Мартина Коул - Малышка, пойдем со мной...
— Конечно, торгует моей матерью… Да провалиться мне на этом месте, если я пойду и пожму ему руку!
Джоани обреченно закрыла глаза.
— Успокойся, сынок. Я не заслуживаю этого, ты и сам это знаешь.
Ее голос был тихим, в глазах стояла боль от прозвучавшего оскорбления, хотя слова Джон-Джона были правдой.
— Подумай о выгодах и заработках.
Джон-Джон хлопнул о доску утюгом.
— Я что, похож на сутенера? Скажи-ка мне, мама, на милость?!
Джоани поняла, что сморозила глупость, и теперь сожалела, что вообще затеяла разговор.
— Совсем не похож. Я только передала его слова, и все. — Она уже кричала на него.
— Впредь не делай этого!
— Ты мог бы преуспеть, работая с ним. Ему нужен человек с головой на плечах…
— Я ему совсем не нужен. Что бы ты обо мне ни думала, я не торгую женщинами!
— Заткнись, Джон-Джон, ты мог бы неплохо заработать с…
Он резко оборвал ее.
— Я знаю, мама, у меня больше недостатков, чем достоинств, но это не значит, что я — сутенер. Или мой отец был им? А? Только о нем никому не известно, правда? Даже тебе!
Он понимал, что зашел слишком далеко, и тотчас пожалел о сказанном.
— Мама, зачем ты изводишь меня? Ты же знаешь, как я отношусь к таким, как Пол.
Джоани вышла из кухни без ответа.
Джон-Джон продолжал гладить платье Киры, но думал совсем о другом. Он не мог прийти в себя. Сам факт, что мать посчитала, что он будет обдумывать предложение этого мерзавца, выворачивал душу наизнанку, хотя и нетрудно было догадаться, чем руководствовалась его мать.
Чашка с кофе Джоани по-прежнему стояла на столе. Он отнес ее в спальню.
— Вот, мама. Выпей и поспи пару часов.
Она печально улыбнулась ему. Теперь она выглядела старой и изможденной.
— Извини, Джон-Джон.
Он ерошил ей волосы, будто она была ребенком, а он — взрослым.
— Ничего, мамочка, ничего.
Оба понимали, что это не было извинением за проявленную твердость.
* * *— Шевелись, толстый ублюдок!
Джозеф Томпсон наблюдал, как сын делает тщетные попытки заварить чай. Огромная масса сильно затрудняла исполнение этой миссии в ограниченном пространстве кухни. Томми обливался потом: было слишком жарко для человека таких размеров. Он выглянул из окна кухни и увидел детей, идущих в школу. Он почувствовал, что сзади стоит отец, и вздрогнул.
— Посмотрите-ка на них: маленькие девчонки разодеты, как дешевые шлюшки. Тебе интересно, да?
Томми было неприятно это слышать, но он, не повысив голоса, сказал:
— Я смотрю на них не поэтому, и тебе это известно. Просто мне нравится, как они непринужденно болтают, как хорошо проводят время, только и всего.
Джозеф презрительно усмехнулся.
— Ясное дело! Давай заваривай чай, толстяк! Через минуту мне на работу. Бутерброды готовы?
— Они в холодильнике.
Больше между ними ничего не было сказано. Спустя десять минут отец ушел, даже не попрощавшись. Томми неуклюжей походкой прошел в свою спальню и с трудом выдвинул ящик из-под кровати. Открывая его, он улыбался.
Ящик был заполнен куклами Барби. Некоторые были одеты, почти у всех не хватало головы. Под куклами лежал набор костюмов и аксессуаров — все, что нужно для того, чтобы всегда быть в форме: от потрясающих розовых мини-платьиц до изящных сумочек и сапожек. Но Томми обнаружил, что они мокрые, и, почувствовав запах мочи, понял, что произошло. Это было уже не в первый раз и уж точно не в последний.
Подавив рыдание, он принялся укладывать кукол в ящик, а костюмы, наоборот, вытащил, чтобы постирать. С его бровей обильно струился пот. Томми стер его мясистым кулаком, смахнув заодно и слезы.
Устанавливая на место головы, он неустанно бормотал одно слово: «Ублюдок».
Кира и Бетани сидели на лестничной площадке и хихикали. Они играли в «резиночку» и были вне себя от счастья.
В отличие от Бетани Кира играла впервые, и игра ей нравилась. Бетани же хотела остынуть и покурить.
— Послушай-ка, пойдем в библиотеку! — предложила Кира.
Подруга с сомнением покачала головой:
— Ты думаешь, это логично? Две школьницы в библиотеке в разгар занятий?
Кира вновь захихикала.
— Об этом я не подумала.
Прыгая, они слышали, как по радио передают лучшие песни. Они не переставали шутить, черпая вдохновение в том, что никто из взрослых не осмелится сдать их матерям. Это сулило бы большие неприятности.
