сраженная ревностью Злата, как рвалась в спальню Богдана. Вспомнил и ее босоножки «от кутюр» в глине. В таком состоянии она могла решиться на все, вплоть до убийства…
– Какой же колдовской способ вы посоветовали ей? Тоже краденую свечу?
– Нет, здесь свечка проблемы бы не решила. Тут требовалось другое. Пойти на рассвете в лес, найти боярышник. Сломать прут, непременно с самого верха куста. Я это называю – умри, но дотянись до нужной ветки. С восточной стороны куста этой веткой надо начертить круг, встать в него лицом к востоку и произнести заклинание. Потом воткнуть прут в центр круга, пригвоздить сказанное и уходить из леса не оглядываясь. Что б там ни мерещилось, оглядываться нельзя ни в коем случае, иначе пропадешь.
– И вы все это рекомендовали Злате Михайловне? – спросил Мещерский.
– А я всегда только рекомендую. Выбор остается за теми, кто ко мне обращается.
– И что же… она последовала вашей рекомендации?
– Я не знаю, я ее пока сегодня об этом не спрашивал, она мне не говорила. Видите же, какие события, не до этого.
– Неужели все это серьезно? Неужели женщины верили всему этому суеверному вздору? – Мещерский повысил голос.
А Кравченко снова вспомнились испачканные глиной босоножки Златы. Куда она бегала на рассвете? Ломать ветку боярышника? Колдовать в лесу, чтобы вернуть племянника-любовника? Или же устраивать ему на лесной просеке засаду с помощью шнура от французских штор? Какое из этих абсурдных предположений верно? Какому вздору верить?
– По-вашему, они верили во все это? – повторил Мещерский.
– Вера, суеверия… Молодые люди, это все слова. Вы, наверное, под ними на самом деле подразумеваете вот что: эти люди, они просто не могут вести себя подобным образом, потому что они очень богаты, у них много денег. Их статус вроде бы не позволяет им вести себя вот так, – Гиз усмехнулся. – Я уверяю, вы ошибетесь, если будете так думать. Количество денег не влияет на наши врожденные склонности. На наши исконные инстинкты. А склонность быть суеверным – она и есть инстинкт. Она у некоторых из нас на уровне генов, возможно, у большинства. И не важно, кто мы, какой у нас общественный статус, какое образование, какой счет в банке. Я знаю некоторых очень влиятельных бизнесменов, которые любые свои поступки – вплоть до поездки в гольф-клуб – тщательно сверяют с ежедневными астрологическими прогнозами. И остаются дома, если прогноз неблагоприятный. Знаю банкиров, которые прилежно, как школьники, вечерами посещают оккультные эзотерические кружки. У меня немало клиентов в Америке – очень состоятельных леди и джентльменов, которые готовы верить в самое невероятное. Магия вуду в Америке уже не в моде, приелась, надоела, там теперь делают ставку на Старый Свет, больше верят цыганским гаданиям, славянскому ведовству, румынским заговорам, карпатским легендам, народной медицине. Это ново, неизбито, экзотично, а потому и внушает больше доверия тем, кто ищет решение своих проблем не здесь, а там.
– Где это там? – спросил Кравченко.
– Там. На той стороне. Или, если хотите, по ту сторону. Между прочим, девочка ко мне тоже обращалась за помощью.
– Маша?
– Да, и, насколько я понял, Богдан, бедняга, и тут преуспел. Она любила его.
– Какой же магический способ вы предложили ей?
– Я предложил ей один ритуал. Она отказалась.
– Почему?
– Условия не подошли, смутили ее. По правилам она должна была участвовать в нем в неглиже. Олицетворять собой прародительницу Еву. Я же должен был представлять Адама, тоже, сами понимаете, в каком виде. – Гиз смотрел на свою руку. Сжал ее в кулак. Потом медленно разжал. Красивая была рука, сильная. – Обряд довольно сложный, очень древний, весьма натуралистичный, не очень, извините, чистоплотный, напрямую связанный с культом плодородия. Кроме вина и меда, потребовались бы кровь и сперма. Ну, девочка и дрогнула. Родители ее воспитали, как в старину говорили, в строгости и целомудрии.
«Он пытался затащить Машу в постель, – подумал Мещерский. – Но зачем он нам-то все это говорит? Это же сведения не в его пользу».
– Вы же меня об этом спрашиваете, – Гиз словно угадал его мысли. А может, подслушал?