— Пойдем в парк.
Бетани покачала головой и зажгла еще одну сигарету, затем втянула в себя мятный дым и попыталась сделать круги.
— Хочешь подымить?
Кира покачала головой.
— Нет, спасибо, не люблю курить.
Но тут открылась дверь, и высунулась голова Томми.
— Что вы здесь делаете?
У Бетани всегда был готов ответ.
— А как ты думаешь?
Томми оглядел ее: вид был не из приятных, но, одарив девочку ясной улыбкой, сказал:
— Хотите чаю?
Девочки переглянулись и ухмыльнулись.
— С удовольствием!
Хихикнув по случаю приглашения со стороны взрослого, они перешагнули порог его квартиры.
* * *Пол издали заметил кудри Джон-Джона и посигналил ему. Джон-Джон сделал вид, что не услышал, продолжая путь к приятелю. Его карманы были полны «колес», он думал над тем, как бы бросить их поскорее. После сумасшествия девяностых годов цены на «колеса» резко упали. Лет пять назад он получил бы за партию приличные деньги, сбывая таблетки по 25 фунтов за штуку, однако теперь он был рад и 500 фунтам за тысячу.
Тем не менее он все-таки зарабатывал на жизнь, и это было главное.
К тому же он должен был решить еще один важный вопрос и собирался сделать это, прежде чем перейти к делу.
Он толкнул дверь квартиры Карти и крикнул:
— Это я.
— Заходи, дружище!
Карти возился на кухне, готовя партии крэка. Запах был тошнотворным, но в основном из-за переполненного мусорного ящика и нечищенной раковины.
Карти был бледным, и это обеспокоило Джон-Джона. Он еще понимал людей, принимающих таблетки с серотонином, но крэк… Это чудовищно! Кайф продолжается недолго, а после него наступает глубокая депрессия. Травка, по крайней мере, делает человека счастливым, располагая к общению, пусть и не совсем адекватному. Но лучше уж пребывать в мире счастья, чем в аду собственных навязчивых мыслей.
В прошлом Джон-Джон и Карти баловались кокаином и, взбодренные им, вели бессмысленные беседы, которые им самим казались верхом интеллектуальности. Но с тех пор как Карти подсел на крэк, он изменился. Кокаин — это так, шутка, это все понимают. Но крэк… Теперь вся жизнь Карти шла под откос, и именно об этом хотел поговорить с ним сегодня Джон-Джон.
— Слишком рано, даже для тебя, не так ли?
Карти вздохнул.
— Отцепись, Джон-Джон. Не учи меня жить, прошу тебя.
Он был раздражен.
— Карти, ты мой друг, но посмотри, как ты изменился за последнее время. Выглядишь хуже покойника и соответственно ведешь себя.
Карти проигнорировал слова Джон-Джона, вместо этого он отмеривал уже готовый порошок, задерживая дыхание и предвкушая то, что произойдет. Трубка с крэком валялась на столе, и Джон-Джон дотронулся до нее. Она была еще теплой, и он понял, что на сегодняшний день Карти полностью выключится.
— У тебя есть эс? — спросил Карти.
— Ну, есть. Кому он нужен?
— Марки Моргану. Он, кстати, оставил кое-что для тебя в морозилке. Хочет, чтобы ты сбыл дурь поблизости от его дома.
— Он слишком многого хочет. Позвони ему и скажи, чтобы он приехал сам, или я отвалю вместе с наваром. — Джон-Джон открыл пиво и стал пить, после чего сказал: — Вот наглец, да?
Но Карти уже погрузился в свой мир. Джон-Джон обвел взглядом грязную кухню. Она была полна штуковин, предназначенных для приготовления крэка, и оттого раздражала его еще больше. Джон-Джон понимал, что его могут накрыть за сбыт наркотиков, и, если это произойдет, он как-нибудь выкрутится, но он бы умер от стыда, если бы его застали за изготовлением крэка. По его понятиям, крэк был равнозначен смертельному приговору. Он не стал бы продавать эту дрянь даже самым отпетым наркоманам, которые заслуживали этой отравы. Нужно иметь какие-то принципы, и он полагал, что у него они есть, так как он в основном занимался легкими препаратами.
Вынув из холодильника еще одну бутылку пива, он окликнул Карти. Когда тот повернулся, Джон-Джон несильно толкнул его. Карти, однако, рухнул как подкошенный. Джон-Джон пнул его ногой, а затем стал бить, пока тот не затих. После этого он обыскал квартиру и забрал все имеющиеся деньги; вместе с деньгами он прихватил кое-какие наркотики посерьезнее. До крэка он не дотронулся. Карти понадобится взбодриться, когда он придет в себя. Джон-Джон ясно дал ему понять: дружба закончена.
— Я ведь тебя предупреждал, холера, — пробормотал он.