– А что вы нагадали Богдану? – спросил Кравченко. Этот вопрос он хотел задать «колдуну» с самого начала. – Помните, вы тогда упоминали про старое цыганское гадание?
– Вам кажется, что это сейчас важно? Вот сейчас, в данный момент? – Гиз смотрел на него с искренним любопытством, словно изучал.
– Да, мне кажется… я хочу знать… ну, мне просто интересно.
– Интересно? Ну да, все правильно. Так и должно быть, – Гиз словно услышал подтверждение, которое и так знал. – В тот раз прогноз для него был не слишком удачным. Старое цыганское гадание не щадит. Я провел соответствующий ритуал и получил ответ: Богдану было сказано, что он не доживет до двадцати шести лет.
– Что он умрет?!
– Да, умрет. И причиной тому будет мотоцикл.
– Но он же постоянно на нем ездил! – воскликнул Мещерский. – Утром, вечерами, в любую погоду. Говорил, что это у него такая привычка.
– Привычка появилась сразу после ритуала, молодые люди.
– Вы объявили Богдану, что он скоро умрет и причиной тому будет его мотоцикл? – медленно переспросил Кравченко.
– Я получил такой прогноз, – Гиз смотрел в окно. – Что же тут сделаешь? Богдан… я склонен думать, что он поверил мне сразу, хотя и назвал все это чепухой. И лучшим тому доказательством стали эти его каждодневные поездки. Он бросал вызов судьбе. А это, молодые люди, высшая степень веры и испуга.
– Что же вы почувствовали сегодня, когда стало известно, что он погиб, что ваш прогноз оправдался? – спросил Кравченко.
Губы Гиза тронула улыбка.
– Помните наш разговор на галерее? – спросил он после долгой паузы. – Вы наверняка не забыли его, хоть и зовете теперь все, о чем мы тогда говорили, «разными небылицами».
– А что же это, если не небылица? Сказка о договоре со смертью? – воскликнул Мещерский.
– Не сказка, нет, просто история возвращения человека оттуда, с той стороны. И цена, которая за такое возвращение должна быть уплачена. Тут у нас уже кто-то платит по счетам, молодые люди. Договор с прекрасной дамой по имени Смерть по-прежнему в силе. Время сделало круг, события повторяются. То, что уже было полвека назад в этом замке при графах Шенборнах, теперь…
– Повторяется при господах Шагариных и Лесюках – новых хозяевах жизни, это вы хотите сказать? – резко спросил Кравченко.
– Что же вы кричите на меня? – Гиз усмехнулся. – Я понимаю, у вас тоже нервы, но надо держать себя в руках.
– Ответьте на мой вопрос.
– Я уже ответил.
– Вы считаете, что убийства каким-то образом связаны с той старой легендой?
– Они напрямую связаны с его возвращением оттуда, – сказал Гиз. – Для меня это очевидно.
«Он ненормальный. Мы разговариваем с шизофреником, – подумал Мещерский. – А вот еще кто-нибудь тут в замке догадывается, что колдун – просто шизофреник? Елена Андреевна что-то такое про него говорила… А у здешней милиции и прокуратуры таких версий не возникало?»
– К сожалению, люди с трудом верят в очевидное. Вот же говорят им, что ночью во дворе замка видели упыря, – Гиз улыбался, он снова будто угадал чужую мысль. – А они не верят, увольняют бедного парня, обзывают его лжецом, сумасшедшим.
– Тогда, перед убийством Лидии Антоновны, вы так неожиданно появились здесь. Вы говорите, что приехали к Шагарину. Какое у вас к нему дело? – спросил Кравченко.
«Сейчас, как же… Так он, шизофреник, оккультист, тебе и скажет. Разбежался». – Мещерский вздохнул.
Гиз щелкнул зажигалкой, закурил.
– Мне нет смысла скрывать, молодые люди, от вас и от кого-либо еще, – голос его звучал совершенно буднично. – Я ехал к Петру Петровичу Шагарину потому, что у него было послание ко мне.
– От кого? С того света, что ли? – брякнул Кравченко.
– Я всегда приветствую здоровую иронию, но сейчас она неуместна. Мы же, кажется, ведем серьезный разговор. По крайней мере, вы сами этого хотите. А я иду вам навстречу. М-да… а второй причиной моего приезда сюда было то, что я просто хотел на него взглянуть. Очень ли он изменился, вернувшись. В каком состоянии его разум, интеллект. Ведь нам с ним теперь долго придется существовать вместе, рядом.
